Ловушка горше смерти - Климова Светлана. Страница 61

Лишь на секунду он оторвался от нее, чтобы запереть дверь, и уже легко нес ее на руках, прямой, с мерцающим в темноте торсом, к невидимому ложу…

До рассвета он никуда не ушел, и они были как два молодых сильных зверя — такого у Лины с мужчинами еще не происходило. На рассвете Алексей задремал, и она смотрела на его лицо — красивое, спокойное, совершенно юное, нежно улыбаясь его и своей молодости. Помнится, очень хотелось пить и саднило кожу лица и плеч. Однако, едва Лина собралась пойти в ванную, ее остановил тихий, но твердый стук в дверь, заставив придвинуться к Алексею. Он мгновенно открыл глаза и покачал головой. Затем обнял ее, прижался — уже знакомо и, пока стук не умолк и не удалились тяжелые шаги, любил ее медленно-медленно.

Лина с пронзительной ясностью помнила, как на ее шепот, что пора уходить, Алексей взглянул на часы, которые лежали на тумбочке, сказав: «Пять», встал, мгновенно оделся, уже у двери обнял ее, голую и дрожащую, и безмолвно исчез в коридоре. А она повернула ключ, натянула трусики и лифчик, поверх них свитер и сейчас же уснула. В семь ноль пять за ней пришли.

И посейчас в ней жило воспоминание о том, сколько покоя и силы было в ней в то утро. Как она медленно и тщательно приводила свое лицо в порядок, уложив волосы феном, который взяла из сумки Леночки. Потом они вдвоем с сонной, осипшей и опухшей Светланой сидели в столовой. Молчаливый изможденный старик принес им завтрак. Девочек все еще не было, и Лина, накинув пальто, вышла в парк через уже открытую дверь вестибюля, взглянув мельком на окно, где вчера пряталась за шторой от Науменко.

В парке было безлюдно, где-то опять жгли костры. Лина побродила, немного посидела на бревне около застывшего маленького пруда, на поверхности которого плавали бурые пятилапые листья и сухие ветки… Возвратившись в дом, она столкнулась в коридоре второго этажа с Алешей. Он шел с каким-то белобрысым парнем, оба были в одинаковых кожаных куртках. Но Лине даже и в голову не пришло попытаться остановить Коробова, потому что он мельком взглянул на нее и отвел глаза, как бы велев ее вспыхнувшей радости затаиться.

Однако острое чувственное возбуждение не покидало Лину вплоть до самого отъезда. Она словно знала, что еще раз увидит его. Пока же они вновь танцевали с девочками, теперь уже в маленьком просмотровом зале, где на сцене позади белело полотно экрана, — все пять номеров, затем бледный Стасик пел, а Инга напоследок отработала свой стриптиз… Время для Лины текло медленно… какой-то обед, сборы в дорогу, большой грязный и холодный автобус, где вновь, как накануне, сошлись все семеро плюс грузный усталый шофер и теперь возвращались в чужой город. Но рядом с ней сидел — совсем близко — Алеша Коробов.

Он сказал, что его отпустили, потому что завтра у него выходной.

— Как тебя зовут? — наконец спросил он. — Где тебя найти в Москве? Ты классная…

Потом, когда в гостинице девочки оставили их вдвоем, он даже не захотел подождать, пока она снимет одежду…

"Хватит, — сказала себе Лина, — что толку мучить себя мыслями об этом человеке? Был — и исчез навсегда. А разве случается иначе? Ей повезло, и только — иным женщинам и не снилось, чтобы можно было желать умереть рядом с мужчиной… Не будет больше, и не нужно совсем. Никто не думал. И Марк не нужен, а себе она отвратительна…

* * *

— Что ты напридумывал, Марк? — спросил Дмитрий, медленно прошагав к двери своего рабочего кабинета и плотно ее прикрывая. — Почему именно сейчас ты решил завести разговор о завещании?

— Мне это следовало сделать еще раньше, когда у меня собралась первая сотня тысяч, — улыбнулся Марк. — Все солидные семейные люди так поступают. И тебя, как моего адвоката, это не должно удивлять…

— Не люблю я, когда ты в таком настроении, — сказал Дмитрий. — Хорошо.

Если ты все-таки настаиваешь, давай побеседуем, а затем я займусь бумагами.

Итак?

— Митя, «Испытание огнем» останется у тебя. Ты присутствовал при экспертизе и знаешь, во что может быть оценена эта работа. Стоимость ее будет расти с каждым годом и через двадцать лет обеспечит моего сына и всех его потомков. Ты знаешь, как технически оформить наследование, но должен мне пообещать, что только в крайнем, самом чрезвычайном случае ты расстанешься с этой работой, не передав ее мальчику. У меня будет сын, мне сообщил врач Лины.

— Так! — Адвокат хмыкнул. — Малыш унаследует нечто, что должно обеспечить ему безбедное существование и о чем не должен знать никто, кроме нас двоих. То есть даже его мать?.. Понятно… В таком случае вместе с твоим завещанием я составлю и собственное.

— Безусловно, — произнес Марк без тени улыбки. — Ты сам знаешь, как оформить это единственно верным образом, чтобы младший Марк никогда не имел материальных проблем. И место для долговременного хранения картины ты подыщешь уже завтра.

Адвокат кивнул.

— Это первое, — продолжал Марк. — Второе: я был вынужден продать почти весь основной фонд. Но несколько работ — я укажу какие — ты заберешь себе. Они твои. Кроме того, один пункт в завещании касается и тебя. Это помимо опеки…

Деньгами же, полученными от продажи коллекции, мы распорядимся следующим образом…

— Ты и мое будущее намерен обеспечить?

— Митя, — сказал Марк, — довольно шутить! По поводу твоего будущего я не беспокоюсь, в особенности если ты наконец найдешь время, чтобы жениться. В остальном же ты и без меня не пропадешь… Далее: первым пунктом необходимо поставить немедленную выплату Полине Андреевне, моей жене, пяти тысяч долларов.

Это помимо наследования всего недвижимого имущества, а также содержимого моего сейфа, в котором находится некоторая наличность, сберегательные книжки на предъявителя и моя любимая авторучка. Кроме того, ты обязуешься на тех же условиях выплачивать ей по тысяче долларов ежегодно на содержание ребенка вплоть до его совершеннолетия. Затем он вступает во владение картиной.

— Это все? — спросил адвокат.

— В общих чертах такова моя последняя воля. А пока, так как я еще не собираюсь на тот свет, мы поедем с тобой ко мне и слегка обмоем совершившийся факт. Лина там собиралась изготовить нечто довольно аппетитное, судя по ее скупым намекам. Затем ты получишь кейс с наличными… Так сказать, на десерт.

— Заманчиво, — произнес Дмитрий Константинович. — Однако у меня здесь еще пара посетителей, так что я прибуду непосредственно к обеду, а ты предупреди жену, что ожидается гость. Как она себя, кстати, чувствует?

— Отлично, — сказал Марк, вставая. — Мы все трое превосходно себя чувствуем…

За обедом у Марка адвокат, благодушно оглядывая накрытый стол, пустился в воспоминания о том, как впервые увидел Лину на сцене. Они втроем расположились в просторной кухне, задернув полупрозрачные серо-дымчатые шторы, но солнце, клонившееся к западу, все равно заполняло весь объем помещения. В этом рассеянном свете по-особому было заметно каждое движение изменившейся фигуры женщины; и как только Лина утвердилась за столом, адвокат сейчас же сообщил, что в свое время она поразила его именно сосредоточенной задумчивостью лица.

— Лина показалась мне необычайной танцовщицей. О чем она думала во время танца, не представляю, но это никоим образом не соответствовало ее движениям. Помню только, что происходило что-то замысловатое, в духе несколько стилизованного фламенко.

— Где это было? — спросила Лина, оживляясь.

— В одном клубе, — адвокат назвал адрес, — я приехал к директору этого заведения в связи с уголовным делом, в котором был замешан руководитель одного из кружков. Директор, сказали мне, находится в зале с какой-то комиссией. Я потопал туда и обнаружил голую пыльную сцену, а в зале коллегиум важных теть и дядь, которые взирали на полдюжины девушек в коротких черных юбочках и трико.

Среди них как раз и была Лина. Вы там эдак стучали каблуками — с прямыми спинами и вздернутыми подбородками. Ты была повыше остальных, и, подойдя почти вплотную к сцене, я сразу выделил твое лицо: строгое и немного брезгливое.