Венера. Переплетая обрывки жизни (СИ) - verdes De ojos. Страница 29
Пока мы отсеивались от одной группы гостей к другой, я отчетливо представила себя мелкой рыбёшкой, которой чудом удаётся лавировать между скопищами акул.
— Да, она преподавала в студии танцев…
— Нет, она не успела окончить университет по семейным обстоятельствам…
— Да, я познакомила их с Феликсом…
— Безумие, правда? Я его тоже раньше таким не видела. Он впервые влюблён.
— Что вы, она просто мучается от аллергии, поэтому так исхудала. Это сезонное. Скоро пройдёт…
Пока я изображала из себя инфузорию — туфельку, Роза отвечала на многочисленные вопросы, а мне оставалось слабо улыбаться и кивать.
Ну, начнем с того, что это была не студия танцев, а обычное помещение, которое арендовала не я одна. В университет я никогда не поступала по тем же семейным обстоятельствам. Единственная правда среди вороха лжи — Роза действительно была причиной нашего с Феликсом проклятого знакомства.
Итак, полвечера пройдено, а среди гостей все так же висит неотвеченный вопрос: что за семейные обстоятельства вынудили меня «бросить» образование и как это связано с отсутствием отца и брата на свадьбе?
— Жаль, что твоя мать так быстро уехала. Почему она не осталась подольше?
Фальшивый вежливый тон дамы уж никак не вязался с ядовитым выражением лица. Как мне объяснила Роза, это лицо принадлежит матушке Наны, которая свирепее остальных не может простить мне «куш», предназначенный судьбой её доченьке, во что она свято верила последние 20 лет.
— Дорогая, ну что ты. Не смущай девочку. Ты же знаешь, что её матери нужно ухаживать за неуравновешенным мужем. Зачем лишний раз напоминать об этой трагедии?
Я развернулась к ответившей за меня свекрови. В эту секунду я её возненавидела настолько сильно, что была уверена — не прощу до самой смерти. Не прощу этого пренебрежения, этой злобы, презрения и бездушия к родному отцу. Никто и никогда не смел говорить о нем в таком тоне. Никто. Никогда.
— Пусть состояние моего отца не тревожит ваши светлые головы. Извините.
Высвободив руку из крепкой хватки Розы, которая от такой бестактности потеряла дар речи, я покинула помещение, стиснув зубы. Мне понадобилось несколько минут, чтобы добраться до своей комнаты на верхнем этаже, не замечая заинтересованные лица гостей.
Мой отец не сумасшедший! Мой отец не неуравновешенный! Мой отец не псих!
Кто дал ей это право?! Как она могла быть такой жестокой по отношению к больному человеку?!
Теперь можно было без анализа ДНК увериться в родство тикин Мэри и Феликса. Исчадие ада и породившая его нечисть…
Приступы становились настолько частыми, что мы не успевали прийти в себя. Я плакала сутками напролёт, не понимая, во что превратился мой отец. Самое ужасное — я его очень боялась. Мы прожили в таком режиме несколько месяцев. Последней каплей стал день, когда папа попытался убить маму…
Я зашла домой после школы и увидела, как Вардан трясущимися руками заставляет маму выпить успокоительное. На полу по всему коридору до самой кухни валялись осколки разбитой вдребезги посуды.
Дядя Артак ходил из угла в угол с понурым видом. Арут сидел на стуле, опустив голову. Никто не заметил, что я вернулась.
— Я так больше не могу… — я не узнала голос собственной матери, криком раненного зверя наполнивший все пространство вокруг. — Либо он меня добьёт, либо я его сама убью ради своих детей!
Никто ей не ответил. На моём затылке зашевелились волосы от её нечеловеческих рыданий, заставивших на миг прервать свой монолог.
— Артак! Ему нужна помощь! Невозможно скрывать это и дальше!
Снова нет ответа. Только мамин плач.
Спустя минуту дядя произнёс фразу, которая заставила меня упасть на колени и закричать от боли.
— Я связался с другом, про которого говорил. Его жена заведует психуш…заведует больницей… В общем, в любой момент санитары приедут по моему звонку.
Когда он договорил, у меня случилась истерика, и только в тот момент, когда я на полу билась кулаками о свои колени, семья заметила моё присутствие. Пока они пытались привести меня в чувство, я хваталась за руки дяди Артака и умоляла не делать этого.
— Мой папа не псих! — голос срывался на визг. — Мой папа не псих!
Боль, сострадание, мука, раскаяние — у всех в глазах была одна и та же гамма чувства. Казалось, я была одна против целого мира, пытавшегося отнять у меня любимого отца.
Когда силы иссякли, я позволила Вардану увести меня в свою комнату и уложить в постель.
— Где он? — хрипло остановила брата, который собирался уйти.
Он повернулся ко мне, и у него в глазах стояли слёзы.
— Венера… Папа сбежал… Он пытался задушить маму. Я успел в последнюю секунду. Понимаешь? Папа болен, Венера. Ты не маленькая, должна принять это. Ему нужна помощь.
— Ты врёшь. Папа не мог такого сделать. — Бесстрастно ответила я, не обращая внимания на эти скользкие щупальца неимоверного страха, медленно прокрадывающиеся к сознанию. — Он её просто ударил. А ты преувеличиваешь.
Вардан покачал головой. Его губы задрожали. А потом по щекам хлынули слёзы.
— Венера! — прошипел он, будто заклиная. — Папа болен!
И потом, будто стыдясь, что проявил слабость при мне, вылетел из комнаты, оставив меня цепенеть от осознания неизбежного.
Я ни разу не была у него в больнице за прошедший месяц. И даже не знала, правильно ли называю учреждение, в котором он находится. Лечебница? Психушка? Я пребывала в таком состоянии, что, казалось, скоро и мне понадобится надлежащая помощь. Я просто не могла принять реальность до конца.
Однажды мама оставила на столе папку с документами. Заведующая, та самая знакомая, посоветовала без промедления собирать нужные справки для оформления инвалидности. На одном из листов я прочла полное название — краевая клиническая специализированная психиатрическая больница. На другом листе я прочла диагноз — параноидная шизофрения.
Глаза были прикованы к выведенным неровным почерком словам, которые явно были написаны в спешке. Интересно, сколько таких диагнозов они выписывают за день? Задумываются ли о том, что практически ставят крест на жизни человека? Думают ли они о самом человеке, в принципе?
Инвалид. Шизофреник. Мой отец. Попытаться принять эту действительность в 14 лет очень сложно. Попытаться принять её безболезненно — абсолютно невозможно. До этого момента мне казалось, что за прошедшие недели я выплакала все слёзы. Но когда эти строки, словно заевшая аудиозапись, ворвались в голову и безустанно стали крутиться на протяжении долгих минут, я снова не выдержала.
Мама нашла меня на полу со скомканными листами в руках, ловящую ртом воздух в промежутках между надрывными всхлипами. Ей пришлось позвонить Вардану, потому что я никак не поддавалась и уже практически теряла сознание от таких потуг. Я среди нас всех оказалась самой слабой и не смогла достойно принять тот факт, что мой отец болен.
Я не ходила в школу, отказывалась нормально есть и сняла с себя социальную функцию — не общалась ни с кем, кто приходил нас проведать. Меня не покидало чувство, будто все жалеют мою семью. Они уже знают, что произошло. А как же иначе, если до того, как папу поместили в больницу, он успел своим поведением посеять сомнение у окружающих в своей адекватности? Друзья, знакомые, а чаще всего — безобидные продавцы в магазинах или других местах становились жертвами его нападок. Он накидывался на них, неся какой — то непостижимый бред, источник которого никто не мог понять. Иногда в разговоре с родственниками папа озвучивал такие небылицы и настолько искаженные факты из прошлого, что каждый присутствующий молча смотрел на него, не зная, что ответить. А теперь, когда стало известно, что он болен, всем вполне ясно, почему их любимый дядя, брат, друг вел себя так неестественно.
Мой отец — шизофреник.
Сначала я задавала банальный вопрос в пустоту: почему мы? Затем я обращалась куда — то наверх: за что ему это? Ведь он так добр, всегда помогал окружающим, так любил эту жизнь, был энергичным и оптимистичным. Ну а когда стадия мучительного самобичевания немного прошла, я стала изучать литературу касаемо этого недуга. Разобраться в медицинских терминах несколько сложно, когда ты далек от этой сферы. Но я четко уяснила для себя, что теперь главное — течение болезни и её развитие. Нам придется поддерживать его на препаратах, а несколько раз в год его будут госпитализировать для целого курса, который при идеальном исходе спасёт от обострений.