Венера. Переплетая обрывки жизни (СИ) - verdes De ojos. Страница 31

Но как же я была удивлена, увидев лицо Феликса в эту секунду. Он просто остолбенел, когда услышал имя моего отца.

— Только не говори, что она дочь Гаспара, — словно отрицая действительность, произнёс господин прокурор.

— Ты меня удивляешь, сын. Работаешь в органах, а о своей жене ничего узнать так и не смог? — саркастически ответил ему Дживан Сарксисович, недовольно глядя на сына.

— Не хотел, — коротко ответил тот, словно отрезал, чем и напомнил всем присутствующим очередной раз, что никогда меня за человека не считал, чтобы ещё и напрягаться и узнавать обо мне что — то.

Я стиснула зубы и с осуждением уставилась на дядю Дживана. Зачем моё присутствие? На эти душераздирающие темы поговорил бы с сыном наедине. Он же знает наше отношение друг к другу, знает, как мне больно слышать обо всём этом, да ещё и при Феликсе, которому я меньше всего хочу открывать своё прошлое.

— Когда он обанкротился, его психическое состояние было подорвано. Это стало ударом для нас всех. Но, естественно, семья пострадала в первую очередь. Им пришлось продать то, что осталось, чтобы содержать его на дорогих препаратах и попытаться вернуть в норму. К сожалению, не вышло… Человек сам не захотел выйти из этого, — он повернулся ко мне с виноватым взглядом, — прости, дочка, что я вновь заставляю тебя это всё вспомнить. Прошу тебя понять, что я желаю своим детям — а ты мне действительно дочь — только лучшего. Поэтому, считаю, что обязан рассказать Феликсу немного о тебе. У него сложилось искажённое мнение. Если не вмешаться в ваши отношения, вы продолжите друг друга винить во всех бедах… Да, мой сын поступил очень глупо, позволив алкоголю затуманить свой мозг…

— Папа! — одёрнул Феликс отца. — Не надо оправдываться за мои поступки! Я сделал это, потому что она…

— Помолчи.

Феликса прервали настолько властно, что он от досады сжал челюсть. Никогда бы не подумала, что такой зверь в состоянии повиноваться кому — то. Он даже сейчас, зная, что действительно виноват, что его осуждают находящиеся здесь близкие, не хочет признать долю своей вины и ответственности.

Я же просто цепенела от всего происходящего. Мне казалось, что я нахожусь на суде, а Дживан Саркисович — мой адвокат, который произносит завершающую речь защиты. А Феликс, что ни говори, четко занял свою нишу обвинителя. И если бы не рука Розы, крепко сжимающая мою, я бы, скорее всего, уже выскочила из этой комнаты, не желая видеть, как источнику моих бед ведают о самом сокровенном.

— Итак, мой сын поступил очень глупо. И никто из нас до сих пор не может поверить в то, что он способен на такую жестокость… Однако, прошлого не исправить. Но! Можно попытаться исправить ваше совместное будущее, сделав определенные выводы. Сегодня я вызвал вас на конструктивный диалог, потому как не хочу, чтобы вы тратили свою молодость на ненависть.

Мужчина взял бокал коньяка и отпил глоток, напомнив мне этим кадры из фильма «Крёстный отец». Он был похож, скорее, на актёра Сергея Газарова, но его жесты были такими благородно — манящими, что походили на повадки Марлона Брандо. Все присутствующие молча его слушали, ибо в этой семье дядя Дживан был неоспоримым авторитетом.

— Вот ты даже не попытался узнать о Венере ничего, а я за пару часов после звонка твоему деду уже был в курсе того, на какой девушке хочу женить своего сына.

О Боже! Куда же я попала, черт возьми? Что за криминальные хроники? Они серьёзно сейчас собираются обсуждать мою жизнь? Я холодела всё больше и больше…

— После школы она не стала поступать в университет. У её матери была возможность принять помощь родственников и дать образование своим детям. Я уверен, она только об этом и мечтала. Вот только дети оказались слишком гордыми. Сначала старший бросил университет и пошёл работать, а затем и младшая после окончания школы стала зарабатывать деньги, танцуя в престижной студии. Всё сводилось к деньгам, потому что на тот момент ещё была надежда вернуть Гаспара к нормальной жизни за счёт хороших лекарств. Кому — то нужно было за ним ухаживать — это делала жена, а вот дети взяли на себя роль кормильцев. И никто из них не захотел принимать чью — либо помощь. Я прекрасно знаю это, потому что не раз говорил с Артаком на данную тему. Даже родного дядю они не слушали в этом вопросе.

— Пожалуйста, хватит… — я прикрыла ладонью лицо, вот — вот готовая заплакать.

Я не хочу, чтобы Феликс знал мою историю. Это моя жизнь, я не жалею о том, как поступила! Но и обсуждать и осуждать её никому прав не давала.

— Подожди, Венера. Сегодня я выскажу всё, что хотел. Феликс, твоя жена оказалась очень пробивной, знаешь? Спустя какое — то время она поняла, что своя студия принесёт ей больше средств, чем работа на другого человека. Дальше — аренда помещения, набор групп, процветание её маленького начинания благодаря тому, что была хорошим преподавателем и профессионалом своего дела.

Несмотря на то, что моя голова была опущена, я кожей чувствовала, какое выражение приняло лицо Феликса при этих словах. Потихоньку волна омерзения к нему стала нарастать внутри меня с новой силой.

— Потом её отцу стало хуже. Пришлось увезти его в Москву. Им посоветовали одну клинику, где берутся за такие случаи. А ты прекрасно понимаешь, какие нужны деньги… Её брат Вардан работает практически сутки напролёт в двух местах. Прекрасный, кстати, парень. Достойный сын своего отца.

Я не контролировала беззвучный поток слёз при воспоминании об этих минутах. Очень больно, прямо невыносимо слушать о себе и своей семье от третьего лица.

— И дочь тоже, — продолжил дядя Дживан, пока Роза пересела ко мне и обняла, — она втайне от всех стала выступать на публике. Я очень уважаю это решение. Тобой руководило желание помочь семье теми способами, которые доступны тебе. Мы же все люди, с каждым может случиться нечто такое, что вынудит поступиться кое — какими принципами. Был только один вопрос, который меня мучил — как же такую красавицу оставили здесь одну?

— Наверняка её семья переживала за неё каждую секунду. У меня трое дочерей, и я прекрасно знаю, что может чувствовать мать, — вмешалась впервые тётя Эльза, заботливо вкладывая в мою ладонь стакан воды.

Я отпила и попыталась успокоиться. Совсем не хотелось стать объектом чьей — либо жалости.

Дядя Дживан тяжело вздохнул.

— Само собой, я уверен, что они переживали. Наверное, это даже хорошо, что ни брат, ни мать не знают о твоём дополнительном способе заработка. Я очень много думал об этом и попытался представить Розу на твоём месте.

Боковым зрением я заметила, как Феликс дёрнулся при этих словах. Для него это была просто пощечина. Человек, утверждавший, что я и волосинки его сестры не стою, вдруг слышит, как его собственный отец проводит между нами параллели…

— Я бы хорошенько отхлестал её за своенравность… Был бы против такого положения дел.

Я понурила голову. Ничего другого я и не ждала. Каждый может осудить меня. Всем претит мой образ жизни. Я и сама не была в восторге от всего этого, поэтому ничего не могла сказать в своё оправдание. Происходящее становилось просто невыносимым…

— Но, Венера, клянусь тебе, я бы гордился её духом. Не каждая дочь ради своего отца осмелится влезть в такое. Разве я не прав? — наступила пауза, вроде тех, что предшествуют буре. — И вот теперь ты, Феликс, вот объясни мне, что за черт тебя дернул проявить спящие гены своей матери именно по отношению к этой девочке? Ты же взрослый и сильный мужчина, состоявшаяся личность, почему твоё сознание проигнорировало эти факты?..

Ну, знаете ли, с меня хватит… Пулей вылетев из гостиной, где — уверена, дядя Дживан продолжал поучать своего сына, я закрылась всё в той же комнате Розы и злобно уставилась в потолок, ненароком вспоминая нашу роковую встречу с Феликсом. Не было больше слёз, только искреннее жгучее чувство ненависти. Вершитель моей судьбы. Из — за него я теперь связана по рукам и ногам обстоятельствами. И вынуждена молча сносить ядовитые укусы его матери. А сегодня ещё дядя Дживан решил вдруг провести психоанализ моей личности, чтобы доказать своему сыну, что я достойный уважения человек. Ха! Как жаль, что ему не особо ведома другая сторона душонки сына. Он же насквозь пропитан этим пороком всевластия. Слишком наивно предполагать, что его мнение обо мне изменится после пары фраз. Ведь Феликс действительно всё мог бы узнать сам, если бы захотел! Вот именно! С самого начала его целью была моя гордость. «Я хочу, чтобы ты пришла и сказала «Возьми меня», разве не это он мне сказал после отказа? Даже сама мысль о том, что какое — то смертное недостойное создание может не пасть ниц перед ним, была для него абсурдной. Как же я ненавижу его, матерь Божья. Как же я хочу, чтобы ему всё вернулось в утроенном размере. Чтобы он пережил все те минуты унижения, боли и безысходности, что перенесла я по его вине… Хотя, что это изменит? Я уже не стану прежней. И никогда не забуду ничего. А его боль меня не осчастливит.