Блеск чужих созвездий. Часть 2 (СИ) - Доброхотова Мария. Страница 28

— Ей не позволили, — Жослен пожал плечами. — Наверное, посчитали, что ты не достойна ее смерти.

— Конечно, она же не дракон, — усмехнулся Ястин. — Это только драконы достойны служения, богатства и жертв.

Он стоял у дальней стены напротив пленников, прислонившись к ней спиной и скрестив руки на груди. С поразительным спокойствием он наблюдал за картиной, которая разворачивалась перед ним. Его единственной задачей было не допустить кровопролития, чтобы обезумевшая Виталина не испортила приманку для дракона, а страх и боль, которые ощущались почти физически, когда эти люди сходились в споре, были лишь частью забавного представления.

— Да, она предназначена для дракона, — прошипела Виталина. — Для великого храброго Мангона, благочестивого Мангона, надежды Илирии. Никто не обращает внимания, как хрустят под его каблуком кости людей, у него же так блестит чешуя, — она схватилась за край бинта и потянула, разматывая. — Что такое наши убогие жизни по сравнению с бессмертием дракона?

— Вообще-то они не бессмертны… — попытался вставить слово Жослен, но его больше не слушали.

— Что значат наши судьбы по сравнению с огнем, который он несет?

— Пока огонь несете только вы, — упрямо бурчал Сен-Жан.

— Меня можно оставить в пламени, меня можно лишить последнего, и это будет веселой шуткой, — бинты ослабли и начали сползать с лица. — Говорите, боялись, что я сгорю? Да лучше бы я сгорела!

— Не нужно снимать их, — попробовала остановить ее Таня. — Тут грязно, можно взять инфекцию.

Но Виталина никого не слушала. Последние витки бинта ей пришлось буквально отрывать от обгорелого лица и головы, на которой не осталось волос. Кожа была очень красной, местами лопнули волдыри, обнажая плоть, но оправившись от первого впечатления ужаса, Таня подумала, что все не так уж и страшно. От глаза протянется шрам — это точно, и от носа, возможно, кожа станет неровной, но Виталине точно не стоит опасаться, что ее лицо станет похоже на личи.

— Как тебе? Нравится? — спросила Виталина, и теперь стало понятно, почему она так странно произносит слова. Наверняка у нее болела каждая мышца, а рот стянула запекшаяся корочка, и двигать губами было неприятно. Таня испытала что-то вроде сочувствия, хотя даже воскрешение Виталины не избавило ее от отчаяния.

— Здесь грязно, — спокойно повторила она. — Твоя кожа воспаляется, будет гной. Ты нуждаешься в докторе и лекарстве. И все с тобой будет хорошо.

“Не то, что со мной”.

— О, я просто так не уйду, — Виталина держала в руках бинт, свисающий с ее головы, и не знала, что с ним делать. — Я хочу причинить тебе такую же боль, от которой страдаю я.

— Поздно. Ястин уже сделал все за тебя.

Это было признание в своей капитуляции, но навряд ли Виталина или ее друг поняли, насколько близки они были к тому, чтобы растоптать ее окончательно. Если бы Амин была умнее и не столь упорно думала о себе, она бы увидела, что Татана стала хрупкой, как сталь на морозе, что достаточно затоптать угли ее гордости и ярости, чтобы она легла пластом и стала ждать смерти. Виталина была зла, но недостаточно умна, а Ястин хотел только заполучить Мангона, поэтому позволил случиться тому, что случилось.

— Виталина, Татану нельзя трогать. Никого нельзя пытать. Приказ дяди.

— О, а я и не буду их пытать. Просто дай мне десять минут. Всего лишь маленькая месть, мой добрый Ястин, я ее заслужила, — и она вышла из темницы, с трудом передвигая ноги. Тане страшно было представить, каково ей сейчас было подниматься два пролета по лестнице. Наверняка у нее болела вся поверхность кожи, и какой же ненавистью нужно гореть, чтобы превозмогать такую боль. Мысль о мести, которую затеяла Виталина, заронила крупицу беспокойства.

Ястин тем временем сел на один из двух стульев и приготовился ждать. Он закинул ноги на стол, и Тане с ее соломы было прекрасно видно высокие сапоги из качественно выделанной кожи. Ястин сложил руки на груди и вид имел крайне скучающий. Как же все поменялось! Совсем недавно Ястин был обаятельным незнакомцем, смущающим Росси и дарящим неловкой Тане ничего не значащие сувениры. Теперь он представал отвратительным самовлюбленным тюремщиком, готовым наблюдать за чужими мучениями со скучающим видом. Как такой человек может так убедительно носить маску учтивой добропорядочности?

— А что, если Мангон не придет? — спросил Жослен.

— Придет, — усмехнулся Ястин. — У него нет выбора: Татана — его последний шанс, и вы все, — он показал на камеры, — это знаете. Произошел переворот, и больше никто не отдаст свою дочь на растерзание зверю.

— Он прав, Жослен, — проговорила Росси. Она была далеко, и Таня еле расслышала ее слова. — Он обязательно придет, и тогда в наших жизнях больше не будет прока.

— Но у вас еще есть время, — Ястин выглядел довольным тем, что в его руках находятся чужие судьбы. — Наслаждайтесь ими.

Росси тихонько всхлипнула, и Жослен протянул ей руку.

— А вы знаете, кто такой Айронгу? Дракон такой был? — неожиданно подала голос Таня. Ястин поднял на нее взгляд, но рассмотреть ее лицо было невозможно: она сидела слишком далеко, и тень скрывала почти всю фигуру. Вдвойне сбивало с толка то, что вопрос был задан равнодушным тоном, в отличие от того же художника, который явно переживал, и над ним легко было насмехаться.

— Знаю. Он все таскался за Мангоном, но исчез почти год назад. Скорее всего сдох. А какое тебе до него дело?

— Потому что я его видела.

На мгновение Ястин потерял самообладание. Глаза его расширились, он качнулся назад и, чтобы не упасть, спустил ноги со стола. Еще один дракон! Если Айронгу жив, это изменило бы расстановку сил, нарушило все планы и поставила под угрозу все, к чему они так долго шли.

— Это бред, — он наконец взял себя в руки.

— Я видела его, Ястин. Молодой красный дракон. Он чуть не убил меня огнем. А знаешь, где я его видела? — Таня сделала паузу, подалась вперед и проговорила, растягивая гласные: — У Мангона в замке.

— Тот самый дракон, который чуть не снес ползамка? — спросил Жослен, и его волнение доказывало лучше всего: Татана не врет.

— Зачем бы Мангону скрывать дракона в замке? Когда его можно было ввести в Совет и укрепить свои позиции?

— Потому что они искали что-то. Например, способ иметь человечность без жертв. Если они нашли ответ, Мангон может не приходить, Ястин, и все твои дела станут просто смешные, — Таня откинулась на спину, и тень опять скрыла ее. Айронгу был мертв, а все исследования Мангона зашли в тупик, но этого никто не знал, это была маленькая тайна Тани и Адриана.

Ястин некоторое время молча созерцал фигуру в клетке, лицо его было темно, а мысли лихорадочно метались от одного к другому. Наконец он сказал:

— Тогда вы мне больше не нужны, понимаешь? — голос его был наполнен ядом.

— Да все равно, — отозвалась Таня.

— Почему бы мне, — Ястин наклонился вперед, глаза его превратились в две презрительные щелки, — просто не убить вас.

— Тоже можно, — кивнула Таня, и тон ее остался спокоен. Но слишком тонок был тот лед, на который она ступила, возможно, стоило вообще молчать, но бессилие топило ее в своих темных волнах, отбирая способность здраво рассуждать. — Но я верю, что в тебе есть хорошее. Ты делал мне оленя и жирафа.

— Это просто бумажки, — фыркнул Ястин.

— Или нет, — пожала плечами Таня и замолчала. Тут не о чем было говорить. Ястин тоже это понимал. Он поднялся, оглядел камеры еще раз: испуганную служанку со спутанными волосами и грязным лицом, бледного художника и чужеземку, жмущуюся в темном углу. Общение с драконом явно не пошло ей на пользу, она стала самоуверенной и дерзкой. Как отвратительно.

— Возможно, ваша подруга только что вынесла всем вам смертельный приговор, — сказал он, обращаясь к Росси и Жослену, и стремительно вышел. Когда его шаги стихли, Сен-Жан позвал Таню:

— Ты слышишь меня? Татана, не рассчитывай на его милосердие. Я вижу, как надежда отбирает у тебя последние силы, поэтому не мучай себя.