Ариш и Маг. Отсвет феникса (СИ) - "Стефнклэр Аманди Джоан". Страница 5

— Да ну? В кои-то веки пришла раньше? Ты ли это?! — тянется пальцем потыкать, чтобы убедиться в моей материальности.

Отступаю на шаг.

— Не призрак я.

— Ну-ну. Бледненькая…

Гляжу удивлённо.

— Такая забота… Неужто заболел?!

На издёвку храмовник фыркает и потягивается. Мол, в его теле хилостью не пахнет.

От выставленных напоказ физических данных аж завидки берут. Атлет, чтоб его! Мне бы такую силу!

Словно уловив, о чем думаю, гадёныш косится на меня и улыбается шире. Тон его убийственно весел, но, кажется, он решил-таки перевести внимание на иную персону.

— Знаешь, твоим сегодняшним оппонентом опять будет Орокиос. Интересные занятия предстоят.

Озноб прокатился по коже. Передёргиваюсь.

— Кто просветил? — спрашиваю. И стону про себя: «Хоть бы ошибся…»

— Сам не постеснялся, — служитель весело подмигивает. — Любит он тебя. Умом тронулся, петухом ходит. Парни у виска крутят, а ему радостно, что соперников нет. Вот нашёл же, кого на пьедестал ставить!

Хмыкаю иронично:

— Я ведь и оскорбиться могу.

— На правду? Вряд ли. Даже фон Триса жалко становится — ты его в бараний рог скрутишь и собственными внутренностями плеваться заставишь!

Перегибает. Справедливости ищу, а не соревнования в жестокости. Только отчего-то мнение обо мне у местных сложилось весьма странное.

Осведомлённость служителей относительно моих сокровенных планов всегда поражала. Вслух не озвучивала, магические сферы не вывешивала. Как прознали? Хотя не важно. Мешать всё равно не станут. Барон половине местных поперёк горла стоит, никто не будет сожалеть о кончине этого гада.

Заправляю за ухо отросшую чёлку. Гляжу в конец зала на головную боль последних лет. Орокиос — чистопородный атлет, которому даже Мукаи уступает — как раз входит в дверь. Из одежды — лишь набедренная повязка. Рост у приставалы внушительный, волосы тёмно-медные, глаза насыщено-синие. Тело — божественно.

— И почему интеллектом обделён… — вздыхаю про себя.

Будь иначе, наверняка бы нашли общий язык. А так… Убить хочется! Взбредёт храмовнику в голову какая ахинея — баста! Спасайся, милая! Я оказалась настолько везучей, что некогда удостоилась его чрезмерного обожания. И ладно бы, кто нормальный внимание обратил. Но этот?.. Только упокоиться от такого ухажёра! Его, видите ли, однажды утром ОЗАРИЛО! Основательно и бесповоротно. С тех пор ищет, где меня зажать, поцеловать, в любви признаться, при этом светясь безмерным счастьем.

Когда Орокиос впервые припёр меня к стене, я удивилась, ведь служители, как правило, с первого дня держатся на расстоянии. А затем на смену изумлению пришло раздражение.

После нескольких попыток этого самодовольного увальня, видать, укушенного Владыкой любовных чаяний Арком, урвать свою долю счастья в каком-нибудь укромном уголке, захотелось его прибить! Но рука не поднялась.

— Ариш! — восторженный голос храмовника порождает озноб вдоль позвоночника.

Подавив стон, накидываю маску сдержанности.

— Доброго дня, Орокиос.

— Мы сегодня в паре!

— Уже осведомлена, — улыбаюсь.

Дай Орокиосу увидеть недовольство, будет с пеной у рта доказывать, как я не права и почему он — лучший вариант. Проверено. Поэтому не желаю снова повторять некогда совершённые ошибки. Лучше перетерпеть.

Храмовник молниеносно оказывается рядом и сгребает меня в медвежьи объятия.

Поверх обнажённого плеча, к которому теперь с силой прижата, ловлю сочувственный взгляд Мукаи. Несмотря на довольно острый язык, парень мне искренне симпатизирует, даже пару раз выручал, пряча от надоедливого преследователя в своей комнате, за что я ему была искренне благодарна. Хороший друг никогда не лишний, особенно внутри Храма.

Не сказать, что здесь царит вражда между служителями, но расслабляться не стоит. Лучше перестраховаться и держать ухо востро, чем потом оказаться по уши в неприятностях, о которых ни сном, ни духом. Однажды одну жрицу после навета обвинили в краже и отлучили от служения, заклеймив соответствующей полумагической печатью, выжигаемой на плече. А когда открылась правда и нашлись истинные виновники, исправить допущенную ошибку было невозможно. Это клеймо раз поставят — вовек не вывести!

Но жрице повезло. Несмотря на попытку нечистоплотной храмовницы, возжелавшей чужого клиента, изжить из знатного дома соперницу, подлый план провалился. Высокородный господин мало того, что нашёл доказательства невиновности пострадавшей от хулы девушки, так ещё и женился на ней, тем самым обелив в глазах общества. Виконт Сайнт из породы тех людей, вокруг которых вращается мир, и чьё слово достаточно весомо. Насколько знаю, ныне супружеская пара воспитывает пятилетних близнецов, пребывая в гармонии и счастье.

Случаи нападок исподтишка среди служителей немногочисленны, лишь полные ничтожества переступают грань. Как правило, трения между храмовниками возникают на почве ревности или зависти, поэтому с недавних пор о клиентах предписано не распространяться ради собственного же душевного спокойствия. Да и меньше шансов вляпаться в неприятности. Хотя, следует признать, все хорошо осведомлены о том, кто с кем, как и когда, и у каждого свои методы добычи информации.

— Не могу дышать… — шиплю в горячую кожу своего поклонника.

Объятия сразу ослабевают, позволяя глотнуть воздуха.

— Извини. Соскучился! — на лице Орокиоса сияет восторженная улыбка.

Вот толстокожий! Как его внимание на кого-нибудь другого переключить?

Мукаи решает вмешаться:

— Слышал, у нас сегодня весьма необычное занятие? — вопрошает он с видимой задумчивостью. На озадаченном лице при этом читается: «Не могу вспомнить! Поможешь?»

Орокиос ведётся, как маленький.

— О любви будем говорить. О любви! — восторженно хлопает в ладоши.

Обретя свободу, отступаю на шаг.

— Что за бред?!

— Оттенок словесности, — долетает уточнение со стороны. К нашей троице приближается невысокая шатенка, облачённая в голубое сари с белыми лилиями. В её сузившихся глазах явственно читается сарказм. — Теорию танца отменили. Нам наказано освоить чепуху, которую принято шептать, сгорая от любви. А когда обучение завершится, следует заняться индивидуальной физической подготовкой.

Скорее всего, о спонтанном изменении расписания всем сообщили, пока я возилась с бароном.

— Лучше бы теорию танца оставили… — разочаровано кривлюсь.

На теории можно расслабиться, главное — запоминать с картинок традиционные одеяния разных народов, а остальное — приложится. Однако поэтика — муть! Слащавая и лишённая смысла.

Алзея явно со мною солидарна.

— Сегодня мы опять вчетвером, — хмуро сообщает она и её взгляд, направленный на Мукаи, ядовитее сорго — крылатой змеёвки, обитающей в ближайших предгорьях. Стоит этой земноводной твари дыхнуть на тебя зеленоватыми парами — прощай, свет распрекрасный! Тут даже целительная магия бессильна. А Владыка Рэк вряд ли откликнется. Не чета ему возиться с представителями иного мира.

Мукаи отвечает Алзее столь же недружелюбным прищуром — эта парочка откровенно не ладит.

Иронично оценив наш странный квартет, месяц назад сформированный для некоторых занятий, интересуюсь:

— Кто в преподавателях?

Ничего хорошего уже не жду, день явно не задался. Заучивать слащавости? Я слышала, что собираются ввести это направление. Но почему именно мы в роли подопытных крыс? Бред какой-то!

— Брутал, — кривится Орокиос.

Я его понимаю. Стоит вообразить плешивого очкарика с вечно пресной физиономией, вещающим возвышенные поэтические бредни, накрывает нелогичный приступ веселья. Этого преподавателя — Ляпо Соя — Бруталом зовут за глаза. В чистом виде издевательство, ибо тело у него субтильное до стручковой тонкости. Он приходящий работник, помогающий повару поддерживать порядок в кухне обители. Ответственности никакой, разве что иногда нас наставляет, как лоск наводить: тряпочкой орудовать, плиточки до блеска полировать. Хорошо хоть подобное издевательство происходит всего раз в неделю. И вот ныне специализация очкарика изменена. Невозможно понять — повысили в должности или понизили, но лишь представлю, как этот педант озвучивает романтические строчки — истерическое веселье накрывает новой волной.