Дом горячих сердец (ЛП) - Вильденштейн Оливия. Страница 49

— Мне жаль насчёт коня, Фэллон.

Ифа стоит рядом со мной и осматривает тёмное небо в поисках угрозы.

Интересно, она имеет в виду Ропота или это бедное животное? Вероятно, обоих.

Мне хочется разбудить Катриону и спросить её, не умеет ли она делать лечебные примочки, но обладание магией Земли не делает тебя лекарем, особенно если твои уши не закругленные. Бабушка была не только чистокровной фейри, но рассказывала мне о том, что ей понадобились десятилетия на то, чтобы начать разбираться в растениях и научиться варить из них зелья.

Кобыла дёргает ушами, когда я возвращаюсь к её морде. Я почти прошу Сиб позвать лекаря, но вспоминаю о своей серёжке. Я не знаю, действует ли кристалл на животных, но попытаться стоит. Я тру янтарь между своими пальцами, собирая на них мазь, после чего хватаю верёвку, чтобы лошадь не ускакала прочь, и легко касаюсь её раны.

Животное сжимается и вскидывает голову, но я крепко её держу и начинаю утешать, тихонько извиняясь.

И тут же прямо на моих глазах — весьма ошарашенных глазах — плоть кобылы зарастает. Лошадь всё ещё танцует на месте, но она, должно быть, почувствовала, что я не желаю ей зла, потому что её голова становится абсолютно неподвижной.

— Как же нам тебя назвать? — шепчу я.

— Может, Арина?

Сиб кивает на шкуру лошади.

— Очень подходит к её кукурузному цвету.

Лошадь начинает пыхтеть.

— У нас теперь есть лошадь? — голос Антони пугает кобылу, и верёвка ранит мою ладонь, когда она отпрыгивает назад.

Морской капитан стоит, скрестив руки, у двери, которую мы оставили открытой. Его каштановые волосы растрёпаны, подбородок и одежда перепачканы грязью.

— У нас есть лошадь, — говорю я с улыбкой.

Мне понравилось, что он использовал местоимение «мы». Кобыла никогда не заменит Ропота — никакое существо нельзя заменить — но я уже полюбила её всем сердцем.

— Её зовут Арина! — кричит Сиб в ответ. — Кстати о кукурузе. Нам, наверное, стоит её покормить. Пойду поищу для неё еды в кладовке.

Когда она забегает обратно в дом, такая радостная, как будто сейчас утро Йоля, Антони подходит ближе и останавливается только тогда, когда его рука касается моей.

— Как так вышло, что мы стали обладателями этого одноглазого существа?

Я начинаю скрипеть зубами, мои челюсти крепко сжимаются, как и орган в моей грудной клетке.

— Я попросила вернуть моего коня, но он не дошёл до дома. Поэтому Габриэль привёл мне Арину.

Глаз лошади, как и глаза Ифы, смотрят то на Антони, то на меня. Лошадь тихонько ржёт и пытается отпрянуть.

— Вытяни свою руку, — говорю я ему.

Он вытягивает руку вперёд, и Арина нюхает его ладонь. Проходит несколько секунд, но вскоре она начинает успокаиваться. Я уже собираюсь отвязать её и позволить свободно бродить вокруг, когда Сиб врывается в кукольный храм и пугает её своим энтузиазмом.

Она достает морковку из корзинки и протягивает лошади. Арина нюхает воздух, затем еду, после чего её огромные зубы захватывают половину морковки, заставляя Сиб захихикать и продолжить скармливать ей месячный запас овощей.

Когда еда исчезает в желудке Арины, я вспоминаю, что мы больше не нуждаемся в еде. И что у нас полно золота.

Костяшки пальцев Антони проходятся по моим. Я опускаю взгляд на его руку, после чего поднимаю глаза на его лицо и вижу, что его голубые глаза смотрят в мои.

Я почти прижимаю руку к своему телу, чтобы не привлекать внимания Лора к моряку, но решаю, что Небесный король не может указывать мне, кого касаться.

— Как прошёл твой день?

— Он был долгим. А твой?

— Я познакомилась с Пьером и Эпониной из Неббы.

— Где?

— На Исолакуори. Мы там обедали.

— Лоркан отпустил тебя на Исолакуори?

Щёки Антони раздуваются, а затем опускаются, как у Арины.

Ифа подходит ближе, словно пытается втиснуться между Антони и мной.

— Морргот хотел, чтобы она познакомилась с королём Неббы и поняла, насколько ужасен этот человек.

— Зачем?

Все черты лица Антони напрягаются.

— Чтобы она не стала возражать, если он решит отрубить ему голову?

Презрительный тон его голоса заставляет меня вздрогнуть. Я смотрю мимо колонн храма на чёрное небо, и хотя эльфы не хлопают крыльями у нас над головой, а мы стоим далеко от высоких живых изгородей, окружающих этот ухоженный сад, ничто не мешает им подслушать наш разговор.

— Ты так сильно привязан к голове Пьера, Антони?

Скучающий голос заставляет меня резко посмотреть перед собой, и мой взгляд падет на мужчину, который облокотился на одну из колонн, его взгляд опущен на наши с Антони руки.

Мне следует отойти, чтобы защитить своего друга, но я оставляю свою руку на месте.

— Не особенно, Морргот.

— Тогда не ставь под сомнение мои решения.

Моряк скрещивает на груди свои мускулистые руки.

— Намёк понят. Давай поговорим внутри дома.

Антони сжимает губы, а затем резко кивает и начинает идти по направлению к своему дому.

Лор не сразу следует за ним. Вместо этого он пристально смотрит на Арину, которая уже проглотила всё, что предложила ей Сиб, а теперь нюхает плечо и щеку моей подруги, словно пытается найти припрятанную морковку. Сиб начинает смеяться, и её смех прорывается сквозь моё мрачное настроение и слегка его приподнимает.

— Откуда это животное? — спрашивает он.

Продолжая хихикать, Сиб говорит:

— Таво собирался её умертвить за то, что у неё нет глаза, но Габриэль спас её и привёл сюда вместо убитого ими Ропота.

Я на секунду зажмуриваю глаза.

— Прости, Фэл. Я не хотела, чтобы это прозвучало так резко.

Совладав с эмоциями, я открываю глаза. Несмотря на то, что я не хочу смотреть на Лора или каким-то образом его вовлекать, я сдерживаю обещание, данное новому капитану.

— Габриэль хороший. Что бы ни случилось, что бы ты ни сделал, не трогай его.

Лунный свет падает на лицо Лора, окрасив его в белый, чёрный и золотой цвета. Я не знаю, о чём он думает, и отвожу глаза, не желая проникать в его сознание. С меня хватит этих странных отношений.

Я замечаю, как дёргаются его пальцы, а из кутикул появляются длинные металлические когти.

— Я слышал, что у тебя есть ко мне вопросы.

— Ты слышал что-то не то.

— Значит, тебе неинтересно узнать, освободил ли всё-таки Лазарус твою бабку?

«И можно ли доверять Эпонине?»

Я искоса смотрю на него.

— Данте говорил, что ты не считаешь его виновным. Уже сменил пластинку?

— Нет.

И хотя я ещё не успела слишком разволноваться, меня успокаивает известие о том, что Лазарус не предал воронов. Не предал меня.

— А касательно твоего второго вопроса…

— У меня нет второго вопроса.

— Я приду обсудить его с тобой, когда побеседую с Антони.

Лор отступает и растворяется в тенях.

Мои челюсти начинают болеть из-за того, как сильно я сжимаю зубы. До чего же он настырный.

Устроив Арину в саду, я направляюсь в свою комнату и пытаюсь заснуть, но малейший скрип за моей дверью заставляет меня вздрагивать, малейшее касание ветки о моё окно заставляет мой пульс ускоряться.

В итоге я лежу так всю ночь напролет — и напрасно, потому что Лор так и не появляется — и зеваю потом весь следующий день. Мне интересно, что он обсуждал с Антони, но, когда я спрашиваю об этом за ужином, моряк решает держать язык за зубами.

А еще у него плохое настроение. Боже, какое же у него плохое настроение. Должно быть, он тоже плохо спал.

Я следую за ним, когда он выходит из-за обеденного стола, а Ифа идёт за мной, но ей хватает такта держаться на расстоянии.

— Антони, подожди.

Он продолжает топать по лестнице.

— Ради всего святого, Антони!

Наконец, он останавливается и разворачивается. Это происходит так неожиданно, что я впечатываюсь в его грудь. Он хватает меня за бицепс, не давая мне покатиться с лестницы и сломать шею.

— Тебе действительно настолько на меня наплевать?