Сладостный вызов - Бингхем Лайза. Страница 25

— Жизнь, Маргарита, — с силой произнес Брэм над самым ее ухом, когда стало очевидно, что ей не удастся проникнуть в его тайну. — Моя жизнь. Мое будущее. В течение нескольких последних лет это были единственные вещи, за которые я цеплялся. Мысли о них управляли мной — день за днем, час за часом. Я видел, как была повержена в прах Конфедерация, а Содружество, чтобы одержать победу, прибегло к самым неслыханным по своей жестокости способам. Я видел, как втаптывалось в грязь все благородное и светлое, что есть в человеке. Я был свидетелем того, как люди унижали и оскорбляли друг друга, предавали поруганию все самое дорогое, что у них было. И все это происходило ради одного: чтобы выжить.

Пальцы его вцепились в руку Маргариты.

— Ты все время повторяешь, что я изменился, и это правда. Я не намерен больше мириться с тем, что мое будущее может зависеть от капризов судьбы или от человеческого тщеславия. В этой войне я смог выжить только потому, что сам того пожелал. И будь я проклят, если позволю кому бы то ни было отобрать у меня жизнь во имя политических интересов или патриотизма. — Брэм повернулся к ней. — Даже если это будешь ты, Маргарита.

Она не успела ничего ответить, так как Брэм склонил голову, и его губы прижались к ее губам. Его руки сомкнулись вокруг ее талии, и Брэм с легкостью поднял ее. В поисках опоры она вынуждена была обвить руками его шею, и он тут же принялся с жадностью, даже с каким-то отчаянием покрывать поцелуями ее глаза, губы, шею… Маргарите показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Сейчас для нее перестал существовать весь мир, кроме этого небольшого места, их уголка, уцелевшего лишь благодаря неукротимой энергии этого мужчины. На нее вновь нахлынули тысячи воспоминаний, которые она прежде упорно отгоняла от себя. Когда они только-только сблизились, объятия Брэма казались ей чересчур грубыми, почти отталкивающими. Однако юный, пылкий мальчик, покоривший некогда ее сердце, с годами превратился в страстного, нежного мужчину, устоять против которого было трудно.

Брэм стал медленно клонить ее к земле, и Маргарита не воспротивилась этому. Он опустил ее на ложе из осенних листьев, источающих пьянящий аромат, и вновь страстно и настойчиво стал целовать ее. Маргарита все так же покорно подчинялась ему. Затем Брэм овладел ею, и она в полной мере возвращала ему его объятия, понимая, что никогда прежде, с их первой брачной ночи, она не была готова отпустить себя на свободу с этим человеком. Что-то непонятное, необъяснимое происходило сейчас между ними, — какая-то неизведанная дотоле буря чувств, которая не могла пройти бесследно. Теперь они должны были либо вновь воссоединиться… либо расстаться. На этот раз навсегда.

Когда страсть его была утолена, а тело — пресыщено любовью, Брэм приподнял голову, и это движение заставило Маргариту посмотреть на него.

— Ты понимаешь, Маргарита? Теперь ты меня понимаешь?

Ее тело ныло, болело и, казалось ей, вот-вот рассыплется на части. Но Маргарита не решилась прервать Брэма. В этой ситуации это было бы неуместно.

— Ты понимаешь меня, Маргарита?..

Она хотела отрицательно покачать головой, притвориться равнодушной, но не смогла. Несколько лет Брэм Сент-Чарльз прожил в созданном им самим аду. Маргарита могла лишь молить Бога о том, чтобы ее мужу и впредь удавалось перебороть себя, чтобы он смог обрести привычный для него уклад жизни и отыскать в этой жизни свое место, занять какую-то нишу. Не только для себя — для них обоих.

Но сильнее всего она молилась о том, чтобы Господь позволил ей найти способ поведать мужу, как она боролась за выживание, — лихорадочно и настойчиво. Не ради себя одной, нет.

Ради их сына.

Брэм покинул Маргариту весьма неожиданно. Пробормотав что-то о множестве скучных, но неотложных дел, он помог ей наскоро привести в порядок одежду, затем одарил ее еще одним быстрым взглядом, словно собирался ей что-то сказать, и стал спускаться с холма. Вскоре фигура его исчезла в сгустившихся сумерках.

«Я могла бы пойти за ним», — подумала она. Да, она могла бы последовать за Брэмом, чтобы убедиться в правдивости его слов, но у нее не было сил. После их долгого спора с Брэмом Маргарита чувствовала себя как выжатый лимон. Сколько всего случилось за последние дни! Сколько всего произошло за последние годы…

«Что ты собираешься делать?» — прозвучал голос в глубине ее души. Она приехала сюда, исполненная ненависти к Брэму, готовая препираться с ним, превращать его жизнь в кошмар, пока он не сдастся и не позволит ей уехать. Но произошедшее только что сбило ее с толку. Больше ей не хотелось отравлять Брэму существование и настаивать на своем отъезде, — не потому, что за время пребывания в Солитьюде ее взгляды на жизнь переменились. Нет. Она просто не могла — и не хотела — этого делать. Мало-помалу Маргарита начинала осознавать, что Брэм и без того достаточно наказан — не столько ее уходом от него, сколько всем тем, что произошло после.

Эти шрамы. Они стояли перед ее мысленным взором: уже зарубцевавшиеся и лишь наполовину зажившие полосы, испещрявшие спину Брэма вдоль и поперек. Но, должно быть, эти внешние знаки многочисленных сражений, в которых участвовал Брэм, были ничтожны по сравнению с душевными ранами.

Что же произошло с Брэмом?

Он пытался объяснить ей, но его объяснений оказалось недостаточно. А Маргарите хотелось знать все до мелочей, хотелось выяснить происхождение каждого рубца на его коже, хотелось понять, что заставило Брэма утратить веру в человечество и возненавидеть все и вся… Наконец, ей хотелось знать, почему он сражался на стороне своих бывших врагов.

Брэм был одним из самых несокрушимых борцов за дело Содружества. В те времена Маргарита была потрясена тем, как упорно он сражался за Бога, за справедливость, за грядущее освобождение рабов. Будучи воспитана во Франции, она имела смутное представление о внутриамериканских политических разногласиях — да и не особенно стремилась его улучшить. Тем не менее ее потряс тот пыл, с которым Брэм говорил об этом, хотя такая страсть могла испугать кого угодно.

Почему же он избрал другой путь? Неужели из-за денег, как предположил Кейси?.. Эта мысль показалась ей абсурдной. Но Маргарита не могла поверить тому, что веру Брэма в идеалы юности усугубили ее собственные недостатки. Должно быть, произошло что-то поистине ужасное, если он решился встать под знамена Юга. Но что? Что?

Маргарита ломала голову, пытаясь отыскать происходящему логическое объяснение, но никак не могла понять: что послужило причиной столь радикальной перемены в человеке, которого она когда-то знала, когда-то любила?..

Ну а теперь? Любит ли она его?

Окончательно отчаявшись найти ответ на все эти вопросы, она встала, стряхивая с юбки приставшие к ней листья. Больше ей не хотелось думать обо всем этом. Эти вещи — не ее забота. Тот срок, который она должна была провести рядом с мужем, истек. Она снова покинет Брэма. Она обязана это сделать.

Но, быть может, он как раз и хотел попросить ее об отъезде?

— С вами все в порядке, миссис Сент-Чарльз?

Маргарита вздрогнула от неожиданности, услышав эти слова. Она обернулась и увидела, что в нескольких ярдах от нее, небрежно опершись на ствол старого дуба, стоит Кейси.

Маргарита почувствовала прилив жаркого смущения, представив, сколько времени он находится здесь, наблюдая за происходящим.

Не дождавшись ее ответа, Кейси выпрямился и шагнул к ней. Ее щеки зарделись еще ярче: даже если он находился здесь всего минуту-две, не больше, смятая трава представляла собой достаточно красноречивое зрелище. Хотя и было темно, однако не настолько, чтобы этого нельзя было разглядеть.

— Я прекрасно себя чувствую, мистер Кейси, — поспешила она уверить его, надеясь, что Кейси благовоспитанно удалится после этих слов. Но он, очевидно, и не думал уходить и недвусмысленно ворошил измятую траву носком ботинка.

Когда он снова посмотрел на Маргариту, глаза его холодно сверкали.