1924 год. Старовер - Тюрин Виктор Иванович. Страница 52

Мне это было неинтересно, поэтому я постарался свернуть разговор, расплатился за работу и уже был готов попрощаться, как на меня уставились две пары глаз с каким-то немым вопросом. Чтобы не выходить из образа хорошего человека, пришлось поинтересоваться, что у них за проблемы. Оказалось, что Настя боится возвращаться на работу и в комнату, которую сейчас снимала. Подвела итог ее лепету Варвара Сергеевна:

– Егор, вы не проводите Настю к ее знакомым? Мы вам будем весьма признательны. Одна она идти боится, а из меня, сами видите, какая защитница.

– Провожу, куда только пожелаете.

Повесив на плечо сумку, я вышел со своей спутницей на улицу. Пару раз осторожно оглянулся, но ничего подозрительного не заметил.

Стоило нам выйти на улицу, как девушка напряглась, стала крутить головой по сторонам и постоянно оглядываться. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы увлечь ее разговором. Постепенно она втянулась в беседу, даже пару раз бледно улыбнулась на мои шутки, и когда мы пришли к концу путешествия, ее лицо уже не выглядело, словно мраморная маска.

Трехэтажный красного кирпича дом оказался расположен в неплохом месте, совсем недалеко от центра. На первом этаже были парикмахерская Жана Одульяна, кондитерская-кофейня и школа изящных искусств.

– Мы пришли, – с легкой улыбкой сообщила мне Настя. – Я здесь раньше работала.

При этом она пальчиком указала на вывеску «ШКОЛА ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ. ЭТИКЕТ. ТАНЦЫ. ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫК».

«Французский язык. Школа. Наталья Алексеевна и Александра Михайловна. „Декабристки“. Блин, да это не город, а большая деревня».

– Преподавали французский язык?

– Всего понемногу. Мы устраивали сценки для слушателей. Была партнершей для танцев. Ну и французский тоже.

– И много слушателей? – с усмешкой спросил я.

– Не смейтесь. Есть два класса. Для взрослых и для детей. Взрослые ходят по-разному. Когда десять человек, а когда и двадцать приходит. У них все от работы зависит, так как в основном это советские служащие и партийные работники. Зато дети ходят постоянно, как в школу.

– Я понял. Куда теперь вас проводить?

– Здесь на третьем этаже сдаются комнаты. Одно время я снимала тут комнату с Танечкой Ростовцевой, а когда нашла работу, переехала. Танечка до сих пор здесь работает и пока живет одна, это я знаю точно, так как недавно была у нее в гостях. Я зайду, поговорю с ней, а вы меня здесь подождите. Хорошо?

Сейчас я выглядел намного лучше, чем час тому назад. Светлый пиджак, белая рубашка с отложным воротником, светло-коричневые брюки и туфли в тон. Девушки, проходя мимо, бросали озорные взгляды, покачивая бедрами, перемигивались между собой, смеялись, а их кавалеры хмурили брови и бросали на меня вызывающие взгляды.

Много было совработников с женами или любовницами. Причем у основной массы мужчин одежда подогнана под какой-то стандарт. Это белые картузы, светлые пиджаки и брюки. У каждого второго на шее галстук. Зато женщины, в отличие от своих кавалеров, были одеты намного ярче и моднее. Правда, стрижки у них были короткие и шляпки модели «колокольчик», зато платья были всевозможных фасонов и расцветок. Многие из них курили черные папироски на длинном мундштуке.

Нэпманы щеголяли в хороших костюмах, дразнили глаз простого человека золотыми цепочками, перстнями и лакированными штиблетами. Помахивая тросточками, они вальяжно шли в театр, в ресторан, в кино, осознавая свою значимость, но при этом не чувствовали себя хозяевами жизни. Компании подпитых пролетариев они старались обходить по дуге и отмалчивались, делая вид, что не слышат похабных шуток, которыми те их осыпали.

Среди людей, идущих по улице, шныряли мальчишки-газетчики, выкрикивая заголовки передовых статей, а на углу, метрах в пятидесяти, торчал подросток, торгующий папиросами. Его звонкий голос, рекламирующий папиросы и махорку, разносился далеко вокруг.

Насти не было минут двадцать, я уже начал беспокоиться, да и скучно было стоять. Когда я в очередной раз повернул голову в сторону входных дверей, то увидел вышедшую Настю, с ней была Наталья Алексеевна. Они, увидев меня, улыбнулись.

– Егор, здравствуйте. Вот мы с вами и увиделись. Честно говоря, не ожидала, но так даже лучше. Зайдете к нам?

– Даже не знаю, – замялся я, пытаясь решить вопрос: мне это надо?

С другой стороны, делать мне было совершенно нечего. Так почему бы не посмотреть?

– Не раздумывайте, Егор! Идемте-идемте.

Как я понял позже, основной состав школы состоял из трех человек. Двух пожилых дам, с которыми я познакомился в парке, и одной особы, которая вела уроки французского языка. С ними работали полдюжины помощниц – все исключительно девушки и женщины, они занимались тем, о чем мне уже рассказала Настя. Вся эта творческая работа оплачивалась. Школа состояла из двух помещений-классов и небольшого зала для танцев. Других помещений не было. Преподавательский состав собирался в соседней кофейне для обсуждения своих планов и решения трудовых споров. Была в их составе еще одна женщина – бухгалтер, но они ее видели только в те дни, когда получали зарплату, полностью переложив на нее все бумаги с подсчетами и разговоры с фининспекторами.

– Урок французского сейчас закончится, и я вас познакомлю с Татьяной Владимировной, – с каким-то загадочным видом сообщила мне Наталья Алексеевна, затем подошла к столику, стоящему в коридоре. На нем стоял колокольчик. Посмотрела на часы, взяла колокольчик и позвонила.

В классах раздался шум, распахнулись двери и сразу из двух дверей стал выходить народ. Многие из слушателей прощались с Натальей Алексеевной. Она вежливо отвечала, кивала головой, улыбалась. Когда основная масса схлынула, из дверей одного из классов вышла вторая «декабристка», Александра Михайловна. Увидев меня, она, улыбнувшись, подошла:

– Здравствуйте, Егор, а мы, честно говоря, и не ждали вас. Какими судьбами?

– Здравствуйте, Александра Михайловна. Как говорится в одной толстой книге, пути господни неисповедимы.

В этот момент из второго класса вышли три человека, двое мужчин и девушка, о чем-то оживленно разговаривая. Оба мужчины явно пытались привлечь ее внимание к себе, и я их понимал. Она выглядела как женщина со старинной гравюры: высокая, стройная, с темными волосами, стянутыми на затылке в узел, с тонким лицом и большими черными глазами, в светлом платье и белых туфельках. Ее нельзя было назвать красавицей, но в лице и фигуре было столько изящества и обаяния, что не каждый мужчина мог устоять перед ее чарами.

Мне было проще. У меня была только внешность молодого парня, а сознание и жизненный опыт – человека, в два с половиной раза старше, и все равно мне пришлось побороться с собой, чтобы оторвать взгляд от ее высокой груди и изящных лодыжек. Судя по громкому и оживленному разговору, мужчины наперебой предлагали цветы, коробки конфет, рестораны и лучшие места на театральных премьерах в обмен на свидание.

– Ну как? – спросила меня Наталья Алексеевна, причем в ее голосе скользнула легкая насмешка.

– Вы это о чем? – сделал я вид, что не понял вопроса.

– Не притворяйтесь, что вас не поразила стрела Амура. Я же видела, как вы смотрите на нашу Танечку.

– Красивая девушка, отрицать не буду, но я только туповатый кладовщик, поэтому мне недоступны такие слова, как «грация» и «изящная красота».

– Александра, ты посмотри, как он выразился. Молодой человек, вы еще больше разожгли интерес к своей особе. Но все это потом. Настя, – обратилась она к девушке, – как только Татьяна Владимировна освободится от своих назойливых ухажеров, она проводит тебя к себе. Ничего не бойся, девочка, мы с тобой!

– Спасибо вам большое, Наталья Алексеевна.

В той жизни мне редко приходилось общаться с пожилыми людьми, так как я все время был окружен крепкими парнями и молодыми симпатичными женщинами, и нас объединяли общие интересы или личные симпатии, вот только здесь мне было интересно общаться с этими милыми старушками. Они, как это ни странно звучит, понимали меня того, из прежней жизни.