Золотая кровь (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 55

− Да я не…

Вот же, ляпнула опять что-то не то!

− Погоди, погоди, − сеньор де Агилар поднял руку в успокаивающем жесте, − не пугайся. Просто скажи мне, Эмерт, почему ты решил, что он поэт? Это важно, скажи, что тебя натолкнуло на эту мысль?

− Ну… его волосы.

− Волосы? — переспросил Морис. — А что с ними?

− Такие причёски бывают у щёголей с улицы Руж-Аньес. Это такая улица в Тиджуке, там живут всякие поэты-художники, музыканты и артисты. Там торгуют картинами и дают представления. И много комнат сдаётся внаём. И если хочешь сойти за своего, то нужно непременно носить зуав* и отрастить длинную чёлку. А чтобы волосы не падали на лоб, они мажут их ароматной помадой с корнем ириса, розовым перцем и корицей. Ну, вообще с благовониями. Поэтому волосы лежат таким вот смешным валиком, как на рисунке. Там, на Руж−Аньес, даже лавка есть с этими помадами. И у зуава на портрете нет воротника, а по краю узор тесьмой. Иберийцы носят другие — болеро с воротничком и золотым шитьём.

− Эмерт! Да ты просто находка! — воскликнул сеньор де Агилар, хлопнув рукой по колену.

Он посмотрел на Мориса так, будто хотел добавить: «Я же говорил!» Но сыщик даже не заметил этой интонации.

− Так вот, чем она пахла, − пробормотал Морис, порылся в своей папке и, достав оттуда карточку, протянул Эмбер. — Понюхай, что это за запах, по-твоему? Похож на ту помаду для волос?

Эмбер принюхалась. Да, это он. Запах помады для волос. Основа из белого воска, немного камфоры, корень ириса, бергамот и пачули. Эту смесь для помады делает мастер-каджун Франсиско из маленькой лавки в Тиджуке. Ещё он делает мази и притирки, и у него она покупала отличное масло для замков. Хм… Но такие подробности вслух озвучивать, конечно же, не стоит. Хватило с неё и вчерашнего ляпа с серебром.

− Да, запах похож на помаду, − ответила она, перевернула карточку и увидела на ней знак в виде солнца.

Пальцы тут же налились холодом и едва не выронили белый кусочек картона. Сердце дрогнуло и сжалось. Эмбер сглотнула, протянула карточку обратно и, спешно отведя взгляд, принялась смотреть на цветущие изгороди, за которыми скрывались особняки Лазурного холма.

− Кстати, Эмерт, а может, ты что-то знаешь и про этот символ? — спросил сеньор де Агилар, забирая карточку у Мориса из рук и поворачивая к Эмбер. — Посмотри внимательно.

Она снова коротко взглянула и покачала головой.

− Нет, сеньор. Я не знаю, что это.

− Хорошо. Сегодня, когда вернёмся, поищешь в библиотеке геральдический альбом отца. Возможно, в нём будет этот символ. Нам нужно выяснить, что он означает.

− Хорошо, сеньор, − кивнула она и снова отвернулась.

*Зуав — жакет. Плотно облегающая куртка, без воротника, заканчивающаяся немного ниже талии, отделанная контрастной лентой (обычно красного цвета).

Глава 26. Сенат

…В кабинете отца царит особая атмосфера — тишины, благовоний, запаха книг и мягкого зелёного света, проникающего сквозь высокие окна, за которыми раскинула свои ветви огромная сейба.

Шкафы красного дерева заполнены книгами, рукописями и манускриптами, скелетами животных, гербариями и бабочками, наколотыми на шёлковую ткань. Бабочки томятся под стеклом, и под каждой из них на полоске белой бумаги тончайшим пером выведено имя — отец даёт им названия и вносит в каталог. Из каждой экспедиции в сельву* отец привозит что-нибудь ценное с точки зрения науки. Легенды ольтеков, амулеты, редкие растения или насекомых. В этот раз он привёз из верховьев риоде ла Брумы целый ворох записей — иероглифы с пирамид, голубую орхидею необыкновенной красоты, которую поместил в стеклянную колбу, и золотое украшение.

Солнце, в центре которого смотрит вертикальным зрачком большой янтарный глаз.

− Что это? — спрашивает Эмбер и берёт украшение в руки.

− Это символ бога Теолькуна — бога солнца, − мягко говорит отец, − ольтеки верят в то, что он даровал всем людям жизнь и спасение. В их религии он такой же спаситель, как и в нашей. Только пожертвовал он не своим сыном, а своим сердцем. Хотя… тут тоже у меня ещё есть вопросы. Сейчас я как раз заканчиваю расшифровывать иероглифы, ещё немного, и скоро мы сможем читать на их языке. Хотя многое и было уничтожено, но кое-что можно узнать из записей, оставшихся на стенах пирамид, на камнях…

Отец вздыхает.

Дух исследователя в нём столь силён, что он готов исходить всю сельву пешком, чтобы докопаться до истины и восстановить утерянную письменность ольтеков. В его кабинете повсюду валяются тубы со свитками, на которые он переносит иероглифы, найденные на затерянных в сельве пирамидах. Пока ещё никому не удалось их прочесть, но он очень надеется их расшифровать.

− Я могу взять его себе? — спрашивает Эмбер и гладит солнечный диск.

Он излучает тепло и греет ладонь, а может, это просто солнце падает сквозь листву россыпью светлых пятен. А глаз… Внутри янтаря застыли маленькие частички коры, отчего кажется, что он смотрит на неё почти как живой. Но он её не пугает, наоборот…

− Возьми, − улыбается отец. — Джо сказал, что он принесёт мне радость. А ты моя самая большая радость, Эмбер.

Он целует её в лоб, сажает на колени и рассказывает очередную сказку — ольтексткую легенду о голубой орхидее, которую он привёз из экспедиции.

Орхидею поселят в оранжерее, там, где растёт уже множество загадочных, красивых и ужасных растений, которые отец собирал за время своих экспедиций. Здесь есть те, чьи цветы источают отвратительный запах гниющего мяса и привлекают мух, а есть те, которые этих мух ловят, растопырив липкие листочки, словно звериные пасти. Есть цветы, похожие на кувшинчик со сладким нектаром, который очень любят муравьи, но стоит им коснуться сладкого нектара, как они навсегда остаются внутри кувшинчика. Ну не навсегда… Наутро от муравья уже ничего не останется. А есть необыкновенно пахнущие орхидеи, от которых даже кружится голова. Эмбер любит бывать в оранжерее и знает множество растений, полезных и ядовитых, из которых делают яды, лекарства и духи. Все эти знания отец привозит из сельвы, узнавая о них от немногочисленных оставшихся в живых шаманов и племён, разбросанных вдоль реки в верховьях риоде ла Брумы. Он восхищён тем, как ольтеки сосуществуют с природой, как переплетается их жизнь с сезонами дождей, затмениями, полнолуниями, растениями и животными. И не поймёшь, где заканчивается легенда и магия, и начинается правда…

В их доме даже садовник из ольтеков, старый Коуон Короткое Ухо, и её няня Уруа…

Отец основал научное общество, назвав его «Теолькун», и собрал в него своих учеников и единомышленников. Тех, кто видели в ольтеках не дикарей, которых нужно уничтожить, а народ с уникальной и удивительной культурой. Он сам нарисовал этот знак, взяв его с того золотого диска, который когда-то подарил Эмбер. Герб его общества — солнце, лучи и глаз. И раз в неделю в их гостиной собирались его ученики и обсуждали письменность и рисунки. Последнее его увлечение — остатки пирамиды, которую он нашёл где-то в черте города, пирамиды, которая должна была дать ответы на все его вопросы…

Но не дала.

И когда он погиб… Когда люди Агиларов его убили, всё его наследие рассыпалось в прах. Насколько знала Эмбер, все единомышленники покинули общество, а его работы либо остались где-то в особняке, забытые и заброшенные всеми, либо пылились, может быть, в каких-нибудь архивах. Во всяком случае, в университетской газете, которую она иногда просматривала, больше не было колонки, посвящённой научным открытиям, которую вёл её отец. Ольтеки теперь никого не интересовали.

Так откуда карточка с этим солнцем у сеньора де Агилара? Почему он спрашивает о ней сейчас, спустя столько лет? И почему он спрашивает об этом у неё? Как будто не знает, что сделал его отец с её отцом!

Все эти воспоминания всколыхнули старую боль и как-то разом окунули в прошлое, да так глубоко, что Эмбер едва не вздрогнула, услышав голос сеньора де Агилара: