Растопить сердце Не Дурнушки (СИ) - Кажанова Юлия. Страница 48

– Людмила, накройте нам на стол. И сделайте ещё кофе, – отдаю распоряжение и поворачиваюсь к тестю! Даже не верится, что Константин Соболев стал моей роднёй! Нужно отцу рассказать. Помнится, они когда-то хотели породниться, но у обоих были только парни.

– Устраивайтесь поудобнее, так как рассказ будет долгий! Ваша дочь ещё тот ларчик с секретами. Если честно, я думаю, мне жизни не хватит, чтобы узнать её всю, но я буду стараться. А пока…

И я рассказывал долго и подробно всё, что знал. Мужчины слушали внимательно и словно впитывали каждое слово. Но я понимал, что моя история – всего лишь капля в море. Этой семье придётся многое навёрстывать, ведь они потеряли шестнадцать лет! Вернее, у них украли эти годы.

Берегись, Григорий, я сам тебя найду и зарою. Ты ответишь за каждую слезинку Милады!

Глава 42

Мелания

Мне снился горящий дом и я, запертая в комнате. Пламя лизало стены, потолок, подбиралось ко мне по полу, но я не кричала, просто стояла и словно кого-то ждала. Миг, и я уже на улице и смотрю, как горит красивый особняк, а также вижу много народу, и они стреляют и что-то кричат. Я словно в боевик попала и сейчас сидела в первом ряду. Картинка опять сменилась, и вот я стою в лесу и смотрю, как женщина в грязных джинсах и помятой футболке, которая испачкана сажей, поспешно усаживает ребёнка в кусты и прикрывает их.

– Сиди, родная, и не шевелись, всё будет хорошо, – говорит она и всё время оглядывается, а потом убегает в глушь.

В испуганной девочке я узнаю себе. Это воспоминания? Точно, Фёдор сказал, что я должна понять, как оказалась там. И почему именно там. Видно, мой мозг решил мне подсказать.

Время словно перематывается вперёд, и я вспоминаю, как вылезла из укрытия, когда пошёл дождь, и направилась туда, куда ушла мать. Теперь я уже не рыдаю и не трясусь от холода, всё это я уже пережила не раз, поэтому сейчас я просто наблюдаю со стороны.

А как я выбралась из леса?

И только я задаю себе этот вопрос, как вижу, что девочка вышла на полянку, а там стоит Варшавский с людьми и довольно щурится.

– А вот и наживка, – довольно произносит он и скалится словно волк.

Девочка кричит и убегает, а ей вслед звучит довольный смех, после чего её настигает бугай и отключает ударом по голове.

В следующий миг я просыпаюсь. Резко открываю глаза и смотрю в знакомый потолок.

– Это сон, всего лишь сон, – шепчу, садясь, и пытаюсь угомонить сердечко, которое вот-вот выпрыгнет. Повернув голову, вижу Фёдора, лежащего рядом всё в том же костюме. Неужели даже не переоделся? Почему? Выглядит он усталым, и я не решаюсь его будить.

Поворачиваюсь, чтобы встать с кровати, и замечаю Лизу, сидящую рядом в кресле. Она накрыта пледом и всё так же одета в вечернее платье. А она-то здесь откуда?

Странно, но вчерашнего гнева я уже не испытываю, слово перегорела. Сейчас мне, наоборот, жаль её. Но воспринимать её как мать не получается. Пусть многое и сходится. Но вдруг наши догадки – ошибка? Мало ли матерей, которые оставляют детей в лесу? А короткие обрывки из детства… Я так и не вспомнила лица.

Мне срочно нужно поесть и подумать. И желательно одной.

Тихонько поднимаюсь с кровати и иду в душ, где под холодными струями пытаюсь всё осмыслить. После чего переодеваюсь в домашнюю пижаму лазурного цвета. Шёлковые штанишки и топик – самое то для дома, пусть у нас и гости.

На носочках выхожу в коридор и поражаюсь, что за окном уже светло, а дом словно вымер. Тишина!

Медленно спускаюсь на первый этаж, где замечаю незнакомых людей в чёрных костюмах. Они с интересом рассматривают меня, после чего, улыбнувшись, кивают. У нас гости, а домочадцы спят?

Но только я вхожу в столовую, как встречаюсь с Михаилом, который обедает в одиночестве. Они всем семейством к нам нагрянули? Уже хочу уйти, но он подскакивает и говорит:

– Мел, стой! Прошу, не уходи.

– Прости, я не хотела тебе мешать, я могу поесть в другом месте.

– Знаю, но я хочу, чтобы ты составила мне компанию, не против? А то все спят после ночных посиделок, а я так и не смог лечь. Думал, что если плотно поем, сон накатит, – и, усмехаясь, кивает на стол, забитый под завязку. И зачем сделали так много еды? Тут на роту солдат хватит.

– Если честно, я хотела подумать в одиночестве…

– А как насчёт поделиться воспоминаниями? Я хотел бы извиниться. Мел, я так виноват перед тобой. Если бы я не испугался тогда, а действовал, всего бы этого не произошло! Я каждый год просил прощения у твоей могилы, а сейчас… Прошу, просто выслушай меня!

Я вижу, что он грустит и что в его взгляде тоска и отчаяние. Мужчина отодвигает для меня стул и ждёт, а я медлю. Хочу ли я узнать его историю? Почему этот уверенный в себе мужчина так подавлен? Это неправильно, он должен быть сильным, ведь он мой защитник! Странная мысль проносится в голове, и я решаюсь.

– Хорошо, я выслушаю тебе.

Подхожу и сажусь на стул. Михаил слегка расслабляется. Через минуту мне приносят кофе, но я не пью, а смотрю на мужчину и жду его слов.

– Скажи, ты хоть что-то помнишь о семье и о дне, когда ты оказалась в лесу? Может, имена или прозвища? Как выглядела твоя комната? Дом? – не ожидала, что меня вот так завалят вопросами. Это ведь он хотел что-то рассказать, а в итоге у нас допрос.

– Мне сложно ответить, ведь я пробыла какое-то время в приюте. И хоть в документах, которые нашёл Фёдор, нет упоминания, что я жила там постоянно, я была там частым гостем. Поверь, дети в таких местах умеют как мечтать, так и спускать тебя с небес на землю, – произношу с горечью и отпиваю кофе, вкуса которого не чувствую. Я переношусь в те времена, а именно – в первые недели в приюте.

– Знаешь, самая популярная история у детей, что их папа президент. Вот и я так говорила. А ещё у меня мама была феей, а братья – рыцарями. И комната у меня была, как у принцессы, розовая с подушками и сияющими лампочками на потолке. А ещё у меня было красивое платье и корона! Только вот всё это было плодом моего воображения! На самом деле ничего и никого не было! И если тебе нечего сказать, я ухожу!

Я даже поднимаюсь, но Михаил хватает меня за руку и просит сесть на место.

– Прости, я спросил об этом, так как пытаюсь понять, от чего отталкиваться.

– Так я ответила. И что скажешь? Посмеёшься над мечтами сиротки?

– Нет. Мила, то есть Мел, всё, что ты говоришь, – правда!

– Ты сейчас смеёшься надо мной?

– Нет, слушай. Когда ты родилась, отец занял место президента компании. Мама иногда звала его «мой президент», а отец называл её феей за её любовь к ярким нарядам и картинам. А ещё, когда ты была маленькая, мама часто рисовала тебе именно фей, и ты часами их раскрашивала, а потом показывала нам с братом. У меня до их пор сохранились те рисунки. И у тебя были и розовая комната, и платье, и корона! Да я сам с отцом её покупал! Сестрёнка, ты всё помнишь верно! – говорит он с нежностью и пододвигает стул ближе, чтобы взять мои руки в свои. От его слов замираю и даже не замечаю, как сама сжимаю его ладони.

– Мы не забывали тебя ни на секунду. В первые годы мать чуть ли не каждый день сидела у твоей могилы, а я каждый праздник приносил цветы. Максим и отец тоже по-своему пытались пережить всё это.

– Вы не забыли?

– Нет, и никогда бы не смогли. Твои фотографии висят по всему дому, и комната стоит нетронутая. Она всё так же утопает в розовом. Иногда я прихожу и переставляю игрушки, в которые играл с тобой. Вспоминаю, как ты усаживала нас за маленький столик и заставляла пить какую-то муть из чашечек. Макс однажды даже отравился после такого чаепития.

Усмехаюсь, видя, с каким теплом он говорит об этом. И мне греет душу, что он помнит это даже сейчас, а я забыла. Или меня заставили это забыть.

– Миша, а как я оказалась в лесу?