Анонимные грешники (ЛП) - Скетчер Сомма. Страница 18

Она работает на него так долго, что с нежностью вспоминает, как меняла Данте подгузники. Очевидно, что она была влюблена в него уже давно. Предполагаю, ей горько из-за того, что где-то между всеми женами ей так и не удалось достучаться к нему. Может быть, у неё и был шанс, когда она была моложе, но сейчас, в глазах Альберто, срок её годности давно истек, и она упустила возможность.

— Не двигайся, мне нужно взять сыворотку, чтобы твои волосы не пушились.

Она разворачивается и направляется в ванную комнату, примыкающую к гардеробной. Естественно, мой взгляд падает на её часы Cartier на туалетном столике, которые она всегда снимает, когда расчесывает мою гриву. Бросив беглый взгляд на дверь ванной, я вытаскиваю булавку из подушечки для шитья и глубоко вонзаю заостренный конец в циферблат часов. Я несколько раз подумывала украсть их, потому что уверена, что они стоят немалых денег, но это подарок Альберто, так что уверена, она бы заметила.

Я встречаюсь взглядом со своим отражением в зеркале и позволяю себе вздохнуть. Плохие поступки, мелочные нехорошие поступки — вот что не дает мне сойти с ума в моей новой, запутанной версии реальности. Маленькие акты мести успокаивают меня. Они и конфеты.

Взяв свою сумочку с туалетного столика, я роюсь в ней в поисках сладкого угощения. Здесь всегда что-нибудь да найдется, будь это жвачка со вкусом голубики или пачка Nerds. Мои пальцы касаются наполовину растаявшей конфеты Reese’s с арахисовым маслом. Пойдёт. Когда я вытаскиваю его, маленькая глянцевая карточка падает мне на колени. Рассеянно я беру её и переворачиваю.

Анонимные Грешники. Буквы тиснены золотом, а под ними номер напечатан шелковистыми черными цифрами. Карточка потрепана, посередине есть складка, там, где она заломалась, когда я однажды засунула её в задний карман джинсов, а края загнуты внутрь, как будто они защищают мой особый маленький секрет. Не знаю, почему я всё ещё ношу карточку с собой спустя столько времени, потому что я могла бы произнести номер даже во сне.

Верю я в судьбу или нет, не знаю, но что я точно знаю, так это то, что это было нечто большее, чем просто совпадение, что я нашла эту визитку в самый мрачный день своей жизни.

Я помню это, словно это было вчера.

Рот, полный крови, и не только моей собственной. На моем горле образовались свежие синяки в форме пальцев, а между бедер появилась боль, о которой я не просила. Я, спотыкаясь, вышла из Академии Побережья Дьявола на парковку. Села в свою машину и поехала, пока не перестала видеть готические шпили школы в зеркале заднего вида. Я добралась до церкви в Дьявольской Яме, прежде чем реальность того, что они сделали со мной, что я сделала с ними, обрушилась на меня подобно цунами. Я не могла дышать. Не была уверена, хочу ли я это вообще делать. Заслуживала ли я этого. Пошатываясь, вышла из машины под дождь, просто чтобы почувствовать что-то ещё, кроме давящего ощущения в груди. Рыдая, прислонилась к автобусной остановке, подняла глаза и тут увидела её. Маленькую визитку, приколотую к доске в телефонной будке напротив.

Анонимные Грешники.

Я слышала о них — все на Побережье Дьявола слышали. Несколькими годами ранее эти визитки начали появляться в баночках для чаевых в кофейнях и барах. Их прикрепляли к стенам туалетных кабинок в клубах, засовывали вместе со счетом в ресторанах. Когда ты набирал этот номер, он перенаправлял вас прямиком на автоматическую службу голосовой почты, которая предлагала тебе признаться в любом грехе или тайне, которые тяготили тебя. Это было так таинственно, и волнение от всего этого какое-то время прокатывалось по побережью, пока шумиха не улеглась, как пыль, и в конце концов, Анонимные Грешники просто вплели себя в ткань этого района.

Тот первый звонок я сделала, стоя на коленях, зажав телефон между подбородком и плечом и сложив руки вместе, как в молитве. Теперь это стало частью моей жизни. Точно так же, как религиозные люди ходят в церковь исповедоваться каждое воскресенье, я дважды в неделю звоню на горячую линию анонимных грешников из одной и той же телефонной будки при церкви. Я признаюсь во всем, что я сделала, начиная с мелочей и заканчивая чем-то серьезным.

Грета поспешно входит в раздевалку и возвращает меня к сегодняшнему дню. Следующий час проходит в мучительном шторме дерганий, бормотания и случайного появления ожога на моей шее. К тому времени, как Грета отходит назад и хлопает в ладоши, я снова становлюсь той девушкой, которой Альберто хочет меня видеть. Дымчатый макияж глаз, кроваво-красная помада и платье, которое облегает мои формы, как вторая кожа.

Время воскресного обеда.

Отказываясь произнести хоть слово в адрес Греты, я проношусь мимо нее и цокаю каблуками в коридор. Но как раз перед тем, как я спускаюсь по мраморной лестнице, приглушенный голос заставляет волосы у меня на затылке встать дыбом. Два голоса, и что-то в тоне разговора заставляет меня застыть на месте, моя нога замирает над первой ступенькой.

— Это стандартный контракт. Просто добавь гребаную оговорку и покончи с этим.

Затаив дыхание, я выглядываю через перила и вижу знакомый силуэт в углу холла. Альберто. Я не вижу человека, с которым он разговаривает, но как только он начинает говорить, у меня кровь стынет в жилах.

— Она уже подписала его. Ты же знаешь, Альберто, я не могу вмешиваться в подписанные контракты.

Это Мортис, его адвокат. Тот самый, который дышал мне в затылок в кабинете Альберто, когда я, подписав бумаги, попрощалась со своей жизнью.

— Ой, я тебя умоляю. Мы оба знаем, что она слишком глупа, чтобы прочитать его. Просто составь новый контракт, поставь её подпись внизу, и мы покончим с этим.

Наступает тяжёлая тишина, за которой следует гнусавый вздох.

— Дай мне несколько дней, чтобы найти другой способ. А пока прочти новый пункт и дай мне знать, если есть что-то ещё, что ты хотел бы добавить.

Раздается шаркающий звук, и я отваживаюсь перегнуться через перила ровно настолько, чтобы мельком увидеть, как Мортис вручает Альберто коричневую папку. Затем он прочищает горло.

— Ты ведь понимаешь, не так ли, Альберто? Если она поймет, что контракт не тот, который она подписала, она может подать в суд. И ты знаешь, Верховный суд сейчас не самый большой твой поклонник…

Альберто прерывает его таким громким смехом, что он эхом отражается от куполообразного потолка.

— У этой девчонки нет и двух центов, чтобы потереть их друг о друга. Она никто, Мортис. Да и вообще, кто ей поверит? Все знают, что её отец — старый шарлатан, так что было бы легко убедить всех остальных, что яблоко недалеко падает от яблони.

У меня в ушах начинает звенеть так громко, что я не слышу остальную часть разговора. Я ныряю в нишу, пытаясь перестать задыхаться, как проклятая собака. Что, черт возьми, задумал Альберто? Меняет условия нашего контракта?

Жар пробегает по моей коже, и одинокая конфета Reese’s с арахисовым маслом у меня в желудке угрожает выйти наружу. Я знала, что мне не следовало ему доверять. Но он прав. Я никто, особенно в этом мире. Я не из богатой или властной семьи. Если он захочет подставить меня, триста долларов на моем банковском счете его не остановят. Ему и его семье принадлежат все и вся на этом побережье, никто мне не поможет.

Сквозь стук своего пульса я слышу гулкие шаги Альберто, направляющегося в сторону своего кабинета, и бросаю взгляд вниз как раз вовремя, чтобы увидеть, как он снова выходит оттуда с пустыми руками. Решение принимается за долю секунды, подпитывается гневом и решимостью. Я быстро осматриваю вестибюль, затем неуклюже сбегаю по лестнице в его кабинет. Внутри воздух насыщен запахом несвежих сигар и затхлых книг. Тяжелые шторы на эркерных окнах не пропускают солнечный свет и хранят все секреты, и хотя здесь так темно, что я едва вижу письменный стол, я не решаюсь включить лампу. Вместо этого я вслепую перебираю файлы, поднося их к носу, чтобы прочитать первые несколько строк. Я открываю ящики. Даже раздраженно бью противный сейф под столом. Ничего.