Дорога к призванию. История русской студентки, которая мечтала увидеть Америку - Холов Любовь. Страница 40

Если сочинение не было сдано вовремя, за каждый просроченный день нужно было прыгать 500 раз. Всегда приступая к новому сочинению я понимала, что пишу то, что от меня хотят услышать, а не то, что я на самом деле думаю. Каким танцором я планирую стать через 10 лет? Я не знаю, что будет завтра, а уж тем более через 10 лет. Кроме того, становиться великим танцором и сражаться за идею фьюжна мне совсем не хотелось.

– Если вы здесь ради своих корыстных целей: для того, чтобы стать сексуальным танцором, чтобы похудеть, чтобы получать новые знания лично для себя, убирайтесь прямо сейчас! – кричал Ти на занятиях. – Есть много мест в городе, где вы можете удовлетворить свои эгоистические потребности. У нас не танцульки, у нас серьезная организация, созданная для далеко идущих целей.

«Неужели я правда эгоистка, и не достойна стать частью чего-то большего?» – думала я. Но только думала… В сочинениях я писала о том, что я в студии танцев для того, чтобы помочь вывести фьюжн на новый уровень восприятия профессионалами. Все другие студенты, казалось, были здесь именно для этого. Несколько раз я пыталась заговорить с некоторыми из них, когда Ти не было рядом, и узнать, действительно ли они так революционно настроены. Они с гордостью отвечали, что да, и счастливы, что попали в эту организацию.

До недавнего времени я думала, что со мной что-то не то, и что рано или поздно я тоже захочу стать великим танцором и развивать идею фьюжна. Но потом произошло то, что заставило меня проснуться и задуматься над тем, чего я действительно хочу в этой жизни?

Из студии ушла испанка – та самая девушка, которая заставила меня поверить в то, что ты можешь столько, насколько ты веришь, что это возможно. Без лишних слов я теперь могла отжаться 60 раз, подпрыгнуть или присесть 2000 раз, написать 5 сочинений по 10 страниц в неделю при этом работая и учась в двух школах.

Ти заставил испанку выйти в центр круга и объяснить всем студентам, почему она их бросает. Почему она, проучась 5 лет в Студии, просто забирает теперь эти знания себе.

– У всех людей в жизни наступает момент, когда они смотрят в зеркало в глаза своему отражению и понимают, что не могут больше себе врать, – начала испанка. – Как бы я не заставляла себя поверить в то, что я хочу посвятить жизнь танцам – это не так.

Для меня ее слова прозвучали как гром среди ясного неба.

– Мне нравится танцевать и выражать свои чувства в танце, – продолжила она, – однако заучивать хореографию и выступать – это не мое.

– Это всего лишь плато в развитии. Тебе кажется, что ты уже многое знаешь и развиваться дальше некуда, – яростно перебил ее Ти.

– Я чувствую это уже около двух лет, – не моргнув, произнесла испанка. – Я много думала и анализировала, прежде чем решиться на этот шаг. Мне тридцать лет, и я уже очень давно мечтала стать преподавателем йоги, но у меня не было ни времени, ни денег. Теперь я накопила достаточную сумму, и после того, как я покину Студию, у меня появится много времени.

Кто-то из студентов заплакал, кто-то смотрел на нее с презрением.

– Смотрите, танцоры, и запоминайте предателей в лицо, – громко произнес Ти. – Эта девушка – яркий пример эгоизма, того, о чем я постоянно говорю.

Я не могла поверить своим ушам. До этой секунды Ти говорил, что мы все семья, и нужно всегда друг друга поддерживать.

– С сегодняшнего дня тебе навсегда закрыт вход в Студию. Даже если ты завтра пожалеешь о своем решении, уже поздно, – продолжил Ти. – Тебе запрещается общаться со студентами Студии. В резюме ты не имеешь права писать, что когда-либо училась у нас.

Склонив голову на бок, испанка спокойно слушала, а по щекам тихо текли слезы.

А я ревела взахлеб. Не знаю почему, но мне казалось, что я теряю что-то важное, как когда-то потеряла отца. Только в этот раз слезы меня не слушаются. Плиты, сдерживавшей их столько лет, больше нет, а самой мне с ними не справиться.

Не девушка предала, а девушку предали.

Сцена 52. ЗВУК ВСЕЛЕННОЙ

– Вы не знаете, что такое йога? – спросила я у Умиды на пути из языковой школы в метро.

– Знаю. А почему ты спрашиваешь? – остановилась Умида и повернулась ко мне всем телом.

– У нас одна девочка ушла с танцев. Сказала, что хочет быть преподавателем йоги.

Умида поморщилась. Почему-то она всегда менялась в лице, когда я упоминала Студию Танцев.

– Я думала, ты никогда не спросишь… – она медленно, словно задумавшись, двинулась дальше.

– В смысле, никогда не спрошу?

– Ты же такая рациональная, а йогой занимаются хиппи в душе, не солдаты.

Я уже где-то слышала про хиппи. А что значит не солдаты?

– А что, хиппи не рациональные?

– Они в первую очередь живут сердцем, а ты головой. В йоге многое может показаться нелогичным.

Этот разговор меня начал выводить из себя. Мне очень не нравилось то, что говорила обо мне Умида.

– Так что же такое все-таки йога? – нервно произнесла я.

– Это занятия такие…

– Там все медленно? – это единственное, с чем у меня ассоциировалась йога.

– В основном да, она помогает человеку замедлиться и расслабиться.

Расслабиться мне нужно было позарез. Последние несколько недель я просыпалась по утрам в ужасе, что куда-то опоздала. По несколько минут пыталась понять, что сегодня за день, куда мне нужно бежать и что делать. Я стала похожей на вулкан, который вот-вот взорвется.

– В свое время йога мне помогла выжить, – произнесла Умида.

– Как помогла выжить? – этот разговор перетекал в какое-то неожиданное русло.

– Около тридцати лет назад у меня было очень много проблем в жизни: я развелась с мужем, осталась с маленьким ребенком на руках, сильно заболела. Собиралась уже умирать. Искала, куда дочку пристроить, – на несколько секунд Умида замолчала, и мы шли молча. Я не решалась нарушить молчание.

– А потом встретила мужчину, который посоветовал мне заняться йогой, – наконец продолжила она. – Так начался мой путь к выздоровлению. После этого я еще стала практиковать уринотерапию, пить травяные настои. Поняла, что злость и агрессия разрушает человека не только морально, но и физически. Что со мной и происходило перед тем, как я заболела.

Я попробовала представить Умиду кричащей на кого-то со злостью, но так и не смогла.

– Через полгода такой работы над собой я сдала анализы, и все оказалось идеально. И по сей день все хорошо, – улыбнулась она.

– Умида, а чем вы болели, – осторожно спросила я. Она сама не сказала, может быть, ей не хотелось об этом говорить.

– Ох, у меня был букет всяких болезней… С пищеварением связано.

«Наверное, язва», – подумала я, но уточнять не стала.

– Я стала преподавателем йоги, училась у индийского гуру, – продолжила Умида.

Эта женщина не переставала меня удивлять.

– Умида, вы и преподаватель вокала, и игры на фортепиано, а теперь еще и преподаватель йоги?

Умида засмеялась:

– Да, преподаватель – основная деятельность. Мне всегда нравилось учить. Мама рассказывала, в детстве я рассаживала своих сестер (их у меня семь) на стулья и начинала им что-то рассказывать. Наверное, представляла себя учительницей в классе.

– И вы пошли учиться на преподавателя после школы? – спросила я.

– Я училась в музыкальной академии, стала преподавать только после тридцати.

Мы вошли в метро. Ехать нам нужно было в разные стороны. Мне в Бруклин, а ей в верхний Манхэттен. Там она работала няней в семье с двумя детьми.

– Если хочешь, приводи своих подружек, и мы займемся йогой прямо в школе. Найдем пустую аудиторию…

– Спасибо. Я подумаю, – крикнула я ей уже из вагона метро. Мой поезд пришел раньше. Умида осталась ждать своего на перроне.

Через несколько недель я уже сидела на полу на бежевой простыне в цветочек, сложив ноги в турецкой позе. Почему-то именно так я любила сидеть с детства. Даже на стуле на работе я сидела в турецкой позе. Вместе с тремя моими знакомыми девчонками, которым я предложила заняться йогой с Умидой, мы убрали стулья в одной из аудиторий языковой школы. Умида расстелила огромную простыню, и мы впятером на ней разместились.