Счастливая жизнь для осиротевших носочков - Варей Мари. Страница 28

На дворе стояло время, когда люди записывали на кассеты понравившиеся песни, которые крутили по радио. Иногда магнитофон зажевывал кассету, и приходилось разматывать ее карандашом. У Скарлетт была целая коллекция кассет, все – аккуратно помеченные и расположенные в алфавитном порядке. Она записывала тексты песен в маленьком синем блокноте на спирали, который всегда носила с собой. Она могла ночами напролет слушать радио в ожидании любимого хита, чтобы его записать.

Когда дело касалось музыки, Скарлетт проявляла удивительную дисциплинированность. В остальном же была творческой до мозга костей личностью. Ее половина комнаты напоминала базарную площадь после урагана, она всегда и везде опаздывала, забывала расписание уроков, меняла мнение чаще, чем трусики, и проявляла такой же бурный характер, как океан в декабре. Я, в свою очередь, не входила в число популярных девчонок, но и не была изгоем, которого толкают в коридорах и чьи шкафчики с оскорбительными надписями свидетельствуют о том, что у задир проблемы с воображением. Это по сей день ставит меня в тупик. Мои многочисленные попытки не привлекать к себе внимания закончились тем, что я оказалась в нейтральной зоне, среди детей, кого не трогают, потому что даже не подозревают об их существовании. А вот Скарлетт с тринадцати лет начала одеваться в рокерском стиле и оставалась ему верна. У нее были густо подведенные глаза, бледное лицо, разорванные ее стараниями джинсы и кожаная куртка, ради которой она целое лето проработала уборщицей на проходящих мимо яхтах. В детстве мы были очень похожи, поэтому я заплетала волосы, а Скарлетт всегда носила их распущенными, но после того, как она сменила стиль, нас больше никто не путал. Когда мы были вдвоем, нас всегда было трое: я, Скарлетт и Гамильтон, ее гитара. Мы проводили вместе почти все время. Если подумать, то мы были очень разномастной парочкой: я со своим строгим конским хвостом и очками, и Скарлетт со своими подержанными мартенсами и гитарой, которая всегда была при ней, как жизненно важный орган.

Скарлетт пользовалась особым статусом. В условиях жестокой школьной диктатуры, когда любой, кто выделяется из массы, обречен на немедленную социальную смерть, Скарлетт, по логике вещей, не должна была выжить. Но у Скарлетт был весомый козырь в рукаве: ей было плевать. Плевать на все, кроме музыки, плевать на то, что ею восхищались. Она никогда не казалась мне более крутой, чем тогда, когда шла по школьным коридорам с наушниками в ушах, не обращая ни малейшего внимания на насмешки и оскорбления, вызванные ее необычностью. Конечно, у Скарлетт были свои недостатки, но, вспоминая прошлое, я восхищаюсь ее бунтарским духом.

Мы с Дакотой и Эшли тратили время, обсуждая мальчиков и средства от прыщей. В третьем классе мой опыт романтических отношений ограничивался держанием за ручки с неким Уиллом. В конце концов мы расстались, потому что я перестала надеяться, что он когда-нибудь меня поцелует. Как и остальные девочки, я влюбилась в Джошуа Ричардсона. Уверена, у тебя в школе тоже свой Джошуа Ричардсон: образец полного придурка, по которому вздыхали все девчонки. Метр восемьдесят пять идиотизма, скрытого за улыбкой, более разрушительной, чем вспышка гриппа в замкнутом пространстве, и кубиками пресса, который заслуживал быть включенным в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Джошуа было семнадцать лет, и одно это делало его в моих глазах ужасно привлекательным зрелым мужчиной.

Помимо телосложения у Джошуа было три достоинства: 1) он был капитаном команды по американскому футболу; 2) он учился в выпускном классе и 3) ах, точно, он же учился в выпускном классе! И хотя я думала о нем днями и ночами, я никогда и представить не могла, что он мной заинтересуется. Поэтому я в мельчайших подробностях помню тот день, когда Джошуа Ричардсон в ореоле света спустился со своего пьедестала (лестницы, ведущей к уборным) и обратился ко мне с речью. Я стояла перед своим шкафчиком, доставая оттуда учебник по истории, напевая «Truly, Madly, Deeply» группы «Сэведж Гарден». Тогда эта песня была моей любимой – в первую очередь потому, что действие музыкального клипа (я знала его наизусть) происходило в Париже. А еще потому, что у меня был ужасный вкус, о чем явно свидетельствовали фотографии «Бэкстрит бойз», беззастенчиво приклеенные к внутренней стороне дверцы моего шкафчика.

– Алиса?

Мне потребовалось пятнадцать секунд, пятнадцать долгих секунд напряженного размышления, чтобы отреагировать и произнести пять слов.

– Ты знаешь, как меня зовут? – спросил одновременно пронзительный и сдавленный голос, который, как я не сразу поняла, принадлежал мне.

Может, этот вопрос и прозвучал глупо, но был вполне закономерен и Джошуа не удивил.

– Ну, как видишь. Хочешь после уроков посидеть в закусочной «У Боба»?

(Десять секунд размышлений, чрезмерное потоотделение.)

– Хорошо.

– Тогда встретимся перед спортзалом в пять. Я тебя отвезу.

(Пятнадцать секунд размышлений, серьезные проблемы с дыханием.)

– Хорошо.

После этого Джошуа развернулся и ушел. Было десять утра, а значит, у меня оставалось семь часов, чтобы подготовиться к встрече, которая должна была изменить мою жизнь. По такому серьезному поводу необходимо было как можно скорее созвать военный совет. Из-за отсутствия мобильного телефона или Интернета (мы все еще были в двадцатом веке) мне пришлось дождаться обеда, чтобы встретиться с Дакотой, Эшли и Скарлетт на нашем обычном месте в столовой.

Эшли с Дакотой были настроены довольно скептично:

– Уверена, что он не был пьян или под кайфом?

– Уверена, что он не перепутал тебя с кем-то другим?

Скарлетт ничего не сказала. Она молча жевала бутерброд с арахисовым маслом, пока мы обсуждали, не прогулять ли мне оставшиеся уроки, чтобы пойти домой переодеться. Но если Джош заметит, что я переоделась, то поймет, что я хочу с ним отношений, а проявлять интерес – это ошибка новичка (по словам Дакоты). Но с другой стороны, мои «Levi’s» и желтая футболка буквально кричали о том, что я не хочу отношений, что было еще большей ошибкой (по словам Эшли).

Сбитая с толку противоречивыми советами подруг и пребывая в таком стрессе, что за последние часы, наверное, потеряла десяток лет жизни, я повернулась к Скарлетт:

– А ты что думаешь?

Скарлетт провела рукой по каштановым волосам. Это было до того, как она принялась экспериментировать, окрашивая их всеми цветами радуги. Когда я распускала волосы, то выглядела растрепанной, но локоны Скарлетт красиво спадали по обеим сторонам ее лица, делая ее особенно привлекательной.

– Я думаю, что Джошуа Ричардсон – жалкий придурок и тебе не следует с ним встречаться.

Это заявление, которое по абсурдности могло сравниться только с модой на кроссовки на платформе, было встречено молчанием.

– Придурка бы не выбрали капитаном футбольной команды, – сказала я, защищая Джошуа.

Скарлетт фыркнула:

– Напомню, что в прошлом году Джошуа встречался с Джессикой. Они переспали, а на следующий день он бросил ее и всем сказал, что у нее волосатые подмышки.

Конечно, я знала эту историю. Все слышали о волосатости Джессики Беккер. Всем казалось забавным, что в течение нескольких недель Джошуа подсовывал ей в шкафчик бритвы, кремы для депиляции и восковые полоски – чтобы донести свою мысль как можно понятнее и глубже. Никто не переживал, когда вскоре Джессика сменила школу.

– Алисе просто нужно сделать депиляцию, – ответила Дакота, явно не понимая сути проблемы. Эшли, чью феминистскую совесть это не коробило, ее поддержала.

– Не встречайся с ним, – попросила Скарлетт и, немного поколебавшись, добавила: – Пожалуйста.

– Если ты не пойдешь, то совершишь самую большую ошибку в жизни, – сказала Дакота.

– Если ты не пойдешь, то пойду я, – сказала Эшли.

– Я пойду, – решила я. – Хотя бы из любопытства.

Скарлетт закатила глаза, захлопнула свой контейнер с едой и выпалила:

– Ты ему не интересна.

– Как ты можешь такое говорить! – в ужасе воскликнула Эшли.