Рыцарь-разбойник - Конофальский Борис. Страница 8

– Дозволено ли будет мне и моим друзьям поприветствовать столь прекрасную госпожу?

Она посмотрела на красивого юношу поверх стакана и сказала не без высокомерия, присущего красивым женщинам:

– Дозволяю, приветствуйте.

– А не будет ваш муж, или батюшка, или брат против, если я и мои друзья поговорят с вами? – все так же вежливо говорил молодой человек, снова кланяясь.

– Батюшки у меня нет, – ответила красавица и после прибавила голоса, чтобы и в шатре ее было слышно: – Мужа у меня тоже нет, а если братцу моему что не по нраву, так ничего – потерпит. Говорите, добрый господин, что вы хотели?

Все остальные господа тоже спешились, один остался при конях, а двое других присоединились к разговору. Сначала они все представились, но Брунхильда запомнила имя лишь первого заговорившего с ней – фон Литтен.

– Госпожа, не соблаговолите назвать ваше имя? – начал он вести разговор на правах старшего.

– Имя мое Фолькоф. Девица Брунхильда Фолькоф, а братец мой Иероним Фолькоф, владетель Эшбахта.

– Ах вот как! – Юные господа переглянулись.

И один из них продолжил:

– А почему же тогда вы поставили шатер с фамильными гербами Ливенбахов?

– Да, – поддержал его другой, – все интересуются, где же вы взяли этот шатер?

– Почем мне знать. – Брунхильда пожала плечами. – У моего братца много всяких вещей, что были когда-то не его.

– Он их покупает? – осторожно поинтересовался самый юный из господ.

– Вот уж нет! – засмеялась красавица, чем очень обрадовала юных господ, им по нраву пришелся ее смех. – Не большой он любитель покупать, он все больше отнимает.

– Так шатер он тоже отнял? – спросил с сомнением фон Литтен.

– Уж точно не купил, – продолжала смеяться Брунхильда. – Убить кого-нибудь да отнять – это он мастер…

Она не успела договорить, полог шатра отлетел в сторону, и вышел Волков, а за ним Сыч и Максимилиан. Кавалер был облачен в тот прекрасный доспех, что подарил ему архиепископ. Только шлема он не надел.

– Господа, я фон Эшбахт, чем могу помочь? – начал он без особой любезности.

Юные господа все представились ему. Они раскланялись, и фон Литтен произнес:

– Господин Эшбахт, ваш шатер вызывает у окружающих много вопросов. Вот мы и решили узнать о нем. И госпожа Брунхильда милостиво почтила нас беседой.

Волков был весьма недоволен всем этим, он быстро взглянул на красавицу и спросил у юноши:

– Госпожа Брунхильда по женскому слабоумию села на солнце вино пить. Много ли умного она могла вам сказать?

– Мы просто хотели узнать, не из Ливенбахов ли вы? Странно было бы видеть многолетних врагов нашего герцога в нашем графстве.

– Нет, я Фолькоф, а шатер я взял в бою.

– В бою? Неужели кто-то из Ливенбахов сбежал, бросив свой шатер? – удивился один из молодых людей. – Ливенбахи бахвалятся своей храбростью.

– Никуда он не сбежал, – холодно произнес кавалер. – Я убил его.

– Убили? – Вот тут молодые господа уже точно ему не верили. Они приглядывались и растягивали губы в тех улыбках, которыми вежливые люди маскируют свое недоверие. – И как же вы его убили? В поединке? Копьем?

– Его убил мой стрелок, пуля попала Ливенбаху в открытое забрало, стрелок, кстати, здесь со мной. А через пару дней я разгромил отряд Ливенбаха, часть людей убил, часть взял в плен. И сам видел труп Ливенбаха. Я взял еще его знамена и его обоз.

– А где это случилось?

– В Ференбурге, еще во время чумы, когда весь город был завален мертвецами, а Ливенбах грабил его.

Он говорил так твердо и убедительно, что у юношей, кажется, не осталось сомнений.

А вот прекрасная девица так и сидела со стаканом в руке и закатывала глаза, удивляясь и восхищаясь тем, как кавалер мастерски хвастается. Она то и дело фыркала или хмыкала так по-женски ненавязчиво, привлекая к себе внимание юных господ.

– Здесь помимо стрелка присутствует и ротмистр Брюнхвальд, – продолжал Волков, – он там тоже был в то время.

– А доспех вам не от Ливенбаха достался? – поинтересовался один из юношей.

– Нет, – отвечал кавалер, – это награда от архиепископа Ланна за деяния во славу Матери нашей Святой Церкви.

– И меч тоже от архиепископа?

– Этим мечом меня наградил старый герцог де Приньи после сражения у озера Боло.

Больше вопросов у юных господ не нашлось, и тогда фон Литтен сказал:

– А не соблаговолите ли вы с госпожой Брунхильдой быть к нашему шатру на ужин?

– Не соблаговолят они, – бесцеремонно влезла в разговор мужчин красавица, – они приглашены на ужин и бал во дворец графа.

– Как прекрасно! – воскликнул один из юношей. – Мы и забыли про бал! Значит, прекрасная Брунхильда будет на балу?

– А танцы вы уже расписали? – робко спросил самый юный из господ, который до сих пор все больше молчал.

– Расписали? Это как? – не поняла девушка.

– Кто те счастливцы, что будут танцевать с вами? Есть ли господа, которым вы отдали свои танцы? Кто танцует с вами первый? – несмело продолжал юноша.

Волков смотрел на этого сопляка и чуть не морщился, так ему было это противно, а вот Брунхильда расцветала от внимания молодых людей.

– Нет, никому я свои танцы не обещала, – сказала она.

Тут же фон Литтен подошел к ней, поклонился и произнес:

– Могу ли я надеяться, что вы окажете мне милость и будете танцевать свой первый танец со мной?

– Хорошо, – чуть покраснев, отвечала красавица.

И тут же тот, что был робок, попросил второй танец у нее, и третий юноша тоже просил танец. И она всем обещала, после чего они стали целовать ей руку, и Волков всем своим видом показывал, как это все ему не нравится, хоть он и молчит. Кавалер уже искал способ побыстрее от них избавиться, но так, чтобы это не выглядело невежливым, как тут приехали помощники распорядителя, и один из них сказал:

– Господин Эшбахт, турнир на сегодня закончился, остальные выезды будут уже завтра, а сейчас распорядитель просит вас с вашими людьми идти к арене, маршал и граф будут смотреть всех там. Дайте знать, как будете готовы.

– Я и мои люди готовы, мы идем немедля.

Он думал, как ему лучше: выехать, надев на прекрасные доспехи фальтрок, или показать их во всей красе. Но решил, что скромность будет ему украшением, а на виду в любом случае останутся поручи, перчатки и наголенники. Тем более что фальтрок, этот бело-голубой халат из великолепного шелка, и сам был весьма неплох.

Только шлем кавалер надевать не стал. Шлем и отличную секиру вез за ним Сыч.

Люди Волкова построились, все понимали важность момента, и офицеры короткими окриками выравнивали строй. Сначала Брюнхвальд и его великолепные люди, настоящие доппельзольднеры. Затем люди Рене и Бертье, которые были тоже неплохи, а уже последними стояли люди Рохи. Может, и неказистые на первый взгляд, но каждый при отличном мушкете. Все офицеры в бело-голубых шарфах, сержанты с бело-голубыми бандами на левой руке. Барабанщики тоже. А первым стоял Максимилиан с роскошным бело-голубым знаменем, на котором черный ворон сжимал в когтистых лапах факел.

«Долго ли придется ждать?» – только подумал Волков, как из ворот арены быстро вышел распорядитель, громко крикнул: «Ступайте! Ваше время!» – и стал призывно махать руками, зазывая кавалера на арену.

Волков на мгновение задумался, поднял было руку, чтобы дать команду, но это оказалось бы неправильным действием. Люди сзади его бы не увидали. Но вот Брюнхвальд знал, что делать.

– Барабанщики! – заорал он. – Походный шаг бить!

Быстрая барабанная дробь и…

Бум-м… Бум-м… Бум, бу-рум, бум, бум, бум…

Максимилиан тронул коня, Волков поехал за ним, оборачиваясь и видя, как колыхнулись ряды его людей, как поднял руку Брюнхвальд, а за ним и Рене, и отряд двинулся.

Максимилиан молодец, кираса сияла, голова повернута к трибунам, подбородок поднят. Весь вид мальчишки говорил о том, что он горд быть знаменосцем. Волков тоже повернул лицо к главной трибуне. А там дамы, дамы, дамы – все прекрасны, нарядны, все в парче, перьях и золоте. Все на него смотрят, все ему улыбаются благосклонно. Он тоже отвечает им улыбкой. Господа, конечно, там тоже есть, но Волков их не замечает, пока не доезжает до середины трибуны.