Сотворение света - Шваб Виктория. Страница 13

«Только не это», – в ужасе подумал Келл. Однажды он уже отказал этому монстру. Еще раз он этого не вынесет. Этот жуткий ошейник. Холодный ужас, когда биение сердца в груди медленно замирает.

Тьма нависла над ним, и Келл невольно попятился, готовый защищаться. Но удар так и не обрушился. Тень прошелестела по его окровавленным пальцам и отступила. Не отпрянула, скорее задумалась.

Тьма тошнотворно засмеялась и стала сгущаться – сначала в столб, затем в человека. Не из плоти и крови, а из бесчисленных теней, таких плотных, что они походили скорее на жидкий камень. Одни грани резкие, другие расплывчатые. Голову короля венчала корона – дюжина острых шипов торчала в стороны, как рога, их концы таяли струйками дыма.

Король теней в своем истинном облике.

Осарон вдохнул, и расплавленная мгла в его нутре замерцала, как уголья, в воздухе разлилось тепло. И все равно он казался плотным, как камень. Осарон присмотрелся к своим рукам – пальцы сужались к концам, как острия – и его губы растянулись в жестокой улыбке.

«У меня давно уже не хватает сил удерживать свой собственный облик».

Его рука потянулась к горлу Келла, но на полпути остановилась. В воздухе просвистела сталь. Нож Лайлы ударил Осарона в висок, но клинок не вошел в тело, а пролетел насквозь.

Значит, он все-таки не настоящий. Бестелесный. До поры до времени.

Осарон метнул взгляд на Лайлу – та уже доставала другой нож. Под его взглядом она застыла, всеми силами сопротивляясь могучей хватке, и Келл снова улучил момент: прижал окровавленную руку к груди чудовища. Но под пальцами Келла фигура рассеялась в дым, и Осарон отпрянул, его каменное лицо исказилось злобой. Лайла, освободившись, снова ринулась на него. У нее в руке был короткий меч стражника. Она замахнулась и сильным ударом рассекла короля теней пополам.

Осарон распался надвое, потом растворился в воздухе.

Был, и вдруг исчез.

Келл и Лайла озадаченно переглянулись.

Стражники без церемоний поволокли бездыханного Холланда за ноги. А люди на крыше стояли, будто завороженные. Хотя скорее всего это было просто шок, ужас, смятение.

Келл встретился взглядом с Максимом.

«Тебе еще многому надо научиться».

Он обернулся на голос и увидел Осарона. Тот, снова сгустившись, стоял – уже не на разбитой середине крыши, а на краю, на перилах, на железных прутьях – будто на твердой земле. Плащ развевался на ветру. Призрак человека. Тень чудовища.

«Бога нельзя убить, – произнес он. – Ему следует поклоняться».

В его черных глазах плясал мрачный восторг.

«Не тревожьтесь. Я вас научу. И придет время…»

Осарон распростер руки.

«Я сделаю этот мир достойным меня».

Келл слишком поздно понял его замысел.

Он ринулся наперерез. А Осарон, раскинув руки, качнулся назад и упал.

Подбежав, Келл успел увидеть, как король теней рухнул в красные воды Айла. Его тело вошло в воду без всплеска и ушло в глубину. И стало растворяться, как пролитые чернила. Лайла прижалась к Келлу, пытаясь что-нибудь разглядеть. Над крышей раздались крики. И только они вдвоем молча стояли и с ужасом смотрели, как расползается в воде перо черноты, растет, растет, растет полоса мрака. Через минуту алое сияние погасло, и волшебная река стала непроглядно черной.

Алукард мерил шагами комнату принца и ждал новостей.

Он ничего не слышал, кроме того единственного вопля, криков стражников в коридоре и шагов наверху.

Роскошные занавеси и балдахины, пышные ковры и подушки полностью поглощали все звуки, отрезая комнату от внешнего мира, и покои были погружены в невыносимое безмолвие.

Они были одни – капитан и спящий принц.

Король ушел. Жрецы тоже. Даже королева ушла.

Они удалялись один за другим, на прощание бросая на Алукарда взгляды, в которых читалось: «Посиди, побудь с ним». Можно подумать, он уйдет. Он бы с удовольствием сбежал от давящей тишины и незаданных вопросов, но только не от Рая.

Последней ушла королева. Постояла несколько секунд между кроватью и дверями, будто разрываясь надвое.

– Ваше величество, – сказал он. – Я его поберегу.

В этот миг с ее лица словно спала маска – королева превратилась в напуганную мать.

– Если бы ты мог…

– А вы можете? – спросил он, и взгляд ее огромных карих глаз метнулся к Раю, задержался очень, очень надолго. Потом она все-таки ушла.

Что-то привлекло его внимание к балкону – не движение, а изменение света. Он подошел к стеклянным дверям и увидел, как по стене дворца сползает тень, как пелена, как шлейф, как глянцево-черный занавес. Он мерцал – то твердый, то дымный, то опять твердый, и эти волны прокатывались от дворцовой крыши до речного берега далеко внизу.

Это, скорее всего, магия, но в ней нет ни красок, ни света. Если она и соткана из нитей силы, он этих нитей не различал.

Келл рассказал им об Осароне, о ядовитой магии другого Лондона. Но как можно сделать вот такое? Разве это под силу любому магу?

– Он демон, – сказал тогда Келл. – Осколок живой, дышащей магии.

– Осколок магии, возомнивший себя человеком? – спросил король.

– Нет, – ответил Келл. – Осколок магии, возомнивший себя богом.

И теперь, глядя на колонну, свитую из теней, Алукард понял – это существо не повинуется линиям силы. Оно само создает их из ничего.

Он смотрел и не мог отвести глаз.

Пол, казалось, накренился, и какая-то сила потянула Алукарда к стеклянным дверям, к черному занавесу за ними. Если подойти ближе, может быть, он различит нити магии…

Капитан протянул руку, чтобы распахнуть двери, но в этот миг принц шевельнулся во сне. Послышался тихий стон, слабый короткий вздох, и этого хватило, чтобы Алукард отвернулся. Мгновенно забыв про черноту за стеклом, он кинулся к кровати.

– Рай, – прошептал он. – Ты меня слышишь?

Между бровями принца пролегла морщинка. Челюсти еле заметно сжались. Эти незаметные знаки не ускользнули от Алукарда, он откинул со лба Рая темные волосы, пытаясь выбросить из головы образ принца, обращающегося в прах на этом самом ложе.

– Очнись, пожалуйста.

Он провел пальцами по рукаву принца, коснулся руки.

Алукарду всегда нравились руки Рая – гладкие ладони, длинные пальцы, чуткие, музыкальные.

Он не знал, играет ли Рай до сих пор, но когда-то он неплохо владел несколькими инструментами. Играл он, как говорил на иностранных языках. Легко и бегло.

Краткая вспышка воспоминания. Пальцы, скользящие по его коже.

– Сыграй мне что-нибудь, – попросил тогда Алукард, и Рай в ответ сверкнул своей ослепительной улыбкой. При свечах его янтарные глаза превратились в расплавленное золото. Легкие пальцы принца пробежали по телу любовника сверху вниз – по плечам, вдоль ребер, по талии.

– Я бы лучше сыграл на твоем теле.

Алукард переплел свои пальцы с пальцами принца, радуясь, что они теплые. И вдруг рука Рая еле заметно вздрогнула, пальцы ласково сжались. Алукард осторожно забрался на кровать и тихо прилег рядом со спящим принцем.

Тьма за стеклом растекалась все шире, но Алукард не сводил глаз с груди Рая. Она вздымалась и опадала, и вокруг нее медленно сплетались сотни серебристых нитей.

Наконец-то Осарон снова свободен!

Там, на крыше, был один момент – краткий миг между вдохом и выдохом – когда ему показалось, что без костей и плоти он вот-вот развеется на ветру. Но нет. Удержался. Не развеялся. Не исчез.

За месяцы, проведенные в том, другом мире, он стал сильным.

А за минуты в этом – еще сильнее.

И стал свободен.

Какое странное чувство! Давно забытое…

Как долго он сидел на своем троне посреди уснувшего города, смотрел, как затихает пульс его родного мира. В конце концов даже снег перестал падать и повис в воздухе, а он все смотрел и смотрел. И ничего больше не оставалось, только спать и ждать, и ждать, и ждать, и ждать…

Ждать свободы.