Чудовищ не бывает - Виллен Лиселотт. Страница 27

Алиса снова стояла возле окна. Лео так же лежал, повернувшись к ней спиной, как будто и не двигался. На столе она разглядела стакан с мутноватой жидкостью, а на полу возле кровати — раскрытую книгу.

Когда Лео зашевелился, она отступила, чтобы он ее не заметил, пока не встанет. Но он увидел ее и замер, а затем быстро покинул комнату. Она обошла дом. Стенберг суетился на кухне. Дверца холодильника была открыта. Алисе показалось, что Лео куда-то собирается. Она уселась на крыльце и решила подождать. Просидела она так довольно долго, но спустя некоторое время услышала шаги. В уличной одежде и сапогах, с сумкой через плечо, он вышел на крыльцо и запер дверь.

— Иди домой, Алиса, — приказал Лео.

Надо же, назвал ее по имени. Она подняла голову и наблюдала, как он залез в пикап, потом машина развернулась и скрылась из виду.

Она знала, куда он направляется. Вернувшись к дому, Алиса вытащила велосипед и поехала сперва вдоль моря, а потом — по ведущей в гору тропинке. За деревьями показался блестящий фургон. Она притормозила. Лодка исчезла. И трейлер тоже. На земле она заметила что-то вроде следов от колес. Алиса поехала дальше, к рыболовному причалу. Пикап Лео стоял возле лодочного сарая. Какая-то лодка быстро двигалась в открытое море.

Другие сараи для лодок, похоже, пустовали. Вокруг не было ни души. На парковке возле причала стояли старенький «фиат» и пустой трейлер. Прежде этот трейлер был возле фургона — Алиса узнала зеленый брезент, брошенный на землю рядом с трейлером.

Она снова посмотрела на море. Черная точка медленно уменьшалась. Алиса вспомнила про сумку, которую Стенберг взял с собой, — судя по всему, вернется он нескоро.

Алиса поехала прочь, но в самом начале дороги, возле шлагбаума, перекрывавшего поворот на Сал-тудден, остановилась. Чуть поодаль блеснуло что-то вроде фар, а следом в сторону отеля проехала машина — серая, а не черная, однако Алиса развернулась и решила двигаться обратно. Проехав несколько метров, она услышала, как машина остановилась. Открылась дверца. Притормозив, Алиса спустила ноги на землю, но руль из рук не выпускала. Потом она обернулась.

Оказалось, это не Лео, а Каролина. Алиса смотрела на фигуру женщины по другую сторону шлагбаума.

— Алиса, можно с тобой поговорить?

Голос звучал властно, и Алиса едва не согласилась, но потом вспомнила о словах Каролины: «Я вообще не понимаю, зачем они вернулись. Не хочу иметь с ними ничего общего! Зря они сюда приехали».

— Если о Юнатане, то не волнуйтесь, — ответила Алиса, — он больше не хочет со мной общаться.

— Нет, не о Юнатане, — возразила Каролина, — о твоем папе, Иване. — Ее тон изменился, она заговорила осторожно, почти опасливо.

Алиса нехотя развернула велосипед и подошла к шлагбауму. Сквозь листву просачивался солнечный свет, вырисовывая на руках девушки причудливый живой узор, похожий на крылышки насекомых.

— Если хочешь, поехали со мной, — предложила Каролина.

Алиса оставила велосипед в канаве на обочине и залезла в машину. Приборный щиток блестел, в салоне пахло кожей и духами. Едва она села, Каролина развернула машину и двинулась к гостинице. Возле дома она остановилась.

Алиса огляделась, и Каролина это заметила.

— Ни Рогера, ни Юнатана нет дома. Они поехали в город за стройматериалами. Вернутся только завтра.

Каролина проследовала вперед, в дом, предложила Алисе располагаться на кресле возле камина, а сама вышла, но вскоре вернулась с маленьким подносиком, на котором стояли два стакана и кувшин с янтарного цвета напитком.

— Будешь чай со льдом? — Не дожидаясь ответа, Каролина наполнила оба стакана. Руки у нее слегка дрожали, и кубики льда тихо позвякивали о бокал. Она уселась в кресло и положила руку на подлокотник. В большое окно светило солнце, и лицо женщины казалось особенно бледным. Гостиница располагалась немного на отшибе, на скалах. На гостевой парковке уже стоял велосипед Анни и несколько машин.

— Я хочу рассказать, как все было, — сказала Каролина, — тогда, больше десяти лет назад. Хочу рассказать о своем участии в этой истории. Пора положить этому конец. — Она опустила голову, но вновь ее подняла: — Я всего лишь человек. И прекрасно это осознаю. Люди ошибаются. И порой их ошибки тянут за собой последствия такие чудовищные, что их не исправить. И тогда необходимо научиться уживаться с ними.

«Она хуже всех», — вспомнились Алисе слова матери.

«Чего же тебе от меня-то надо?» — подумала она.

— Выслушай меня. — Каролина словно прочитала ее мысли. — Больше я тебя ни о чем не прошу. Алисе казалось, будто они просидели там бесконечно долго. Каролина монотонно рассказывала о себе и своей жизни. О том, как познакомилась с Рогером Эдвиком и переехала, покинув людей, к которым привыкла с детства. В ее новой жизни дни бежали, а ничего особенного не происходило, обеды и ужины сменяли друг дружку, времена года следовали слепой чередой, дни становились то короче, то длиннее, на двери появлялись новые отметины, все выше и выше, по мере того как Юнатан рос и требовал все меньше ее внимания. Потом сюда переехали Соня с Иваном. Они построили дом у моря и поселились там. Сперва на люди они особо не показывались. По крайней мере, Иван. Он вечно был в разъездах. Каролина несказанно радовалась новым соседям: они словно связывали ее с прежней жизнью, с искусством, культурой, всем тем, по чему она тосковала. Она устроила в гостинице концерт, доходы от которого пошли на благотворительность. Соня уговорила Ивана принять в нем участие, и тот пообещал выступить. За два дня до концерта он пришел в гостиницу и сыграл на рояле, после чего заявил, что нужно будет хорошенько подготовиться. Инструмент совершенно расстроен, играть на нем невозможно. Тон Ивана был резким и требовательным. Каролина сказала, что, разумеется, все уладит и вызовет настройщика, вот только сам-то Иван — понимает ли он, что публика здесь другая и что местные жители, скорее всего, не смогут оценить всех нюансов его исполнения? На это Иван ответил, что она ошибается и ведет себя высокомерно. «Если не выкладываться полностью каждый раз, когда играешь, в конце концов у тебя ничего не останется» — так он сказал. Это как с любовью. Если не любить всем сердцем, чувство исчезнет.

— Мне казалось, будто он говорит обо мне, — призналась Каролина, — о моей жизни, о замужестве. Он описывал мои собственные чувства — будто все вокруг сжимается, уменьшается. Я влюбилась в твоего отца в тот же день, когда впервые его увидела. Ощущение это словами не выразить, я утонула в нем с головой. И то, что у твоего отца имелась семья, меня ничуть не тревожило. На свою семью мне тоже было наплевать.

Алиса молча смотрела на Каролину. К стакану с чаем она не притронулась, и кубики льда медленно таяли в воде.

— Вскоре после первого благотворительного концерта он получил должность кантора, — продолжала Каролина. — Я тоже стала петь в хоре, но таких встреч было недостаточно, и я упросила Ивана давать мне уроки игры на фортепиано. Полгода он приходил сюда раз в неделю. Я делала все, чтобы твой отец заметил меня, чтобы между нами пробежала искра. Однако его интересовала лишь моя игра, и дотрагивался он до меня лишь в тех случаях, когда я неправильно держала руки над клавишами.

В конце концов она не выдержала и сама прикоснулась к нему, но Иван отвел ее руку в сторону. «Не надо, Каролина, — сказал он, — это ни к чему не приведет». Она собиралась бросить хор, но продолжала туда ходить. Прежде Каролина защищала его, убеждала остальных, что он хочет как лучше. Уговаривала их простить его резкость и требовательность. Сейчас же она прекратила. На протяжении следующих двух лет она молчала, ни слова не говоря Ивану о том, что он слишком требователен. Наблюдала его вспышки гнева, одну за другой, вплоть до последней, той самой, после которой все изменилось.

— Ему пришлось срочно уволиться. Я сразу же навестила Ивана — говорила, мол, понимаю, почему он так себя повел, понимаю, как ему, должно быть, тяжело. Ради него я была готова все бросить. А он сказал: «Каролина, какой в этом смысл? Это же бессмысленно. Везде одно и то же, лучше места мне не найти. И деваться мне некуда».