Книга теней - Клюев Евгений Васильевич. Страница 74

Я давно уже говорю не об Эвридике, а тем более не о себе самом. Станислав Леопольдович и Эмма Ивановна Франк — вот кто меня беспокоит. Не уверен, что Станислав Леопольдович отчетливо осознает, в какую «игру» Вы его втянули, — боюсь, он и вовсе ни о чем не подозревает. Но Эмме Ивановне я счел своим долгом рассказать обо всем. К несчастью, рассказ мой пришелся на то время, когда сам я имел глупость панически бояться Вас и считал Ваше влияние на мою судьбу определяющим. Если бы я тогда уже мог относиться к Вам как к человеку, которого следует лишь пожалеть!.. Увы, прозрение наступает всегда слишком поздно. И мне пришлось до смерти напугать бедную старуху, доведя ее тем самым до приступа — рассказом как таковым и (теперь я понимаю это) более чем нелепым по причине полной безрезультатности прыжком с балкона. Признаюсь, я имел намерение разрушить все Ваши планы и доказать Вам, что один выход из безвыходного положения — причем выход добровольный! — есть у каждого человека всегда.

Впрочем, ничья смерть не станет для Вас сигналом остановить безумную Вашу деятельность. Вы возьмете для своих целей кого-нибудь еще — с его благородного разрешения… или даже без такового, как практикуете в последнее время. И с новыми, что называется, силами приметесь «работать» с ним. Я не знаю, каким испытаниям Вы подвергаете других — например, Станислава Леопольдовича, — но сдается мне, что испытания эти чудовищны.

Все последнее время меня интересует один лишь вопрос. Отдаете ли Вы себе отчет в том, чем это может кончиться? Или Вы не думаете о перспективах и живете лишь сегодняшними забавами?

…Сейчас я перечитал написанное — и вот думаю о том, зачем я обращаюсь к Вам.

Вероятно, Вы просто интересны мне — тоже в смысле экспериментальном. С того момента, как я узнал о Вашем существовании, Вы сделались для меня своего рода психологическим феноменом, за которым я, оказывается, постоянно наблюдаю. И теперь я хотел бы — честно, в отличие от Вас, — предупредить: отныне я экспериментатор, а Вы для меня подопытный кролик. Вы не удосужшись поставить меня в известность о своих опытах — прощаю Вам все, что было, но при одном условии: теперь законы диктую я. Будьте готовы к этому.

Искренне Ваш Петр Ставский

Москва, 29 мая 1983 года"

Петр нашел в тумбочке конверт, запечатал письмо. На конверте надписал крупными цифрами номер телефона: это ведь надо, чтобы кому-то так повезло с номером, почти сплошная бесконечность! Он откинулся-на-подушку и стал думать о бесконечности: бесконечность была пустыней в снегу.

— Привет.

Петр не открывал глаза: он знал, что пришла Эвридика. Она пахла водой и солнцем.

— Привет, Петр. Как дела?

— Нормально дела. А что на воле?

— На воле тоже все нормально.

— И долго еще там так будет — нормально?

Эвридика посмотрела на тумбочку и увидела конверт. С восьмерками.

— Не знаю, долго ли… — сказала она. — Боюсь, что нет. Я очень устала. Очень, Петр.

— Конечно.

— И, кажется, больше не могу… Аид Александрович не велел тебе ничего говорить — ты видел, я не говорила. Но я устала — не говорить. По-моему, сейчас я уже начну.

— Я почти рад, что ты так устала. Я тоже устал — не знать.

— На самом деле, неизвестно, что труднее. И то и другое трудно. Но сейчас все рушится. Петр, милый!.. А я не умею поправить, и я не понимаю — что можно, чего нельзя!

— Но живы — все?

«Все» — это был Станислав Леопольдович: остальные приходили в больницу.

— Все? — Эвридика опустила глаза — почти-в-преисподнюю. — Я не знаю, как сказать. Потому что трудно определить, живы или уже нет… Он в летаргическом сне. Почти три недели… две с половиной. Аид взял его к себе в институт. Аид тоже не знает, когда кончится сон. И кончится ли он вообще…

— Это болезнь?

— Нет. Почти невозможно объяснить, что это.

— Но признаки жизни есть?

— Совсем малозаметные… Даже зеркальце не запотевает. Кожа совершенно холодная и бледная очень. Пульса нет.

— А что есть?

— Сердце бьется — правда, слабо-слабо, это рентгеном установили, в институте. И еще с помощью электрошока — мышцы реагируют, кажется…

— Так что точно не смерть?

— Пока точно.

— А дальше?

— Дальше сложно очень, потому что это не обычный летаргический сон. Тень Станислава Леопольдовича сейчас находится в Элизиуме.

— Я так и знал, — сказал Петр. — Я же говорил тебе, что… Эта книжка, которую я читал, — помнишь? — Он приподнялся на локте. — Мне сейчас надо в библиотеку, Эвридика. Срочно надо в библиотеку… А я не могу!

— Я могу, — ответила Эвридика.

— Это без толку, ты не знаешь немецкого… А вынести ее оттуда никак нельзя? Маму попросить или кого-нибудь!

— Уже просила!.. Когда мне Эмма Ивановна все рассказала — в тот вечер, я на другой же день говорила с мамой… Мама человек дисциплинированный… Конечно, если бы объяснить ей, в чем дело! Но я не решилась объяснить. Ты подожди с книгой — мы к этому вернемся. Сначала вот что…

Эвридика говорила долго — сперва о том, что узнала от Эммы Ивановны, потом о ночи в «Зеленом доле» — опять-таки со слов Эммы Ивановны, на другой день позвонившей ей в восемь утра…

— А когда свет включили — через две секунды Женя включил, — Станислав Леопольдович лежал на полу уже и тени не было рядом с ним: ни одной. И все думали, что он умер: тело совсем холодное, и не дышит… Эмме Ивановне сделалось плохо, еле ее откачали, хотели «скорую» вызвать, но она не велела, а сразу стала звонить Аиду домой. Аид тут же приехал — вместе со «скорой»: Станислава Леопольдовича и Эмму Ивановну отвезли в Склифософского… у нее криз гипертонический, и ее оставили в терапевтическом, она три недели пролежала. А Станислава Леопольдовича Аид к себе забрал — в соматическую психиатрию, где я была, и сейчас Аид все время наблюдает за ним, но тени у Станислава Леопольдовича нет.

— А восьмерки — что?

— Восьмеркам ребята сразу стали дозваниваться… ой, я забыла, теперь адрес есть, таксист сказал, который ту тень привез — ну, в образе Эммы Ивановны. В общем, они долго звонили — никто трубку не брал целый час почти… А в пятом часу утра поехали по этому адресу, но там дома никого не оказалось. И теперь нет никого. Они дежурят по очереди — на скамеечке в арке, оттуда подъезд хорошо видно, и до сих пор ничего не дождались. Ночью в окнах свет не зажигается, ребята и по ночам дежурят, они хорошие такие: там одна девушка по имени Бес… Алла то есть, и еще Женя, Стас, Володя, Сергей, Павел. И они думают постоянно, но ничего придумать не могут! Ты попробуй, Петр… я дура, я молчала все время, Аид велел, он за тебя беспокоился, чтобы ты еще какой-нибудь номер, — это он так говорил… Петр, ну скажи хоть слово, Петр! Ты письмо написал, я вижу…

— Так, Эвридика. — Петр закрыл глаза ладонью. — Слушай меня внимательно. Мама работает сегодня?

— Нет.

— Это замечательно. Пойди в Ленинку…

— Я же не записана! — перебила Эвридика.

— Разовый пропуск возьмешь — по паспорту. Паспорт есть?

— Есть.

— Скажешь, нужно книги некоторые посмотреть — для курсовой. Заполнишь требование… вот сведения. — Петр по памяти восстановил название книги. — Найдешь, если найдешь, книгу в картотеке, спишешь шифр… ну и получишь «Руководство…» в ЦСБ. Садись и перерисовывай все от руки — начиная со страницы, на которой готический шрифт переходит в обычный. Сколько успеешь до закрытия. А вечером надо найти способ передать это все мне.

— Я найду способ. — И Эвридика ушла — не оборачиваясь.

Ждать до вечера оказалось невыносимо уже через час. Ко всем соседям Петра пришли все-возможные-родственники: прорва народу. Петр сделал вид, что спит-богатырским-сном. Все-возможные-родственники говорили на все-возможные-темы. В палате пахло чужой-едой. Петра мутило. Хуже всего то, что трудно было думать… Но не думать было еще трудней.

— А-вот-апельсинчик-съешь-еще-я-тебе-почистила!

Конечно, книги нет в библиотеке, глупо было посылать Эвридику. Она вернется и скажет: книги нет. И что тогда? Тогда… Тогда книгу надо закончить самому. Ориентиры заданы — осталось только следовать по намеченному автором пути.