Айлэ: говорящий с духами (СИ) - "Zaraza takaja". Страница 5

— Камаль Алиевич, — начал он, — ваши люди должны были расчистить участок ещё несколько дней назад. Почему мы сейчас ждем?

— Валэрый Стэпановыш, зашэм плохо говорыш! — воскликнул Камаль, а я чуть не заржал. Вот где актёр. Станиславский стоя аплодирует! Ведь прекрасно по-русски говорит. Высшее образование у человека, кандидатскую в Москве защитил. А как речь на скользкую тему заходит: так сразу «чурка». Мой твой нэ понымай!

— Москва студэнт давать зашэм? Кюрган копать, шаман находить! Жюрналист звать, новости камэра снымать. Ай, молодца!

— Ну хорошо, — купился на льстивый тон Валерик. — Когда захоронение вскрывать будем.

— Сэводня бюдем. Там только вход копать. Пилита сдвинем и все! Ходы, смотри, камера записывай.

— Записывать, пока не надо. Сначала посмотрим, что там.

Летучка закончилась через час. Решили, что первыми в могильник спустимся втроем: Камаль, Валерик и я. После первого осмотра (читай деления на ваше и наше), начнётся извлечение.

Да, энтузиазм победил профессионализм. Через шесть часов, с помощью лопат и какой-то матери, вход был расчищен. Пара крепких парней — студентов навалилась на вбитые в щели ломы, и здоровая каменная плита упала на землю. Вот он момент истины. Дальше — только жадность.

Камаль наотрез отказался идти первым. Из его уст это звучало как:

— Историщеский момент, да! Валэрий Степановыш, ви должны первим открить эту сираницу!

«Сираницу» Валерик и открыл. А куда ему было деваться? Ни я, ни Камаль внутрь не спешили.

Мощные прожектора били прямо в проход. Плюс у каждого на лбу был закреплен шахтёрский фонарик. На лице респираторы, куда же без них. Обязательные двойные перчатки: снизу хирургические, поверх рабочие. Мы входит в могильник.

Прямоугольное помещение 2×3 метра. В середине — каменный саркофаг. Нам троим развернуться негде. По бокам от входа, с внутренней стороны две статуи Тенгри и Эрклиг, символизирующие небо и подземье, рай и ад. Своеобразное напоминание том, что айлэ открыты оба мира: мир живых и мир мёртвых. Эти точно уйдут в музей — ценность только историческая. По бокам саркофага выставлена утварь. Здесь есть на что посмотреть. Пара высоких бронзовых кувшинов — в такие насыпают зерно. Десяток серебряных кувшинчиков — для масла, благовоний и сушеных трав. На отдельной подставке — профессиональная атрибутика айлэ: чаша истины, медная ступка, серебряное зеркальце и кнут из кожи варана.

Так, а вот это уже интересно! На полу, у изголовья саркофага, лежат три золотых обруча. Судя по тому, как при их виде спал с лица Камаль, моё предположение верно. Это «браслеты» привязки дэвов. Одних из самых сильных духов подземного царства.

А вот Валерик им обрадовался и, сразу, записал в «свои». Вот и пусть забирает! Нахуй, нахуй! Меня от одного их вида знобить начинает.

Осторожно снимаемых крышку саркофага. По центру — мумия. На вскидку восемьсот-тысяча лет. Подробнее — только анализ. А вокруг золотые монеты. Много. Руками не лезу, все на глаз. На мумии кольца, браслеты — все золото. Музею точно не достанется. На груди серебряное ожерелье с подвесками. Вот это бы отстоять! Хочу такое, но мне не светит. Дальше все по-мелочи. Заканчиваем уже в темноте.

Валерик и ЧОП выносят «свое». Завтра начнётся официальное вскрытие. Журналисты уже приглашены. Парни будут с умным видом мести кисточками камень. А девушки-студентки в брендовых футболочках демонстрировать бронзовые статуэтки и серебряный кувшинчик (единственный, оставленный Валериком для музея). А я спааать.

Сил едва хватило на короткий душ. До кровати добрался на автомате. Вот только поспать не вышло. Едва я закрывал глаза, как меня начинали преследовать шорохи. Сколько я не убеждал себя, что это змеи в песке ползают — не помогало. Промучившись часа два, я вышел из палатки покурить. На улице было холодно. В пустыне ночью всегда холодно, но сегодня особенно. Градусник у входа показывал + 15. Звездное небо чистое, ясное. Кажется, протяни руку и до звезды дотянешься. Лагерь не спал. Возле полаток горели костры. Закурив сигарету, я решил прогуляться.

Ноги сами понесли меня. Захотелось подойти к костру, выпить пиалу крепкого чая, послушать местные легенды. Так я шёл на свет, не заботясь о направлении.

— Чего по лагерю бродишь, Руслан? — остановил меня пьяный голос.

— Камаль, а ты чего не спишь?

— Не спиться мне. Духи не дают. Выпустили мы дэвов. Теперь они жертву ищут.

— Какую жертву, Камаль?

— Человеческую. Не успокояться они теперь. Ходить за нами будут, пока к себе не заберут.

— Камаль, ты пьян.

— Да, и что? А знаешь, пошли ко мне, арак выпьем. У меня есть ещё.

— А пошли, — согласился я.

— Выпили мы не много. Бутылку не допили. Больше говорили, скорее душу изливали. Мне Камаль про отца рассказывал. Он у него айлэ был. Однажды сил своих не рассчитал. Духи его и утащили на ту сторону. Внешне это на стремительную болезнь походило. Неделя и сгорел крепкий старик. Только Камаль был уверен — не болезнь это была. Духи забрали.

Мы сидели в палатке, а снаружи ветер поднялся. На матерчатых стенах появились тени. Будь мы в лесу, я бы сказал ветки качаются. Но мы в пустыне. Тут нет деревьев. А тени, будто, руки тянут. Тянут, тянут, всю палатку обнять пытаются.

— Вот и за нами пришли, — пьяно ворочает языком Камаль.

А по спине холод. Голодом веет нечеловеческим. ГОЛОД. Есть охота. Закуски не осталось. Сую руки в карман. Изюм? Откуда? Вспоминаю чайхану Гасана. «…У меня особенный изюм, его все любят и люди, и духи» Все же водка меня пробрала. Шатаясь выхожу из палатки.

— Жрите! — кидаю горсть в темноту. — Жрите и убирайтесь!

Ветер стих. Сигарета выпадает из пальцев. Спать хочу. Не дойду к себе. Тут, у Камаля лягу…

====== Глава 7 ======

Этот день запомнился суетой. Администрация музея, журналисты и прочие желающие приобщиться к истории наводнили лагерь. Беготня, суета, разборки. Валерик и ЧОП укатили с утра пораньше. Оно понятно, им светить своими рожами не комильфо.

Единственные, кто радовался всему этому бедламу, были студенты. Как же, такая удача! Только приехали — и сразу большая находка! Уж они-то, московские продвинутые ребята, научат местных дикарей как работать надо!

А вот Серёга грустил, понимая, что все ценное уже увезли. И, даже, ему не показали! Он прекрасно знал местную кухню. Ведь раскопки дело дорогое. Откуда у захолустного краеведческого музея такие деньги. Государственные субсидии? Не смешите. Вот и находятся спонсоры, что вкладывают свои деньги, но и сливки они же снимают. Даже Касим всего лишь посредник. Безнаказанно такое можно поворачивать только на государственном уровне. Это Восток. Ханов и беев отсюда никакой демократией не выживешь. Остаётся либо принять их как факт, либо не работать здесь.

Я в эту суету не лез. Там и без меня есть кому засветиться. Зато Камаль вовсю использовал своё обаяние и организаторский талант. Встречал, показывал, фотографировался, улыбался. И, даже, умудрился выпроводить всю эту гоп-компанию до темноты.

Когда последний автобус скрылся в закате, Камаль подошёл ко мне.

— Пошли, отметим это дело, Руслан.

— Вчера наотмечались, вроде.

— Вчера другое было. Пошли, пошли. Арак сегодня наливать не буду, разговор есть.

— Скажи, Руслан, — вкрадчиво начал Камаль, когда мы устроились у него в палатке. — Я тебя обидел чем-то? Может обманул?

— Никаких обид, Камаль. К чему вопрос?

— Зашем, тогда нэ сказал, что айлэ?

— Давай бэз блатного кавказского акцэнта, да.

— Извини, привычка. — Камаль потер лицо и глотнул крепкого ароматного чая. — Понимаешь, Руслан, я же вчера по-настоящему испугался, когда браслеты дэвов увидел. И про отца не просто так рассказал. Хотел, чтобы ты серьёзно отнесся к этому. А оказывается, ты сам все знаешь. Просто выходишь, и прогоняешь их. Я даже не спрашиваю, чем ты от них откупился. А ведь мне интересно. Не так уж много подношений принимают дэвы.

— Да ничего я не знаю, Камаль. Я до последнего был уверен, что все это легенды. А то, что я айлэ, мне всего пару дней назад сказали. Да и то я в тот момент не поверил.