Верь мне (СИ) - Тодорова Елена. Страница 106

И Георгиев начинает меня трахать. Глубоко, мощно и быстро. Ощутив жесткое давление его ладоней на внутренней поверхности своих бедер, практически у самого входа, я подаюсь и раскрываюсь настолько, что кажется, мои ягодицы, колени и ноги буквально проваливаются в матрас.

– Я хочу… Я хочу… Хочу… Полностью…

Полностью в себя. Полностью.

До боли. До криков. До ужасающей тесноты, от которой темнеет в глазах, останавливается сердце и стынет дыхание.

Слепящая пауза.

А за ней – ярчайший взрыв. Потрясающий экстаз, который происходит не в одной маленькой точке естества, а во всем организме, словно в каждом уголке тела по ящику петард подорвали. Искры бьются под кожей, прорываются сквозь нее, летают надо мной. Огонь по мышцам – волна за волной, и никакого контроля. А сама я не способна даже шевелиться, пока в груди не возобновляется грохот сердца вперемешку с гремучим клокотанием воздуха в легких.

Только после этого я слышу, как оглушающе стонет Саша, и чувствую, как он, продолжая вбиваться, наполняет мое влагалище семенем.

После такого финала мы долго лежим, не подавая признаков жизни. Только минут через десять начинаем шевелиться. Георгиев с судорожным вздохом покидает мое тело, скатывается на бок и притягивает меня к груди.

– Ты заметил… – шепчу задушенно, исследуя трясущимися пальцами влажные волоски на его животе. – Габи нет…

Саша замирает. А потом так бурно переводит дыхание, что меня качает на нем, как на надувном матрасе в открытом море.

– И слава Богу… Пусть больше не смеет сюда сунуться. Мое терпение закончилось.

– Посмеет, Саш, – смеюсь я. – Но больше на тебя не будет нападать. Ура!

Тяжелый вздох. И ни слова больше.

– Ты же не жалеешь, что принял нас? – дразню, заглядывая в глаза.

– Забирайся на мой член немедленно, пока я не успел очень жестко пожалеть.

– Дурачок… – выдыхаю со смехом, когда он сам меня на себя сажает. – Наглый, распущенный принц…

– И до одури в тебя влюбленный.

– Навек!

– Навек, родная. Ты такая сасная, я сейчас сдохну от взгляда на тебя.

– Ну-ка, ну-ка… – бормочу, оглаживая его торс ладонями. – Сердце бьется… – заключаю и, поднимая колени, упираюсь в матрас по бокам от Сашиных бедер пятками. Давая ему обзор на свою промежность, дразняще трогаю себя пальцами. Чувствую, как из влагалища вытекает сперма. Представляю, что он видит. – Это твоя главная цель? Моя «орхидея»?

– Соня, блядь… Не только она…

– Порно-Соня, порно-мечта… – продолжаю отрывисто, повторяя все то, что он периодически выдает. – Хочешь меня, темный принц?

– Соня… – толкает он хрипло, пытаясь скользить по мне ладонями. Я, шлепая по рукам, не позволяю. – Блядь. Ты дерзкая самка.

– Тебе под стать!

Долго держать власть у меня, естественно, не получается. В какой-то момент Саша просто опрокидывает меня на спину и наваливается сверху. Вызывая сердитое рычание, обездвиживает.

– И почему ты не была такой в самом начале, когда я в том ебаном шале признался, что хочу тебя трахнуть? Почему не дала?

Эти слова вкупе с шальным взглядом вызывают у меня смех.

– Дурочкой была, Саш! Дурочкой!

– Сейчас хочешь мне давать, да? – урчит довольно, кусая меня за шею.

– Угу… Очень хочу…

– Везде… Без остановок… В ротик, в «орхидею», в попку…

И все-таки ему удается меня смутить.

– Замолчи! – выпаливаю, заливаясь жаром стыда.

– Не-а… – протягивает Георгиев и смеется. – Не замолчу, Соня-лав. И прямо сейчас оттрахаю тебя туда, куда ты сначала так стесняешься, а после заливаешь нашу постель сквиртом.

– Саша… – сопротивляюсь без особой решительности.

Он это понимает, а потому отстраняется и переворачивает меня на живот.

– М-м-м… – стону я мгновение спустя и вгрызаюсь в простынь зубами.

58

Я проиграла сына. Но проиграла лучшей.

© Людмила Георгиева

Церемония бракосочетания в одном из старинных замков Франции? Еще год назад я бы рассмеялась на такую наглость со стороны простушки, которая до моего сына не имела ничего и вдруг возомнила, что вместе с его фамилией достойна получить все. Год назад, но не сейчас. Сейчас я стягиваю все имеющиеся в моем организме силы к сердцу, чтобы дать тому подкрепление, но не для борьбы. А для того, чтобы выдержать все те непонятные чувства, которые переполняют его, с тех самых пор как Соня Богданова, давая показания в мою пользу, выразила одно странное желание.

– Я хочу, чтобы вы были в нашей команде.

И это после того, как она примчалась на помощь к моему сыну из безопасной и прекрасной Франции, принимая все риски в Одессе. Глупость, конечно… Но идущая от сердца. После того, как Саша спасал ее ценой собственной жизни, доказывая в очередной раз, что его чувства – не временная страсть, а самый серьезный выбор. После того, как в худшие минуты этой суровой жизни мы с ней рыдали на пару под дверью реанимации и страстно молились за моего сына. После того, как он прогнал ее без каких-либо объяснений, как и всегда, скрывая от всех свою слабость и боль.

«Я хочу, чтобы вы были в нашей команде…»

«Я хочу… Вы… В нашей команде… В нашей…» – я крутила эту фразу бесконечно.

Разбирала на слова, а потом, кажется, даже на буквы.

Соня Богданова не попросилась в нашу семью. Она пригласила меня в их союз.

Меня. Мать. Пригласила.

Ох, и трудно мне было это принять! Один Господь Бог знает, настолько! Ну и немного Тимофей, потому что порой я бурно высказывала ему все, что чувствую. С ним я сломалась и позволила себе быть слабой. Впервые за долгие годы я плакала перед мужчиной, выплескивая не просто свои переживания, а и боль за ошибки, которые совершила.

Я потеряла сына. Этот страшный день настал. И даже несмотря на то, что он оттолкнул в тот же период и Соню Богданову, как бы не болело сердце, умом я понимала: это уже не изменит того факта, что она стала в его жизни главной. И она, очевидно, это тоже осознала. Потому и звала в их команду, в то время как я уже думала, что Саша меня никогда не простит. Соня же, что казалось когда-то абсолютно невероятным и даже убийственно унизительным, нас в итоге и помирила.

Сейчас же, глядя на то, с каким волнением мой большой сильный и обычно хладнокровный сын ждет свою невесту у свадебной арки, я промокаю платком уголок глаза, из которого выскользнула слеза, поджимаю губы, стискиваю челюсти и, задирая подбородок вверх, стоически принимаю свое поражение.

Я проиграла сына. Но проиграла лучшей.

Соня Богданова. Боже, это все-таки она! Господь Вседержитель, смеешься ли ты сейчас надо мной?

Я каюсь перед тобой и признаю, что была неправа. Признаю, что, давая оценку этой девочке, ошиблась по всем фронтам.

Она потрясающая. Она уникальная. Она любому даст сто очков вперед.

Даже мне… Господи, даже мне.

Сколько в ней любви. Сколько доброты. Сколько мудрости. И, боже мой, сколько в этой хрупкой и нежной девочке силы!

Лучшей партии для Саши просто не сыскать. Я редко кем-либо восхищаюсь. Но в случае с Соней Богдановой готова признать – ее есть за что уважать. У нее есть чему учиться. Ей я могу доверить своего сына.

Если случится новая война, она не только никогда его не предаст, она будет биться рядом с ним. Она будет с ним и в горе, и в радости. Она будет с ним в минуты слабости, и будет с ним на Олимпе.

Я очень взыскательна и въедлива. Жизнь научила: прежде чем доверять кому-то, сто раз убедись, что человек этого достоин. Вот Соню Богданову я столько раз и проверила. Результат за результатом меня ждало потрясение. Но я минимально показывала это и двигалась со своим жизненным опытом дальше. Финальным этапом проверки стали две недели перед свадьбой, которые мы Тимофеем и детьми – сейчас я имею полное право так говорить – провели на вилле в Греции. Мне предоставилась возможность наблюдать за Сашей и Соней практически двадцать четыре на семь.

Первое, что бросалось в глаза – они все делали вместе. Будь то готовка, уборка, прогулки, купание в море и в бассейне, просмотры фильмов, вычесывание и кормежка кота. Второе – они постоянно стремились прикоснуться друг к другу. Третье – они говорили, сохраняя взаимное уважение к противоположному мнению, не только когда темы несли легкий характер, но даже тогда, когда разговор затрагивал бизнес, политику и религию. Четвертое – они часто смеялись. Пятое – когда они смотрели друг на друга, в их глазах не только горел огонь, но также читались любовь и восхищение. И они, конечно же, бесконечно целовались – это шестое.