Верь мне (СИ) - Тодорова Елена. Страница 4

– Мне плевать на них. Я просто хочу перестать бояться за жизнь своих сестер и иметь возможность приезжать в гости, – проговариваю то, что Тимофей Илларионович и без того слышал много раз. – Вот и все.

– Больше они твою семью не тронут. Слишком рискованно. Понимают же, что ты рассказала мне обо всех их угрозах и криминальных намерениях. Понимают, что я взял это на контроль. Иначе бы ты не вернулась, верно?

– Верно, – выдыхаю я.

Испытываю сильное эмоциональное напряжение, хоть и готовилась к этому дню неделями. По коже то и дело гуляет озноб. И самое неприятное, что причиной тому служит не внимание проклятых прокуроров, а жгущие запредельной злостью взгляды моего ледяного принца.

Мой… Три месяца прошло с тех пор, как Александр Георгиев убил меня, а я все не могу избавиться от этого притяжательного местоимения. Я все еще наделяю его сверхзначением.

Разрыв отношений, обида, злость и четкое понимание того, что никогда больше не сможешь быть с этим человеком, не помогают перестать его любить. Сколько бы раз ни умирала душа, как бы сильно ни болело сердце, какой бы мукой ни горело все тело, чувства не отпускают.

Влюбиться в жизни можно лишь раз. Я свой использовала.

Когда я только встретила Сашу, мечтала о сказке. И она у нас была. Без преувеличения. Таких красивых отношений, как он мне подарил, удостаивается не каждая. До сих пор помню первый поцелуй, первую близость, первое единение тел и душ… Свой девятнадцатый день рождения с ним, цветы, заботу, внимание, ласки, искренность, зависимость, уязвимость, слова… Все его признания. Нетривиальные, откровенные и сильные. Предложение, кольца, общие планы.

А потом… Начались манипуляции его матери, ревность, ссоры, невысказанные обиды, необъяснимые вспышки гнева. И закончилось все, конечно же, не хэппи-эндом, а предательством и настоящей трагедией.

И вот сейчас он с ней. С девушкой, которую выбрала ему семья. Теперь и он предпочел мне Владу Машталер.

Мы, конечно, не обещали хранить друг другу верность. После того, как именно расставались, такого пункта в нашем договоре не могло быть. Но… Мне все равно ужасно больно. Я не просто не представляю, как мне это пережить! Я улыбаюсь, танцую, поддерживаю беседу… А внутри снова и снова умираю.

Хотя чего я хочу? Видно же, что Саша, как и его адские родители, окончательно утратил человечность. Смотрит ведь как зверь. Яростно и беспощадно. Все еще ненавидит меня. Не удивлена. Ведь я его тоже. Жаль, он еще не знает, что я его в разы сильнее. И плевать, что это чувство разрушительное. Я только благодаря ему и живу.

– Даже если нам удастся найти какие-то весомые нарушения во время проверки прокурорской работы Георгиева, – Тимофей Илларионович, конечно же, имеет в виду Сашиного отца, но я, независимо от сути разговора, все еще реагирую на эту фамилию мощным внутренним содроганием. – Судебный процесс будет долгим. Таких персон, увы, быстро не сажают. Нужно собрать внушительную доказательную базу. Так что, в кулак все силы, София. Раньше чем через год свободно выдохнуть вряд ли получится.

– Хорошо, что большую часть этого времени я буду в Киеве.

– Все равно не расслабляйся. Всякое может быть. Нам по-любому придется еще тебя привлекать. Понимаешь ведь, что есть информация, которую получить можешь только ты? Нам нужен контакт с Александром.

Слышу об этом не впервые. Все-таки, когда Полторацкий на меня вышел, его интересовали именно мои развалившиеся отношения с наследником той кровавой империи, что создали на юге страны Георгиевы. Я осознавала всю серьезность ситуации. Обещала помочь. Но я, черт возьми, до сих пор не понимаю, как смогу контактировать с Сашей. Лишь одно напоминание об этой необходимости, и у меня все нервы в трескучие пучки сбиваются.

Не удержавшись, направляю взгляд в его сторону. Он будто только и ждал того. Среагировать не успеваю, как мы уже сталкиваемся и разбиваемся. Мы ведь даже спокойно смотреть друг на друга неспособны. Каждый раз взрываем зал.

«Добро пожаловать в преисподнюю, родная… Скучал…»

Как же все-таки жестока и непредсказуема жизнь!

Когда-то Саша Георгиев был моим небом. А сейчас он – мой ад.

– Я буду стараться, – обещаю Тимофею Илларионовичу, когда передвижения в танце, наконец, отрывают мой взгляд от Саши.

Пару минут спустя оставляю Полторацкого в зале, чтобы пойти в уборную. Не то чтобы в этом была физическая необходимость… Просто нуждаюсь в уединении и передышке от перманентного внимания со стороны Георгиева. Он даже не пытается притворяться, что не забыл обо всем на свете, с тех пор, как я появилась! Интересно, что думает его девушка. Не может ведь не замечать, как он залип.

Кто уж точно не упустил из виду, так это моя несостоявшаяся свекровь. Перехватывает наши взгляды и недовольно поджимает губы.

– Соня, – прилетает мне в спину уже в коридоре перед дамскими комнатами. Все идет по плану, но дрожь по телу все-таки проносится. – Можно тебя на пару слов?

– Конечно, – улыбаюсь этой стерве, будто хоть сколько-нибудь рада ее озабоченности моим присутствием на празднике.

Людмила Владимировна, раздраженно двигая челюстями, прищуривается. Я улыбаюсь еще шире и якобы спокойно иду за ней в соседний зал, который наверняка свободен сегодня только потому, что это являлось требованием самой Георгиевой.

– Как же я скучала по морю… – выдыхаю легко, когда останавливаемся у окна с видом на подсвеченную уличными фонарями черную бездну.

– Не знаю, зачем ты явилась обратно в город, – чеканит эта сука в противовес моему настрою. – Но я очень надеюсь, что ты не настолько жалкая, чтобы вспоминать старые обиды. У вас с Сашей в любом случае ничего бы не получилось. Вы друг другу не подходите. Это ведь очевидно. Сейчас он счастлив с Владой. Прими это. Ты ведь тоже нашла свое утешение. Хорошо устроилась, что сказать!

– Хах… – первое, что я выдаю, оторопев от наглости этой женщины. – Старые обиды? Это вы имеете в виду то, что ваш муженек чуть не грохнул меня и не отдал на корм рыбам? Или то, как вы сами опустились до того, чтобы устроит для сына тот мерзкий спектакль с изменой? Или, возможно, безжалостные угрозы моим маленьким сестрам? Что?!

Прыскаю и заливаюсь нервным смехом.

– Весело тебе, девочка? Рано.

И тут меня сотрясает от гнева.

Резко сжимаю губы и, надвигаясь на Людмилу Владимировну, жестко выдаю:

– Я вам не девочка. Если хотите о чем-то меня попросить, для начала смените тон.

Она, если и теряется от такого, то ненадолго. Качнув головой, презрительно хмыкает, стерва.

– Обижаешься, значит, – заключает обвинительно.

– Обижаюсь? – выпаливаю я. – Не то слово! Я вас ненавижу. Врубаетесь? За все, что вы с нами сделали! – сжимаю кулаки, когда чувствую, как глаза наполняются слезами. Я перед ней не заплачу! Больше никогда! Как бы больно мне не было, не дождется. Медленный вдох. Дрожащий выдох. И злость снова завладевает моим сознанием. – Я знаю, почему вы пошли на эту жестокость. Не только потому, что я так плоха и так ничтожна для вашей семьи, – высекаю приглушенно, но не менее пылко. – Вы меня боялись, – заявляю и снова улыбаюсь. – Ведь для Саши я была на тот момент важнее всех. Важнее вас.

Ох, как ее это бьет! Будто реальная пощечина. Я озвучила самое страшное. Знаю же, что сын для нее – весь мир. Я всегда относилась к этому с пониманием. Жаль, что она моих чувств не уважала и так и не приняла того, что он – и мой мир тоже.

– Я не хотела с вами воевать, не планировала сдвигать вас с вашего чертового трона, не собиралась забирать у вас сына, но… Когда-нибудь я буду в числе первых, кто опустит две гвоздики на крышку вашего гроба.

У Людмилы Владимировны дергается глаз. Раз, второй, третий… Только мне плевать, даже если ее реально при мне приступ накроет.

Пусть пугает этим Сашу! Гнусная интриганка!

– Послушай меня, девочка… – выдавливает после значительной паузы.

Но я не могу дать ей волю перехватить преимущество, которое только-только получила.