Верь мне (СИ) - Тодорова Елена. Страница 51
– Зажать и трахнуть, м?
Я закусываю губы и намеренно игнорирую этот вопрос. Покачиваюсь, потому что неловко себя чувствую. И Саня начинает двигаться за мной. Прикрываю глаза. Наслаждаясь этим танцем, вслушиваюсь в играющую в номере песню.
– О чем он поет? – спрашивает Георгиев неожиданно.
– Мм-м… – мычу и чувствую, как краснею. – Это очень старый хит… Джо Дассен поет… Он поет… – отчего-то крайне неловко переводить. – Если б не было тебя, зачем я жил бы, вот вопрос[1]… – шепчу, наконец, задушено.
– Угу. Вопрос, – отбивает Саша так же тихо. Не прекращая качать меня, покрывает неторопливыми поцелуями шею. Уровень любви в моем организме зашкаливает, как радиация, способная привести к атомному взрыву. – Переводи дальше, – просит, когда начинается новая песня.
– Вечная любовь, наполненная чистым смехом… Единственная дорога, выводящая из ада… Ведущая дальше, чем ночь… Самая темная ночь[2]…
– Правда.
– В хорошей музыке всегда есть смысл. Это же чувства и эмоции, которые кто-то уже переживал. Тот, кто не любил и не страдал, вряд ли способен написать хит, на который откликнутся миллионы.
– Согласен.
– А у тебя есть какая-то любимая песня из французских?
– Кхм… К сожалению, я знаю только «Алена даст».
– Что за?.. – выталкиваю массу воздуха. Пока не догадываюсь, о чем он говорит. – Alors on dance[3]??? Боже, Георгиев! Умеешь ты все испортить!
Он разворачивает меня. Со смехом подталкивает к кровати. Толкая, практически сразу же наваливается сверху.
– Я понял, что тебя прет весь этот французский вайб. Увы, я не тащу. Признаю.
– Хоть в чем-то!
– Выдавай ты.
– Что выдавать?
– На своем французском заряжай, м?
– М?
– О-ля-ля, бонжур-салю, комар–вузапле, гули-гули, жемапа куку-лику, кгу-у-ур[4]…
Я взрываюсь смехом. Хохочу и хохочу, забывая даже о том, что эрегированный член Георгиева находится аккурат в паутинном преддверье моего царства.
– Боже… – утираю слезы. – Француза из тебя точно не получится, принц! «Комар-вузапле»… Боже… – снова ржу безудержно. – Нет, это я еще поняла. А при чем тут «гули-гули»?
Саша на мой смех взирает с присущим его надменной натуре угрюмым снисхождением.
– Дашь контакты своего преподавателя-полиглота? Французом он, однозначно, быть не может.
– Конечно, нет. Он коренной одессит, – задвигает Георгиев. И направляя мою руку вниз, заставляет обхватить свой член. – Знакомься. Не полиглот, конечно. Но кое в чем сечет. И любит хороший заглот.
– Как же его зовут, м? – подыгрываю, задыхаясь от смущения.
– Придумай сама, – шепчет Саня приглушенно.
– Я не могу его отделить от тебя… Все вместе хочу… Всего тебя, мой главный антигерой.
Черт… Похоже, мы добрались до той стадии, где алкоголь работает не просто как хмельной возбудитель, а как сыворотка правды. Лошадиными дозами высвобождаются в сердце нужные атомы.
Саша это, конечно же, чувствует.
– Любишь меня?
– М?
– М?
– Мм-м…
Понять что-то нереально, но нам достаточно, чтобы сойти с ума.
– Пиздец, – выдыхает Георгиев, толкаясь ближе ко мне. – Закрывай глазки, Солнышко… Расслабься…
Я подчиняюсь. В голове сходу начинают «вертолеты» кружить. Но вместе с тем я ощущаю волшебную невесомость.
Я парю, плыву… Я летаю.
– Саш… – лепечу, когда чувствую, как он исчезает.
– Лежи. Не открывай глаза.
Я слушаюсь, но расслабляюсь полностью, только когда давление его тела возвращается.
Губы. Приглушенный, едва различимый, очень нежный звук поцелуя. По моему телу тотчас рассыпаются мурашки. Издавая томный вздох, приоткрываю рот.
Язык. Чувственное скольжение. Плавный толчок. Щекотный прострел по рецепторам. Мой любимый чисто мужской терпковатый вкус, вызывающий у меня кратковременный паралич, заканчивающийся бурным выбросом новой порции гормонов. Железы начинают усиленную работу. Ротовая полость наполняется слюной.
Стоны. Сексуальными вибрациями в обе стороны.
– Мм-м… Ах-х-х…
– Мм-м… Ахр-р-р…
Дыхание. Учащенное и громкое. Страстное и возбуждающее.
Я раскрываю бедра шире и обхватываю Сашу ногами. Одновременно с этим обнимаю его, глажу пальцами затылок и верх спины.
Он снова издает низкий стон и мягко толкается мне в промежность. Скользит и трется о кружево. Все это очень медленно. То ли мир застопорился. То ли мы вдвоем под воздействием того самого наркотика любви. Внутри меня происходит торжественное открытие горячих источников, которые спустя еще мгновение интенсивных ласк становятся водопадом.
– Блядь, малыш… Я так люблю тебя целовать… Блядь… Я так люблю тебя…
В мой позвоночник будто электрошоком бьют. Я отрывисто вздыхаю и изгибаюсь.
– Я тоже обожаю с тобой целоваться, Саша… Это как зависимость, от которого невозможно отказаться, пока не сражает смерть… Жар, холод, скачки давления, звон, гул и пульсация во всех клетках, по венам несется чистейший кайф, тело ломит от желания…
– Хочу целовать тебя вечность.
– Бесконечность, – поддакиваю я.
– Да… Да…
Напор увеличивается соразмерно разрастающемуся голоду. Некоторое время спустя мы пожираем друг друга с каким-то лихорадочным отчаяньем. Дышим так, словно добегаем двадцатикилометровый марафон. Непрерывно и бесконтрольно дрожим.
Когда Саша оставляет мой жадный распухший рот и спускается вниз, я напрягаюсь, будто пружина. И тут же, едва он всасывает сосок, с протяжным стоном выстреливаю.
– Охуенно, Солнышко?
– Угу… Да-а-а… – выбиваю я, не разлепляя век.
Они слишком тяжелые. А под ними происходит мой собственный звездопад.
Саша ласкает дальше. Не торопясь, посасывает то один, то второй сосок и одновременно трогает меня руками.
– Так ты хотела, чтобы я тебя поздравлял? – выдыхает, виляя по моей взмокшей и раздраженной плоти сквозняками. Я не могу ответить. Он продолжает целовать, но через пару секунд повторяет вопрос. – Так ты хотела? Малыш?
– Да… – выстанываю это короткое слово.
Извиваюсь под ним, потому что оставаться неподвижной никак не получается. Дергаюсь, когда он разрывает на мне трусы, но возмущаться не пытаюсь. Захлебываясь громкими всхлипываниями, подаюсь к нему бедрами, пока он не прикладывает к моей киске ладонь. Тогда я содрогаюсь и вскрикиваю.
Сашка оставляет мою грудь. Быстро спускается вниз, к моим разведенным бедрам. Я и хочу этого, и не хочу. Боюсь первого прикосновения не зря. Едва его язык прижимается к моему клитору, меня пронизывает такими молниями, что я чуть над кроватью не взлетаю. Спасает то, что он держит. Крепко держит. Впивается в мои бедра до боли. И так яростно полирует мне киску, что едва не рыдаю. Главного не дает. Отпускает, как только внутри меня разгоняется толчками кровь.
– Саша… – хриплю я, когда встречаемся взглядами.
Неосознанно пытаюсь подкидывать бедра, потому что даже движения воздуха по воспаленной плоти ощущаются сейчас невероятно приятно. Но Георгиев надавливает ладонями и вынуждает меня кипеть вхолостую. Когда же спадает острота, он вдруг, к моему счастью, ложится сверху и резко загоняет внутрь меня член.
Мощнейшая эйфория со старта. Сипим и стонем в унисон. Обычно любим поболтать во время секса, но сейчас на это нет сил. Тягучие толчки заставляют меня плакать от удовольствия. Но, черт, как же быстро они прекращаются. Саша вытаскивает член и встает с кровати.
Тяжело дыша, он несколько раз натужно прочищает горло. Я вижу, как его трясет, и как бурно ходит его грудная клетка. Такие приходы ловит, что меня на расстоянии просто от визуального восприятия долбит волнением. И, тем не менее, он не возвращается ко мне. Подхватывая бутылку и сигареты, каким-то нахальным способом манит меня на балкон.
Я еще мгновение упрямо остаюсь на кровати. Раздраженно наблюдаю за тем, как он заваливается голяком в плетеное кресло, подкуривает сигарету, делает первую тягу, якобы расслабленно выдыхает и отпивает из горла шампанское.