Верь мне (СИ) - Тодорова Елена. Страница 76

Или все же могут?

Не знаю, что это за гормоны, но после этого сообщения по моим венам будто чистая неразбавленная ярость несется.

С некоторым усилием сглатываю, облизываю губы и, наконец, свирепо их закусив, в бессильном гневе трескаю ладонями по столу.

Александр Георгиев: Во сколько мне нужно быть на пустыре?

User023695: Как только стемнеет.

Я предупреждаю Градского и Полторацкого. Они меняют план задержания, прекрасно понимая: то, что случится сегодня, тоже может повлиять на ход дела.

Но я должен ехать первым.

У меня нет своей личной охраны, которой бы я мог доверять, и сейчас я впервые задумываюсь, что стоило, блядь, ею обзавестись. Сука, да хотя бы для статуса! Кто на терки ездит в одиночку? Правильно: никто. Это просто несолидно.

Но в этом плане меня и выручает морской владыка. Присылает целый караван.

Мы уже готовимся выезжать, когда на парковке появляется Тоха.

– Сука, ты, как всегда, вовремя, – не могу не отметить. – Кто тебе, мать твою, сливает?

– Сам отслеживаю. У меня большой радар, – легкомысленно ухмыляется. Да я, честно признаться, сам на расслабоне. Волнения нет. Полный штиль. – Погнали?

Потому, когда Тоха это подбивает, не открещиваюсь.

А вот уже на самом пустыре, пока стоим там, облепленные с головы до ног мокрым снегом и обдуваемые всеми ветрами мира, появляются первые зачатки тревоги.

Я ее, конечно же, игнорирую.

Курю и представляю момент триумфа, к которому адски целенаправленно, крайне терпеливо и выверенно методично продвигался на протяжении полугода. Думаю о том, что увижу на дьявольской роже Машталера и на чертовой физиономии своего собственного отца. Фантазирую, как положим сегодня их всех мордами в землю.

А на деле выходит так, что опрокидывают меня.

Как это получается?

Когда подъезжают десятками тачки, у меня впервые мелькает опасение: не справимся. Но я все же гоню его на хрен, сохраняя хладнокровие, как внешне, так и внутренне. И когда из машины выводят зареванную Владу, меня это, естественно, не задевает никак. Жалости к ней нет. Просто по совести не могу позволить, чтобы этой змее отрубили голову. Вот и вся мотивация.

А вот дальше…

Переглядываясь с Тохой, не прекращаю курить, пока этот гребаный никотин не стынет у меня в груди, резко превращаясь в живое пламя.

Ее здесь быть не должно! Но она есть.

Медленно шагая, с каким-то абсолютно отрешенным видом Соня проходит сквозь толпу выстроившихся перед нами амбалов. Останавливается, поднимает взгляд… Я понимаю, что мне бы лучше в этот момент увести свой. Сердце и так, лишь только увидел Богданову, понеслось на запредельной скорости. При зрительном контакте порвет, однозначно.

Хладнокровие плавится. Температура тела стремительно растет. Мышцы простреливают судороги.

Наши взгляды скрещиваются. И мне в грудь будто сотни молний влетают.

Одно лишь ее присутствие здесь делает меня слабым. В тот момент, когда нас окружает стая беспринципного зверья, я не могу сконцентрироваться и дать бой этой проклятой войне.

– Какого хрена? – хрипом озвучивает мои мысли Тоха.

– Саша… – все, что выдыхает Соня, прежде чем ее толкает и с диким смехом прижимает к себе человек в маске.

Сегодня на нем, конечно, не гидрокостюм. Обычная «тройка», сверху пальто… Но на голове эта искореженная уродская заслонка.

Шагаю к ним без раздумий. Только добраться не позволяют. Тоха перекрывает рукой путь как шлагбаум, когда твари направляют со всех сторон на Соню пистолеты. «Маска» приставляет ствол прямо к ее виску.

– Чего ты хочешь? – выдаю якобы ровно.

Готов торговаться. Готов на любые условия. Готов отдать все.

Но этот черт дает ответ, после которого мне нечего предлагать.

– О, ничего особенного… Просто грохнуть вас всех!

Срывает маску. Я на автомате прослеживаю ее полет, пока она не приземляется в грязную снежную жижу. А потом возвращаю взгляд и узнаю того самого бывшего наемника, семью которого хотели порешить в Карпатах, и который, чтобы устроить близких под защиту следствия, продавал мне часть компромата на Машталера.

– Это он… Он… Один из них… – шелестит Соня, узнавая, как я полагаю, голос того, кто уже держал ее когда-то у края жизни.

Я стискиваю челюсти, сжимаю кулаки и с гребаной невозмутимостью смотрю на то, как она отключается и обмякает в руках этой твари.

В этот самый момент на пустыре появляется еще с десяток темных машин.

– Пиздец, мокруха раскручивается, – выдыхает Тоха.

И я, блядь, полностью с этим согласен.

Настоящий поцелуй смерти, убивающий сразу двух человек.

Прихожу в себя, ощущая чей-то тяжелый взгляд. Ни поднять веки, ни пошевелиться не могу – словно парализованная, лишь сознание работает. Все, что в нем происходит, осуществляется лихорадочно и хаотично. Остро выделяется панический страх. Очевидно, он и держит меня какое-то время в оцепенении.

Я не хочу просыпаться. Я не хочу сталкиваться с этой ужасной реальностью. Я не хочу с ней сражаться.

Но у меня нет выбора.

Когда все системы организма пробуждаются, я попросту неспособна сохранять неподвижность. Дернувшись, резко распахиваю глаза. Под аккомпанемент своего громкого срывающегося дыхания сталкиваюсь взглядом с сидящей неподалеку от меня Владой. Выглядит она ужасно – дрожащее существо без верхней одежды, в платье не по погоде, с колтуном на голове и залитом косметикой лицом. Но это сейчас не радует. Лишь сильнее пугает.

Сажусь и сразу оглядываюсь, понимая, что находимся мы на каком-то складе. Совсем как тогда… В порту… И этот человек тоже где-то рядом… Только декорациями сейчас служат не коробки и ящики, а аккуратные горы мешков с мукой или какой-то подобной продукцией. Их белизна слепит глаза. Приходится моргать и прилагать усилия, чтобы сконцентрироваться.

– Где Саша? – давлю шепотом, ощущая, как остро эти слова продирают горло. Аж слезы на глазах выступают, так больно. А еще тут дико холодно. Не только Машталер трясется. Я тоже. – Влада! – окликаю ее громче в попытках добиться реакции. Когда удается перехватить расфокусированный взгляд, повторяю вопрос: – Где Георгиев?

И тут она словно слетает с катушек. Заорав как бешеная, бросается на меня. Повалив на землю, дерет мне по лицу ногтями. С трудом перехватываю ее руки, но оттолкнуть от себя не хватает сил.

– Не смей со мной разговаривать, дрянь! – орет Машталер истерично. – Это ты, сука такая, виновата, что мы здесь! Ты во всем виновата!!! Я тебя ненавижу!!! Уничтожу тебя! Разорву на куски, шлюха!

Эти вопли поднимают во мне такую волну ярости, которая вырабатывает в моем теле беспрецедентную силу. Толкаю Владу и даю ей такую мощную оплеуху, что она заваливается набок и начинает скулить, как побитая собачонка.

Мой гнев в ту же секунду идет на убыль. Ничего не могу с собой поделать, но мне резко становится ее так жаль, что сжимается сердце.

Вдох-выдох… Несколько раз повторяю этот простой ритуал. Призываю себя успокоиться. Сейчас просто нельзя паниковать. В режиме выживания нужно мобилизовать все силы и попытаться думать трезво.

Подаюсь к Машталер и касаюсь ее плеча ладонью. Заставляю себя забыть о том, кто она такая, и относиться к ней просто как к человеку.

– Не плачь, – глажу по голове, осознавая, что она в любой момент может снова наброситься на меня. – Нельзя сейчас истерить. Нам нужно собраться и объединить силы. Слышишь меня? Влада?

– Мне холодно… – все, что она сообщает, не прекращая рыдать.

И я без колебаний снимаю с себя пальто, чтобы укутать в него Владу. Она с благодарностью вцепляется в ткань и заметно притихает.

– Я устала… – шепчет совсем тихо. – Мне очень страшно…

– Мне тоже, – отражаю я спокойно. – Но мы не имеем права паниковать. Давай встанем, пол очень холодный… – и этот холод проникает ледяными шпорами под кожу. – Пройдемся, – прошу Владу, как только она, не прекращая всхлипывать, поднимается на ноги. Помогаю нормально надеть пальто и веду ее между рядами мешков, как больную. Она опирается на меня всем весом и как непосильный груз тянет вниз. Кажется, у меня аж позвоночник скрипит, пока пытаюсь держать два наших тела, Влада ведь, будучи выше, тяжелее. – Полегче?