Причина его одержимости (СИ) - Резник Юлия. Страница 31

– Так, значит, и тебе ничего меркантильное не чуждо? – смеется в голос. А я даже обидеться на него не могу – такой Кир в этот момент счастливый. И невыносимый… И мой. Весь мой. Сердце мягко сжимается.

– Я гордая, а не тупая, – высокомерно задираю нос, но, не выдержав, тоже весело фыркаю. – Так что? Я могу на тебя рассчитывать?

– Полностью. А на что тебе деньги, Ань?

– Хочу открыть собственное дело. Я ведь и впрямь неплохой флорист.

Что-то во взгляде парня меняется. Не успеваю уловить, что.

– А как же фонд?

– Ты прав. Работа там слишком изматывает. Я довольно долго в этой бесконечной боли варилась, думая, что с успехом от нее отстраняюсь. Но гибель Наташи показала, что ни черта у меня не получается. Да и я так счастлива в последнее время, что…

– Что? – переспрашивает Кирилл, купая меня на дне светящихся золотыми брызгами удовольствия глаз.

– … хочу сохранить это ощущение в себе подольше.

– Я счастлив, что ты счастлива. – Голос Кирилла осип, с головой выдавая чувства. Тяну руку. Кончики наших пальцев соприкасаются, усиливая ощущение связи.

– Мам! Кир! Он пришел!

– Кто пришел?

– Ежик! Я же говорила, что видела ежика! Ой, а это кто? Кир, тут детки, маленькие ежата! – захлебывается восторгом Ариша. Не сговариваясь с Кириллом, выбираемся из шезлонгов, чтобы посмотреть, кто к нам пожаловал. – Раз, два, три… Три маленьких ежика! Целых три! – прыгает на одной ножке дочка. – А это их мама, да?!

– Наверное.

Восторг Ариши невероятно заразителен. Я усаживаюсь на корточки рядом с копошащимися комочками, стараясь никого не испугать. Но один из них все равно скручивается в комок.

– А где их папа? А они теперь всегда будут с нами жить?! А можно я дам им яблоко?

– Где их папа, нам неведомо. Захотят ли они жить с нами – тоже вопрос. А вот яблоки, Ариш, ежи не едят. Так-то они хищники.

– Папа их, наверное, умер. Как мой.

Я закусываю губу, пораженная тем, что из обилия информации, которую выдал Кирилл, Ариша сделала именно такой вывод.

– Или ушел на охоту.

– Нет. Я точно знаю, что умер. Бедные, бедные ежата. – На черных мохнатых ресницах дочери собираются слезы.

– Эй, маленькая, ну ты чего расклеилась? – Забыв о ежах, обнимаю хрупкое тельце Ари.

– Жалко малюток. У них нет папы.

– У тебя тоже нет, но ты не выглядишь такой уж несчастной, – осторожно замечаю я, успокаивающе поглаживая Аришу по волосам. Кир стоит в шаге от нас. Я давно не видела, чтобы он был так растерян. Ему, конечно, сложно понять, как на ровном месте можно до слез расстроиться. Да и вообще придумать такую драму и искренне поверить в нее. Похоже, не только моя логика вводит этого парня в ступор. Ну, что поделать, милый? Смирись. Такая она – жизнь с девочками.

– Это потому что у меня есть Кирилл.

– Может, и у них тоже кто-то появится, – находится тот, приседая на корточки перед Аришей и ободряюще пожимая ее маленькую ладошку.

– Да откуда? – горестно всхлипывает дочь. – Ты же у меня всегда был. А у ежат никого нету-у-у.

– Ну-ка перестань разводить сырость на ровном месте. Смотри, какая у них симпатичная мама-ежиха. Симпатичная же?

Мы с Аришей синхронно косимся на ничего не подозревающего зверька, который кажется гораздо больше озабоченным нашим вниманием, чем отсутствием запропастившегося куда-то партнера.

– Хорошенькая, – часто-часто кивает Ари.

– Ну вот. Что, такая красотка, и не найдет своим ежатам нового папу?

– Не знаю, – теряется моя дочь и тут же, я это вижу по ее изменившемуся лицу, начинает примерять предложенную Кириллом ситуацию на себя. Затаив дыхание, жду, к каким выводам придет дочь. – Ма-а-ам.

– Да?

– Ты же не станешь искать мне нового папу? Я не хочу. Новые папы никому не нравятся. Я это точно знаю, потому что новый папа есть у Ники Авериной и Карима Муслимова. Они их ненавидят! Правда-правда. К тому же у нас есть Кир. Он хороший и очень красивый. Если тебе так нужен муж, давай им мой Кирилл будет.

– Ну, это так не решается, Ариш, – лепечу я, абсолютно дезориентированная предложением дочери.

– Почему?

– Потому что во взрослой жизни все немного сложнее. Прежде чем жениться, люди должны друг другу понравиться, понять, что у них есть общие ценности и…

– Тебе не нравится Кир? – Ариша удивленно распахивает глаза.

– Нравится, но…

– А тебе, Кирилл, нравится мама?

– Очень, очень нравится.

– Тогда о чем разговор?

И пока я стою, как последняя идиотка, хлопая глазами, Ариша возвращается к ежам.

– А что едят хищники, Кир?

– Это смотря какие. Если мы говорим о меню ежа, то, скорее всего, это какие-то черви и опарыши, – не сводя с меня смеющихся глаз, отвечает тот.

– Фу-у-у. Какая гадость.

– Это для тебя. А гусениц, между прочим, едят даже некоторые люди.

– В Таиланде. Я видела передачу, бр-р-р. А мы были в Таиланде?

– Нет.

– А давай поедем?

– Хочешь приобщиться к поеданию гусениц? – смеется Кир, откинув голову. Внутри теплеет. Обожаю наблюдать за этими двумя. В такие моменты мне глубоко наплевать, в качестве кого сама Ари воспринимает Кира – брата или отца. Потому что гораздо важнее другое – у нее перед глазами пример здоровых отношений со значимым взрослым. Это невероятно ценно. Если бы я уже не любила Кирилла, непременно в него влюбилась бы за то, кем он стал для Ариши. Он ее друг, он ее защита. Он жилетка, в которую она может прорыдаться. Он костер, о который она греется, он одеяло, под которое она прячется от ошибок и разочарования.

– И плавать в окияне!

Аришка так и говорит – «окиян». Смешно.

– Что скажешь, Ань? Поедем в Таиланд?

– Даже не знаю, как можно отказаться от таких перспектив. Я еще никогда не ела гусениц. И очень давно не плавала в океане. – За шуткой не очень удачно маскирую торпедирующую меня какофонию чувств. – Вот только ты уверен, что сумеешь оставить дела сейчас?

Мне бы не хотелось, чтобы Ариша разочаровалась, если поездка не состоится. Господи, да кому я вру?! Я сама ужасно разочаруюсь!

– Сейчас нет. К тому же не стоит забывать, что в Таиланде летом сезон дождей. Но ваши пожелания, дамы, я принял к сведению.

Пока мы болтаем, семейство ежей благополучно скрывается в сгустившихся сумерках. Ариша страшно горюет по этому поводу, укладываясь спать. Только и разговоров, что о ежах. Но хоть не о свадьбе. До сих пор не верится, что все так просто решилось. Конечно, это не означает, что мы с Кириллом объявим о своих отношениях тут же, но… Постепенно, если Ари не против, почему нет?

Уложив дочь, возвращаюсь к себе, мучаясь от неясной тревоги. Скорее всего, я никак не могу поверить, что мне не выставят счет за свалившееся из ниоткуда счастье.

Я принимаю душ, наношу на кожу полноценный уход, который всегда раньше игнорировала. Кирилл задерживается за работой, компенсируя наши посиделки в саду. Я от нечего делать прохожусь по комнате, заглядываю в окно и бесцельно выдвигаю ящик в прикроватной тумбочке. Ничего кроме дневника Виктора в этом ящике нет. Я зачем-то его достаю…

«Возмутительно. С Кириллом случился настоящий припадок. Пришлось даже вызывать скорую. Врач, который его осмотрел, настаивает на госпитализации».

Похолодев, возвращаюсь взглядом к дате, которая шрамами выгравирована на моем сердце. День, когда Виктор выгнал меня на улицу. С колотящимся сердцем перелистываю страницу, но далеко… далеко не сразу заставляю себя прочитать, что же он написал дальше. Не могу отделаться от суеверного страха, что это все навсегда изменит.

Какой срыв? Какой врач? Какая, мать его, госпитализация?

«Бух-бух-бух», – долбит в уши. Мамочки. Мамочки! Что здесь происходило? Ведь я никогда не задавалась вопросом, что происходило здесь, целиком и полностью сосредоточившись на собственных бедах.

«Кир сошел с ума. Буянит. Вчера проведывал. Он был привязан к кровати. Сказали, он на врачей кидался».

Нет-нет-нет. Как же так?

«Никак не удается подобрать лечение».