Дина (СИ) - Салах Алайна. Страница 43

Вместо того, чтобы отпинать стену или смести аккуратно составленные папки со стола секретарши, я оглушительно хлопаю дверью и начинаю судорожно швырять в сумку все, что попадается под руку: ручку, ежедневник, зарядное устройство, упаковку леденцов, спасающих от голода в сверхурочные. Ни минуты… Ни единой лишней секунды не задержусь здесь.

— Эй, Дин! — Заговорщицки звучит из дверей голос Алины. — Как все прошло?

Не найдя в себе сил даже обернуться, я продолжаю паковаться. Глазные капли, без которых я не мыслю восьмичасовое сидение за монитором, тюбик блеска для губ, карманное зеркальце…

— Дин… — растерянно повторяет она, с глухим щелчком прикрывая дверь. — Совсем плохо?

— Погорельцев мудак. Самый настоящий ублюдок, — выдавливаю я, перекидывая через плечо сумку. — Я не буду сейчас ничего рассказывать, ладно? Просто хочу поскорее отсюда уйти.

Как и обычно, Алина проявляет чудеса понимания и просто пропускает меня к выходу.

— Звони, как захочешь поговорить, ладно? — она осторожно касается моей руки. — Буду ждать.

В такси я сажусь в коматозном состоянии. Внутренние уговоры собраться не меняют ровным счетом ничего. В ушах застрял визгливо-угрожающий голос старика, обещающий доказать мое участие в шпионаже и тем самым испортить мне не только карьеру, но и жизнь. Расскажи мне кто-то о таком недавно, я бы лишь хмыкнула: мол, что за бред? Разве могут наказать за то, чего ты не совершал? Но в глазах Погорельцева было столько злобы и решимости меня раздавить, что я вдруг безоговорочно поверила –может и сделает. Просто потому. что имеет такую возможность. Подставит, подтасует, подкупит безо всяких моральных дилемм и сожалений. То, что он на это способен, я уже убедилась на примере случая с выставкой.

— Девушка, приехали, — нетерпеливо повторяет таксист, судя по тону уже не в первый раз.

— Спасибо, — бормочу я, нащупывая ручку. — Хорошего вам дня.

Уже в третий раз мне звонят на мобильный и все три раза по работе. Люди на том конце, разумеется, ни в чем не виноваты, но ответить им также выше моих сил. Завтра… Завтра я сообщу каждому позвонившему, что на Погорельцева я больше не работаю и мой номер им следует вычеркнуть. А пока буду игнорировать. Мне срочно нужно в душ, чтобы отмыться от испытанного унижения.

Когда вдруг звонит Камиль, хотя он редко делает это посреди рабочего дня, я отчего-то тоже не хочу отвечать. При том, что не вижу его вины в том, что случилось и, разумеется, не жалею о том, что рассказала ему о готовящейся диверсии. Я бы сделала это снова, даже знай исход наперед. Ничто в моих глазах не оправдывает нечестного подхода в ведении дел, даже если речь идет о конкурентах. Если б Погорельцев вдруг решил организовать покушение на убийство, мне, выходит, тоже следовало бы смолчать? Насколько широко в его представлении понятие коммерческой тайны?

Постояв под душем, я заворачиваюсь в банный халат и клубочком сворачиваюсь на диване. Отпустило разве что чуть-чуть, и это настораживает. Я-то себя всегда смелой и дерзкой считала. А руки по-прежнему дрожат, и внутри творится полный кавардак. Просто я впервые столкнулась с такой неприкрытой злостью и открытым желанием навредить другому… До этого дня и даже и предположить не могла, что взрослый состоявший человек, тем более мужчина, способен на такую низость. Тот, кто по-отечески со мной шутил за чашкой кофе, часами рассказывая о своей семье и дочери – почти-моей-ровеснице. Я ведь искренне считала его абсолютно нормальным.

Звонок от Камиля повторяется вновь, и тогда я решаю ответить. Дала себе слово, что больше не буду заставлять его за собой бегать.

— Ну как ты? Уволилась? — бодро спрашивает он.

— Уволилась, — подтверждаю я, закрыв глаза и с силой сжав переносицу.

— Голос не слишком веселый. Ты где?

— Дома.

— Будь там. Сейчас приеду.

Моя рука с телефоном падает на диван. Впервые я не рада его предстоящему визиту. А почему – все еще не пойму.

____

«Что там у вас случилось? — приходит немногим позже сообщение от Алины. — Старик злой как черт, и не перестает кому-то названивать».

Ладони холодеют. Призрачная надежда на то, что это были пустые угрозы, тает. Он явно решил привести их в исполнение.

Выключив телефон, чтобы сильнее не расшатывать нервы, я отворачиваюсь к стене и пытаюсь уснуть. Попытка проваливается, потому что в дверь почти сразу же звонят. Приехал Камиль.

Без лишних расспросов он разувается и подталкивает меня в сторону кухни. Мол, давай-ка выпьем чай. Я покорно иду. Состояние по-прежнему оглушенное.

— Рассказывай, — требует он, давлением рук заставляя меня сесть на стул.

На меня нападает такая апатия, что я, глядя мимо него, вываливаю сразу все, как есть.

— Ты был прав, а я нет. Погорельцев оказался редкостным дерьмом. Он видел, как я выходила из твоей машины, и понял, благодаря кому сорвалось запланированное представление. Стал на меня орать, обзывал шпионкой и воровкой и пообещал устроить неприятности. Сказал, что я подписывала договор о неразглашении коммерческой тайны… И я действительно его подписывала… Черт его знает, попадает ли его провалившаяся афера под понятие о коммерческой тайне, но, скорее всего, он найдет средства и связи, чтобы это доказать…

Руки снова начинают ходить ходуном, и приходится сжать их в кулаки.

— Дин. Успокойся.

— Не могу… — Я опускаю глаза, ловя запястьем первую слезинку. — Он напугал меня, блядь, до усрачки… Я пыталась уйти, чтобы не слушать оскорбления, но он запер дверь и не выпускал… Знаешь, как это унизительно? Я всегда думала, что если жить честно и по совести, то ничего плохого не случится. Есть закон: соблюдай его – и ты в домике. Считала, что разбираюсь в людях и, в случае чего, всегда смогу за себя постоять. Потому что я умная, дерзкая, смелая и за словом в карман не полезу. А тут какой-то хрен с горы… Так запросто… Безнаказанно наговорил мне кучу оскорблений и пообещал сломать жизнь… Зная, что я ничего ему не сделаю. Даже рожу ему набить не могу, потому что я женщина, и руки у меня слабые.

Всхлипнув, я обнимаю себя за плечи. Плакать больше не стыдно. Мой мир в очередной раз перевернулся с ног на голову. Камиль был прав на счет Погорельцева, а я нет. И ум, и смелость, как выясняется, не панацея от всех бед, если я до сих пор трясусь от паники и унижения.

— Дина.

— Да, да. Ты мне говорил. — Я с вызовом вскидываю глаза, моментально кривясь от новой порции слез. — Доволен? Ты взрослый и опытный, а я малолетняя наивная дура.

Вот оно. Почему, я не хотела, чтобы он приезжал. Тяжело в очередной раз признавать его превосходство, чувствуя себя настолько беспомощной и ничтожной.

Дернув меня к себе вместе со стулом, Камиль зажимает мои колени ногами и быстро, не слишком-то ласково стирает слезы со щек.

— Давай-ка заканчивай себя жалеть. Ничего такого я говорить не собирался. Про то, что не выпускал, я понял. Теперь повтори: чем конкретно он тебе угрожал?

Такое его поведение, как не странно, действует на меня отрезвляюще. Мне даже обидно становится, что у Камиля, кажется, совсем нет намерения меня утешать.

— Сказал, что докажет мою причастность к шпионажу и сливу данных. Сказал, что я подписывала договор о неразглашении и что мне следует сказать спасибо за то, что он до сих пор не сдал меня ФСБшникам. Сказал, что у него руки длинные и что помимо штрафа он организует мне срок. И что работы я больше не найду в этом городе.

— Последнее тебя, наверное, особенно напугало. — Он все же гладит меня по волосам. — Это все?

Я киваю.

— Еще пиздюшкой назвал. Никто так меня не называл. Никогда. В школе один козел однажды попытался, так у него потом неделю яйца звенели. А тут я ничего не могла сделать. Меня просто парализовало.

— Успокойся. — По выражению лица сложно определить его отношение к себе услышанному. Ясно, что не в восторге, но точно не рвёт и мечет.— Никакого срока, разумеется, не будет. И в ФСБ тебя никто не потащит.