Фактор беспокойства (СИ) - Ковригин Алексей. Страница 38
Через полчаса ко мне заходит Маркус, и мы сердечно здороваемся, Мейер от избытка чувств даже приобнимает меня. Вот тебе и «холодный, сдержанный швейцарец», даже не ожидал от него такой сердечности. Предлагаю сходить в ресторан и отметить моё прибытие, тем более, что очень хочется чего-нибудь горячего и сытного.
Проголодался в дороге основательно и «готов съесть быка», но это конечно утрирую. Однако мои гастрономические планы нарушает телефонный звонок и, кто б сомневался, «товарищ Довгалевский» категорическим тоном приказывает немедленно прибыть в консульство.
Вот зачем я туда позвонил? Сообщить в консульство о своём прибытии мог бы и завтра, но «расслабился и потерял бдительность». С пути звонить даже не подумал, хотя мог. Но это была моя маленькая «месть кураторам», чтоб понервничали и попаниковали, хотя последнее вряд ли. Хрен бы они обо мне побеспокоились. «С глаз долой — из сердца вон» ©
Пытаюсь отговорится от визита в консульство поздним временем суток, своей усталостью и голодом, но всё бесполезно. Мол, меня уже все ждут, а перекусить могу и в консульском буфете. А вот нафиг мне ваши сосиски с омлетом? Но делать нечего, придётся ехать. Они от меня не отстанут и Мейер лишь сочувственно мне улыбается. Он-то меня понимает.
* * *
В этот раз вместо омлета меня угощают картофельной пюрешкой, а вместо сосисок прилагаются котлеты. Съедаю целых три, запивая вкусным компотом. Вот за компот отдельное спасибо, как-то уже соскучился по нему, а то всё кофе да кофе. Со мной рядом сидит Валериан Савельевич и демонстративно поглядывает на часы. Ничего, дольше ждали. И караулить меня не надо, куда ж я денусь с этой «подводной лодки»? «Попала нога в колесо — пищи, но беги» ©
Входим в кабинет Толоконского, и я тихо охреневаю. В консульстве четыре консула(!), включая Генерального и все они собрались в этом кабинете, в том числе и секретарь консульства. Нее-е, я совсем не антисемит, но вот пять евреев на одного русака? Это явный перебор! Мне даже не смешно, но неужели во всём Советском Союзе не нашлось ни одного грамотного и образованного, но «не нашего»? Впрочем, свои мысли оставляю при себе. Не хватало мне ещё обвинений в антисемитизме, а то что обвинения будут, вижу по хмурым лицам «принимающей стороны».
Для начала вполне дружелюбно просят просто рассказать о том, как прошла моя поездка, но судя по тому, что секретарь Консульства присаживается рядом со мной, достаёт карандаши и открывает свой толстенный «гроссбух» понимаю, что сейчас меня начнут тщательно «конспектировать».
Да пофиг. Моя «легенда» давно «отрепетирована» и скрывать мне нечего, за исключением двух «маленьких нюансов», о которых этим волчарам знать совсем не обязательно. Поудобнее устраиваюсь на стуле и даже прикрываю глаза. А затем начинаю «читать лекцию», как в старые добрые времена.
Два часа занимательного повествования о своих приключениях пролетели как-то слишком быстро. Думал, что меня хватит на дольше, но даже ни разу не прервали и ни о чём не переспросили. Неужто отбрехался? Наивный! Не только секретарь «конспектировал», остальные «студенты» тоже пометки для себя делали.
Поняв, что «фонтан красноречия иссяк и заткнулся», приступили к «перекрёстному допросу». Во всяком случае последующий наш разговор мне именно допрос и напоминает. Вопросы какие-то странные и не по существу, но вот о паролях-связных-явках не было сказано ни слова. Моих «следователей» интересует совсем другое.
— Где Вы познакомились с Марлен Дитрих?
— В порту Нью-Йорка.
— И ранее не встречались?
— Нет.
— Откуда Вы знаете Вертинского?
— Познакомились в Париже в позапрошлом году.
— От кого поступила идея трансляции концерта по радио?
— От капитана лайнера Рональда Стюарда.
— Вы обсуждали с ним эту идею?
— Нет. Он сам это предложил Марлен Дитрих и она дала своё согласие.
— Это правда, что актриса едет в Берлин чтоб принять участие в Вашей оперетте?
— Нет, это досужая выдумка журналистов. На самом деле Марлен едет чтоб повидаться с матерью и уговорить её переехать в США.
— Ей не нравится Берлин?
— Она недолюбливает нацистов. Йозеф Геббельс предложил Дитрих двести тысяч марок за съёмки в фильме, снятом на германской киностудии, сценарий которого выберет сама Марлен. Насколько мне известно, она хочет отклонить это предложение.
— Если СССР пригласит Дитрих приехать на гастроли и сняться в советском кинофильме, она согласится?
— Приехать на гастроли? Скорее всего — да. Но от съёмок в фильме откажется. Она плохо владеет русским языком, да и зачем? У нас есть «своя Марлен», практически полная копия Дитрих. Вот отправить Любовь Орлову на стажировку в Голливуд, это была бы хорошая идея.
— Это правда, что Вертинский и Дитрих тайно поженились?
— Нет. Это опять выдумки журналистов. Вертинский уже женат, а Дитрих замужем. Свечку над ними не держал, но любовные отношения у них есть однозначно. Однако Александр Николаевич намерен вернуться в СССР, так что эта связь между ними вечно продолжаться не может. Они оба великие артисты и просто не смогут находится рядом слишком долго. Им обоим нужно «свободное пространство».
— Где Вы познакомились с Альфредом Густавом фон Виндишгрецем?
— В Париже, он был моим учеником в школе пилотов Артура Анатры.
— Что он делал в Аргентине?
— Путешествовал. Как и я. И тоже застрял из-за морской блокады объявленной Бразилией.
— Кто предложил возвращаться назад на самолёте?
— Это моё предложение. У меня уже был на примете подходящий самолёт, не хватало только второго пилота.
— И вы предложили эту авантюру совсем неопытному лётчику?
— Почему неопытному? Я сам учил его и был в нём уверен. К тому же на самых сложных участках самолёт пилотировал я.
— Для чего Вы задержались на сутки в Мехико?
— Необходимо было поменять износившийся двигатель.
— Почему за всё время Вы ни разу не удосужились позвонить в консульство и сообщить своё место нахождения?
— А как Вы это себе представляете? Я звоню в Советское Генеральное Консульство и на выходе с телеграфа меня уже принимают «под белы рученьки» местные жандармы? Потом конечно извинятся и отпустят, но кто может гарантировать отсутствие возможных провокаций?
— К тому же, эти задержки в пути мне совсем ни к чему. А отсутствие национальных лётных сертификатов могло бы привести к аресту самолёта и тогда застрял бы надолго. Это срыв контракта, чего я допустить не мог. От того постоянно находился в полёте, отдыхая только ночью. — и всё в этом же духе ещё на два часа.
— Это всё, что Вы можете нам рассказать?
— В общем-то да. Разве что есть ещё несколько замечаний. Если Вам это интересно, то могу озвучить.
— Говорите. Мы Вас слушаем.
— Это касается Бразилии. Кроме кофе страна экспортирует тростниковый сахар и «сахарные магнаты» в таком же бедственном положении, как и «кофейные бароны». Если Советский Союз дополнительно к кофе предложит Луису Карлосу Престесу закупку тростникового сахара, то конфликт быстро погаснет. В обмен на эти закупки Советский Союз может предложить Бразилии помощь в разведке и добыче нефти на правах концессии.
— Признаки нефтяных месторождений уже обнаружены, но всерьёз разведкой и добычей пока никто не занимается. В Бразилии нет серьёзных нефтедобывающих компаний. Для СССР было бы неплохо «застолбить» за собой такой выгодой бизнес и опередить американских «дочек» бывшей «Стандарт Ойл» ведущих активную работу в Венесуэле, но пока не обращающих должного внимания на Бразилию.
— Импортный тростниковый сахар сегодня обойдётся в розничной продаже у нас в полтора-два раза дешевле, чем выработанный из сахарной свёклы из-за различий в технологии его производства.
— Можно было бы часть свекловичного сахара изъять из внутреннего потребления в Советском Союзе и направить его излишки на экспорт в Европу, а вместо него на внутренний рынок пустить в продажу более дешёвый и полезный тростниковый. Но это конечно решать не мне. Я просто высказываю свои соображения.