Нечаянный тамплиер (СИ) - Ангелов Августин. Страница 16

Сама же Адельгейда уже успела надеть поверх своего истрепанного шелкового платья серый монашеский балахон из материала, похожего на мешковину, выданный ей капелланом. Одеяние было слишком велико Адельгейде и сидело мешком на ее тощей фигурке. Наконец, капеллан помог Адельгейде забраться на седло и усесться на нем по-женски, свесив ноги на левую сторону лошади. Сидеть на мужской манер лицам женского пола считалось неприличным, не зависимо от их возраста. Слишком длинный подол монашеского одеяния не только полностью закрывал ноги девочки, но и свисал ниже их.

Увидев девочку на лошади, Родимцев сразу же вспомнил, как водил в конный клуб на иппотерапию свою дочурку Леночку. Там инструктор, опытная наездница, жена владельца клуба и врач-ортопед по специальности говорила, что дамское седло — это просто какой-то ужас. Оно неудобно не только для всадницы, но и для лошади, потому что груз на спине смещается на одну сторону. Да и у всадницы при такой позе развивается искривление позвоночника. А еще такая посадка очень опасна. Потому что лошадка — это живое существо. И потому, как ее ни обучай, она может иногда чего-нибудь неожиданно испугаться и понести. Или же просто поскользнуться. Если у обычного всадника есть хорошие шансы удержаться на спине лошади при разных подобных неожиданностях, то у наездницы в дамском седле таких шансов почти не имеется. В непредвиденных ситуациях падение и травмы ей будут обеспечены. Причем, большие риски существуют не только для конечностей и головы, но и для позвоночника. Потому Леночка всегда ездила на лошадке обычным «мужским» способом. А вот Адельгейда сидела очень опасно. Тем более, что и специального женского седла с приделанными «рожками» ей не дали, а просто посадили даже не на рыцарское седло, а на самое обыкновенное. Как бы там ни было, Григорий сразу решил, как только они немного отъедут от лагеря, дать девочке более приемлемую одежду и усадить ее на лошади нормально.

Глава 9

Григорий с Адельгейдой, выехав из замка, осторожно спустились вниз по узкой дороге, когда вдали затрубили. И то не были звуки рогов, в которые, обычно, трубили христианские рыцари. То звучали медные трубы, которыми для военных сигналов пользовались сарацины. Враги неумолимо приближались ко входу в долину. Но, рыцарь с девочкой успели проскочить водопой, где их лошади перешли неширокий и довольно мелкий ручей вброд, нашли тропу, подсказанную Рене Дюрфором, и углубились в кедровую поросль, покрывающую подножье горного отрога, спускающегося к руслу ручья. Таким образом, единственная дорога, ведущая в долину сквозь естественные «ворота», образованные с двух сторон от русла ручья отрогами гор, осталась в стороне.

Тропа, которую, следуя указаниям командира отряда тамплиеров, Григорий сразу же обнаружил, и по которой лошади уверенно шли друг за другом, постепенно поднималась по склону вверх, в сторону ближайшего перевала. Рене, как и обещал, начертил на обратной стороне куска пергамента, который предназначался в качестве письма приору монастыря кармелиток, импровизированную карту. Путь из замка Тарбурон к горе Кармель предстоял не такой уж и близкий. Сопоставив каракули Дюрфора с тем, как Родимцев помнил карту Израиля, а, интересуясь эпохой крестоносцев он, конечно, изучил эту карту довольно неплохо, хотя подробности помнил смутно, они находились где-то между Тверией на юго-востоке и Цфатом на севере, а до Кармеля отсюда по прямой было около полусотни километров.

Но, Гриша прекрасно понимал, что по прямой можно путешествовать лишь на летательном аппарате, которого пока нигде нет и не предвидится в ближайшие века. А на лошадях путь им предстоял небыстрый и нелегкий. На восток они двигаться не могли. Тверия, которая здесь называлась Тивериадой, была захвачена войсками Бейбарса, как и все берега одноименного большого озера, библейского Галилейского моря. Да и Цфат, который тут звался Сафет, постигла такая же участь. Открытым оставался только путь на запад по местности, разоренной врагами, но еще окончательно не захваченной, на которой должны были пока оставаться какие-то опорные пункты христиан. Впрочем, так считал Рене. Но и командир отряда тамплиеров едва ли обладал достоверной информацией. Потому что положение постоянно менялось. Одни враги уходили, но приходили другие.

Лошади медленно поднимались в гору. Когда они оказались выше нижних кедров, между верхушек деревьев открылся вид на дорогу, идущую с востока. По ней как раз двигалось вражеское войско. Их разделяло по прямой не более трех сотен метров кедровой поросли. И Григорий неплохо рассмотрел армию Халеда.

Христианам-крестоносцам в Леванте доводилось сражаться с разными вражескими армиями. С момента создания государства крестоносцев, благословенные библейские земли, за которые не прекращалась борьба, пытались взять под свой контроль бедуины, египтяне, турки, курды, персы и даже монголы Великой Орды, добравшиеся и до этих мест. Но, всех врагов христианской веры крестоносцы Леванта называли собирательным именем: «сарацины».

Хотя сам Бейбарс и придавал большое значение укреплению армии, постоянно тренируя своих бойцов на нильском острове Рода, но это не значило, что и другие вожди мусульман относились к организации военной службы в своих собственных отрядах столь же серьезно. Потому армия шейха Халеда выглядела достаточно разнородной. Вместе с тяжелыми профессиональными всадниками на лошадях виднелись и бедуинские всадники на верблюдах, за ними ехали легкие конные лучники, а сзади шла наемная негритянская пехота, набранная откуда-то из Африки. Основной ударной силой являлись боевые рабы, которых называли «мамелюки». Это были профессионалы, вооруженные и снаряженные для боя не хуже рыцарей из Европы. Сам султан Бейбарс происходил из этого сословия. Но в войске Халеда таких имелось не слишком много.

Горный отрог изгибался, а тропа поднималась все выше и выше, и вскоре Григорий и Адельгейда выехали на каменную площадку, откуда открывался вид между понижающихся отрогов на замок Тарбурон и склон перед ним. Отсюда хорошо просматривалось сражение, которое уже началось. Камни и арбалетные болты обрушились на головы врагов, когда те неосторожно приблизились к подножью предгорного холма, на котором стояла полуразрушенная крепость. В рядах неприятеля поднялась паника, чем тут же воспользовался отряд рыцарей, выскочивший из засады. Перед атакой им раздали большие щиты и копья, отчего удар тяжелой кавалерии опрокинул треть сарацинских всадников, а негритянская пехота, тащившаяся сзади, не успевала поддержать головной отряд, попавший в ловушку. Но, исход сражения не был предрешен, потому что по дороге подходила вторая часть войска шейха.

Убедившись, что их никто не преследует, Григорий спешился и, подойдя к девочке, осторожно снял ее с седла. Он попытался объяснить Адельгейде, что, если они будут ехать так медленно, то сарацины непременно догонят их. А потому ей необходимо переодеться и сесть на лошадь нормально, обхватив ее ногами. Только вот, незадача. Девочка не желала следовать его совету. Он уже и не знал, как ее убедить, когда малышка внезапно предложила, коверкая слова старофранцузского:

— Я хотеть ехать, как отец возить меня.

— А как это? — спросил Григорий.

Она потянулась ручками к седлу его коня и показала, что хочет, чтобы Родимцев держал ее впереди себя. Антоний, конечно, выглядел крепким конем, но Григорий жалел его и совсем не хотел, чтобы животное несло лишнюю ношу. Он решил для себя, что когда они достаточно отъедут от замка и сражения, разразившегося под его разрушенными стенами, то пойдут пешком для того, чтобы поберечь лошадей. Но, пока ему пришлось согласиться на условия девочки, которая оказалась очень настойчивой. Привязав уздечку второй лошади к своему седлу, Григорий посадил немецкую девочку перед собой, боком, в той же позе, в какой она сидела сама на лошади. Теперь Гриша крепко держал Адельгейду левой рукой, а правой управлял конем. И они поехали немного быстрее. Хорошо еще, что девочка была тощей, а рыцарское седло оказалось достаточно просторным.