Нечаянный тамплиер (СИ) - Ангелов Августин. Страница 48

Поедешь с отрядом, проявишь себя в бою, кто-нибудь погибнет в сражении и, глядишь, тебя продвинут в командиры отряда, в капитаны. Я же знаком с Великим магистром и, конечно, смогу замолвить за своего человека словечко. Потом станешь кастеляном орденского замка, комтуром. Затем сделаешься главой обороны провинции, командором. Потом, глядишь, и маршалом станешь. Будешь командовать орденским войском. Или даже получишь место сенешаля, помощника самого главного храмовника. А, если очень повезет, то и самим Великим магистром можешь стать. Ну, это, конечно, почти невероятно, потому что за старшие должности там идет серьезная внутренняя грызня, как и везде. Но, вот так, постепенно продвигаясь, ты узнаешь много чего интересного о том, что творится внутри ордена и мне расскажешь. Да и сам этими сведениями сможешь пользоваться.

— А как же с оружием, о котором мы говорили? — всполошился Родимцев, подумав, что граф совсем захмелел и забыл о столь важном проекте. Но, Ибелин успокоил его:

— Если я правильно понимаю, ты сам не сын кузнеца, а сын рыцаря. Значит, самостоятельно ты то оружие не сделаешь. Тебе нужны будут помощники, которым сможешь давать указания. Я поищу хороших мастеров по металлу.

— Я, когда перекресток возле Акры проезжал, то рядом с рынком видел неплохую кузницу. Во всяком случае, там сумели сделать достаточно прочный цельный шлем, который был на мне в бою. Значит, небольшую пушку тоже смастерить смогут. Кажется, Пелье кузнеца зовут. Он показался мне надежным человеком, — ввернул Гриша.

— Хорошо, пусть будет пока этот Пелье, — кивнул граф. И сразу спросил:

— Что еще понадобится для изготовления образца?

— Хорошо бы найти какого-нибудь аптекаря, который сумеет изготавливать по моему рецепту порох. Только это должен быть человек абсолютно надежный, который не перебежит с нашими секретами к врагам, — сказал Гриша.

— Хм, это задачка потруднее, но постараюсь найти кого-нибудь, — пробормотал граф.

Когда они все решили, солнце уже клонилось к вечеру, и Ибелин приказал немедленно выдвигаться. Большую часть отряда он пока оставлял у дона Карлоса, а сам собирался со свитой из ближайших рыцарей сопроводить Грегора в командорство и попросить там помощь. А рано утром граф надеялся вместе с тамплиерским подкреплением выступить в поход против шейха Халеда, чтобы снять осаду с Тарбурона.

Мансур ждал на конюшне, возле лошадей, которых он вычистил и накормил. Григорий простился с гостеприимным доном Карлосом и взгромоздился на своего боевого коня Антония, а Адельгейду посадили на пегую лошадку. При всех брать девочку к себе на седло Гриша постеснялся. Мало ли, что могут подумать испанцы, которые слыли весьма щепетильными моралистами. Монах Иннокентий пожелал пока остаться в маноре с ранеными, которые нуждались в его заботе. Жан Ибелин и его приближенные рыцари тоже расселись по коням. И маленький отряд, миновав сарацинские палатки, в которых после сражения под охраной сидели пленные сарацины, выехал на дорогу в сторону горы Кармель.

Покачиваясь в седле, Родимцев рассуждал о том, что война — это дело очень простое, для нее нужны лишь три вещи: оружие, деньги и солдаты. Если с двумя первыми пунктами после разговора с графом что-то вырисовывалось, то с бойцами пока ничего не прояснилось. Кто пойдет в мушкетеры и пушкари? И как их обучить, даже если желающие и найдутся? Местные, которых найдет граф, конечно, вряд ли будут такие же избалованные, как вчерашние десятиклассники, но, с другой стороны, уровень их знаний будет ниже плинтуса, потому что в этом средневековье грамотных людей совсем немного. И ему еще очень повезло, что один из таких людей, граф Ибелин, поверил ему и даже взялся оказывать покровительство. Конечно, в обмен на услугу. Ну, а что он хотел? Родимцев знал, что бесплатный сыр находится, обычно, в самой глубине мышеловки. Халявщиком он никогда и не был.

Пока они ехали, Григорий вспоминал, что знал о тамплиерах, потому что вскоре ему предстояло встретиться даже не с каким-нибудь капитаном, командиром небольшого отряда, вроде Рене Дюрфора, а с самым настоящим командором. И никто там не должен был засомневаться в нем, иначе под угрозой может оказаться не только карьера и репутация, но и жизнь. Например, отступить с поля битвы храмовники имели право только тогда, когда могли наблюдать свое черно-белое знамя «Боссеан» упавшим. По заветам Гуго де Пейна с врагами братья-рыцари обязаны были биться даже при троекратном численном преимуществе в пользу неприятеля. А с единоверцами разрешалось биться только тогда, когда словесные увещевания трижды не помогли.

Среди храмовников имелись самые разные бойцы, а не только набожные рыцари. Как помнил Григорий, даже сам Бернар Клервосский, аббат монахов-цистерцианцев, который и помог Гуго де Пейну составить и утвердить устав ордена, писал, что «среди них есть злодеи, безбожники, клятвопреступники, убийцы, разбойники, грабители, развратники, и в этом вижу я двойную выгоду: благодаря отъезду сих людей страна будет от них избавлена, Восток же возрадуется их прибытию». В «Латинском» уставе аббат писал и о том, что «солдаты Христа ни в малейшей степени не боятся ни того, что совершают грех, убивая врагов, ни опасности, угрожающей их собственной жизни. Ведь убить кого-либо ради Христа или желать принять смерть ради Него не только совершенно свободно от греха, но и весьма похвально и достойно». Или еще: «убить врага во имя Христа значит вернуть его ко Христу». Получалось, что этот аббат основатель ордена «Бедных рыцарей Христа и Храма Соломона», а также его первый Великий магистр Гуго де Пейн считали, что ради торжества добра нужно уметь убивать.

Основатель ордена преуспел, будучи отменным бойцом. Иначе как всего девять рыцарей, которых де Пейн собрал поначалу, смогли бы обеспечить защиту паломников от отрядов сарацин, если бы не были выдающимися бойцами? Суровые были ребята. Несколько лет они бесплатно провожали паломников от порта Яффы к Иерусалиму, пока их не заметил король Иерусалима Балдуин II, который выделил в распоряжение ордена большое здание мечети на Храмовой горе Иерусалима, стоящее на том самом месте, где когда-то располагался храм царя Соломона. С тех пор до того момента, в котором нечаянно очутился Родимцев, прошло уже полтора столетия. И рыцари уже совсем не были столь бедными, как те первые последователи Гуго де Пейна, которым иногда даже приходилось ездить вдвоем на одной лошади и кушать всем вместе из одного котелка.

Теперь, насколько помнил Григорий, братьям-рыцарям разрешалось иметь до трех лошадей и одного оруженосца, а также собственную амуницию, одежду, вооружение и постельные принадлежности, включая даже подушку. Полагалась и собственная палатка. Совсем неплохо обеспечивались бойцы. Только вот с женщинами запрещалось общаться, да владение деньгами не приветствовалось. Но, поскольку ни одна из местных женщин Родимцеву пока не приглянулась, то и поводов расстраиваться у него не имелось. Что же касается денег, то всегда можно выкрутиться, что они достались в качестве трофея и нужны для раздачи милостыни беднякам или для пожертвований на храм.

Орден за полтора века превратился в мощнейшую военно-политическую организацию Святой земли. Его руководство проводило собственную политику и имело свои политические и стратегические цели. Насколько помнил Родимцев из того, что читал, власть Великого магистра ограничивал Капитул, который являлся главным совещательным органом, вроде совета старейшин, на котором даже сам руководитель ордена имел лишь один совещательный голос и статус первого среди равных. Там, на Капитуле и решались главные вопросы. Наверняка, как политические и военные, так и финансовые, и даже духовные.

Орден представлял собой государство в государстве. Формально он подчинялся понтифику. Но, тот находился за морем, в Риме. А потому, фактически, орден не подчинялся никому. А его внутренние обряды и духовные доктрины отличались от церковных. И многие проявляли интерес к служению в нем. В орден вступали не только авантюристы или неоднозначные личности, ищущие отпущение грехов, но и младшие дети из древних благородных фамилий. И, граф был прав, что в ордене можно было сделать неплохую карьеру, которая совсем не выглядела скучной, потому что устав уставом, а жизнь жизнью. И было совершенно понятно, что молодые мужчины, вступающие в орден, заводили себе на стороне и любовниц и тайных жен. Но, наверняка, были и такие, кто предавался однополой любви внутри ордена. «Там, где гайки закручены слишком сильно, часто срывает резьбу», — подумал Родимцев, ведь в этот загадочный вертеп ему вскоре предстояло окунуться с головой.