Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Словин Леонид Семенович. Страница 116

" Все может быть…»

Никола перевел взгяд за окно. Из дежурки был виден серый жилой двор между хрущебами, несколько хилых деревцев.

Майор–дежурный продолжал лебезить по телефону.

— Все ясно. Обязательно. Как учили!

Чувствовалось, что дежурный недавно на чем–то сильно погорел. Теперь, как мог, замаливал грехи:

— Все, как велели. Сейчас доложу. Есть…

Он отставил трубку, показал помощнику на Николу.

— Давай его на место…

Дежурный снова скроил Николе ту же дурашливую гримасу, показал на трубку. Развел руками. Однако, их уговор вроде оставался в силе.

Лейтенант вывел Николу в коридор.

— Подожди тут.

Напротив «Графика приема граждан» стояло несколько стульев. Никола не сел, подошел к графику. Нашел:

«Подполковник милиции Смердов В.А…»

Он значился заместителем начальника отделения.

Согласно графику он принимал граждан дважды в месяц. Накануне с вечера у него значился приемный день.

" Кум, короче… Заместитель по оперативной работе».

Кумовья у блатняков всегда считался наиболее искушенными, вероломными, изворотливыми…

Через пару минут лейтенант вышел из дежурки, передал Николу пожилому спокойному милиционеру. Старослужащий шаркающей походкой повел задержанного назад, в камеру.

— Начальство тоже, выходит, напивается до звериного писка… — Никола кивнул на дежурку, где на диване валялся кинутый.

— Начальство, оно еще больше нашего пьет… — охотно отозвался старослужащий. — Оно только нам не велит. Вишь, набрался! Ничего на нем не осталось. Одни ключи от дома!

— На снегу , что ли, спал?..

— В подъезде. Ну и… Сам понимаешь. На оправку пойдешь?

Привычный — с глазком , без запора изнутри, туалет Николе был ему уже знаком. С полчаса назад Никола объяснился в нем с помощником дежурного молоденьким чернявым лейтенантом, подменявшим старослужащего.

Ему Никола и сунул заначенную под каблук купюру.

«Много! Да ведь не спрашивать же сдачу…»

Из туалета чернявый и привел его наверх, в дежурку — звонить Игумнову. У дежурного наряда, видать, была крепкая спайка.

— Оправился? — Спросил милиционер. — Давай сюда!

Он уже открывал замок.

Сокамерников было двое — оба не спали. Один лежал, накрыв лицо курткой, чтобы не бил свет в глаза. Другой был на ногах

— Чего они тебя? — спросил тот, что, не останавливаясь, мерял шагами камеру.

— Давление повышенное…

— Косишь, что ли?

Лежавший и головы не повернул, когда Николу вернули. Спросил только:

— Врач приезжал? И чего?

— Колеса дал.

Таблетки, то–есть.

От внимания сокамерников укрыться было тяжелее, чем от вопросов дежурного.

Никола лег, закрыл глаза.

Сокамерники тем временем разговорились.

Начали с общих тем. За что сидел, где… Что за зона… В в каких городах и с кем воровал.

Оба постарались представить себя гнилыми до нельзя братками, жившими по понятиям, иначе — бывалыми и опытными.

Тот, что ходил по камере, был москвичем, второй все чаще вспоминал Рыбинск, Буй, Нерехту…

" Залетный что ли?!»

Подозрительно быстро оба нашли общих знакомых.

— Вася «Буржуй»?! Я с ним бегал. В натуре.

— Меня за него таскали. В Кинешме. Потом в Москве. Мосластый такой опер… В районе Таганке.

— Знаю. Его убили. Глухонемые…

" Чего ж вы пока меня не было в камере не разобрались? Молчали что ли?!»

Никола лежал, не открывая глаз. Это у него было привычным: первые часы проводить молча, не вступая ни в какие разговоры. Прислушиваться.

Сокамерники теперь уже во всем доверялись друг другу. Присутствие третьего человека их ничуть не смущало.

— Ты как идешь? — Залетный стащил куртку с лица, повернулся на бок.

Никола незаметно оглядел его. Внешность была запоминающаяся — худой, с вытянутым черепом и грубыми, выдававшимися вперед надбровьми.

Ходивший по камере ответил тихо, но достаточно громко. Николе было все слышно.

— Я в несознанке…

— А чего тебе вешают?

— Разгоны…

Никола взглянул на него — длинноволосый, тщедушный — на разгонщика, который под видом мента производит обыски в квартирах, он не был похож.

— А кого брал?

— Все технически. Цеховики, спекулянты…

— А я, братан, в розыске… — Залетный заскрипел зубами по–блатному долго и громко. — Контора получит ориентировку и мне вилы.

— Этапируют?

— Запросто. В Нерехту.

— А там чего?

— Мокруха. Кроме того универмаг. Прямо на центральной площади…

Они продолжали подозрительно громко шептаться. Николе с его ложа было все слышно. Происходивший на его глазах спектакль был разыгран для одного зрителя,

непосредственно для него — для Николы.

Залетный хрустнул пальцами, вытянулся на аккуратно, строчка к строчке, — как это привык делать в камере и Никола–уложенных на нары брюках.

Манеры были знакомые.

На Залетном лежал четкий отпечаток зоны.

Никола все просек. Как Залетный посмотрел, как провел по губе кончиком острого языка, как промокнул аккуратно сложенным платком виски.

Сокамерники постепенно исчерпали темы воровского своего прошлого, по–тихоньку начали цеплять настоящее, а там уже было рукой подать до ближайшего будущего.

— У тебя хаты нет в Москве? — спросил Залетного.

Тот, что продолжал, как маятник, ходить от стены к стене, объяснил:

— Я не могу тебе помочь, братан. Меня до суда не выпустят… А после суда тем более.

— Как быть?!

Разговор оборвался искусственно в разгар кульминации.

Оба оглянулись на Николу, словно только заметили.

Начал Залетный:

— Слышь, земляк…

Никола отвернул голову от стены.

Из сортира за стеной донесся грохот спускаемой из бачка воды. Мусор спустил воду — с понтом — сидел на очке.

«Давайте, мол. Болтайте спокойно…»

Сам же, должно быть, дернулся в коридор, прижался к двери. Слушал.

Глазок на двери был прикрыт. Но это ничего не значило.

" В камере — все равно, как в аквариуме. Со всех сторон тебя видать…»

Он покосился на собеседника, тот спокойно болтал о вещах, которые говорят только на ухо и то — человеку, которому доверяешь…

— Земляк… — Залетный присел рядом с Николой. — Меня сейчас нагонят… Дежурный сказал.

— Ну!..

Никола вступил в разговор нехотя.

— А утром придет телеграмма. Есть санкция на арест и этапирование. Меня ищут. Они там в Нерехте уже во всю сейчас бегают. А у меня в Москве ни хаты, ни надежных кентов. Помоги…

МЕНТЫ. ИГУМНОВ, ЦУКАНОВ

Машина, которую дежурный послал за Игумновым, все не появлялась. Игумнов поглядывал на часы.

У дома Ельцина, напротив, он снова увидел людей из Главного Управления Охраны КГБ: парень с девахой косили под влюбленных, мужик в коже на углу вроде ловил машину и все не мог поймать….

«Что толку , — Игумнов подумал о звонке из дежурной части, — если одни здесь всю ночь без сна, а другие за бутылку коньяка готовы отпустить из–за решетки кого–угодно…»

Он думал о Николе.

Забирать из 33–ьего его надо было как можно скорее. Данные Ефима Анчиполовского мгновенно опровергались при детальной проверке на месте.

Так уж все получилось.

На жилплощади Анчиполовского были прописаны в Москве картежники — и Эдик, и Муса. Этот адрес и данные хозяина попали в руки Игумнова и Качана, когда они через катал–кавказцев разыскивали таксистов–убийц.

Настоящему Анчиполовскому, в сущности, это было до лампочки. У него на все случаи жизни имелось железное алиби — свидетельство медперсонала психобольницы, где он был заключен как хроник… И все–таки…

Игумнов продолжал моделировать события.

" Бойцы из 33–его пытались узнать, с кем разговаривал Никола. Своей проверкой по телефону они ничего не добились. Теперь могут послать людей к Николе домой…»

Удивительно было другое.

" Почему? Зачем?!»

Эка невидаль — задержанный уголовник–завскладом позвонил шефу по поводу завтращней отгрузки! Почему это вызвало явно неадекватную реакцию? Почему пытались засечь телефон, по которому тот звонил?!»