В тени Алтополиса (СИ) - Углов Артем. Страница 7

- Ага, укольчик…Ты эту иглу видел – длиннющая! – Гринька развел руками, явно преувеличивая размеры угрозы. - Один раз ошибутся и руку насквозь проткнут.

- Брехня, - не поверил я. – Это же с какой силой надо давить, чтобы игла кость пробила?

- Да с самой обыкновенной. Ты кончик вблизи видел? Он такой тонкий, что железный лист прошьет, не говоря уж про человеческое тело.

- Брехня, - повторил я снова, – иначе почему об этом молчат?

Гринька огляделся и с самым таинственным видом произнес:

- Заговор фармакологических компаний... Все обо всем молчат, чтобы народ не волновался и стачки не организовывал. К примеру, ты знаешь, как новые лекарства испытываются?

- Обыкновенно, на мышах.

А вот нифига. Они привозят таблетки в бедные районы вроде нашего поселка и раздают под видом гуманитарной помощи. А потом специально обученные люди наблюдают за побочными эффектами – проявятся те или нет. Вот так и работает современная медицина. Испытывать на людях – это гораздо дешевле и нагляднее, чем на мышах.

Тут я спорить не стал. Сам неоднократно слыхал от деда Пахома, что трущобы вроде испытательного полигона для властьимущих. Их потому и не сносят, что экспериментируют всякое. И не только в плане медицины, ну и других наук.

Вот только зачем руку протыкать, Гринька так и не объяснил.

Через десять минут мы вышли к указанному в объявлении месту - небольшому пятачку, гордо величаемому площадью. Здесь даже плитка имелась, потрескавшаяся и побитая от времени, и единственный на весь поселок неработающий фонтан. Закрыли его по причине возникших финансовых трудностей. Администрация поселка латала дыры в бюджете, поэтому экономила на всем на чем только могла, в том числе и на счетах за воду. Деньги в конце концов нашлись, но вот беда за время простоя многие детали проржавели. Теперь для запуска требовался дорогущий ремонт плюс новый насос взамен украденного. Так и стояла никому ненужная бетонная чаша, медленно ветшая и приходя в негодность. Летом по ней лазили дети, а в сезон дождей хранили арбузы и дыни. Они и сейчас там плавали, под строгим присмотром бородатого охранника.

- Эх и нифига народу, - присвистнул Гринька, увидав длинную очередь, что начиналась за бакалейной лавкой, огибала фонтан и уходила вдаль аж до самых мясных рядов, едва различимых в густом тумана.

Над площадью стоял гул рассерженного улья, столь привычного для большого скопления людей. Одни продрогли и устали, другие ворчали, поминая нехорошими словами организаторов сего действа, заставивших спозаранку выбраться из теплой постели. Нет, чтобы после обеда устроить.

Кого здесь только не было: и стар, и млад, со всех районов, различных конфессий. Особняком держались смуглолицые жители Фавел. Они явно чувствовали себя не в своей тарелки, нервничая и оглядываясь в поисках возможных угроз. Зря, потому как люди князя Одоевского позаботились о безопасности, поручив охрану мероприятия стригунам. То там, то здесь мелькали знакомые кепки, да бритые виски. Наметанный взгляд уличного бандита определял угрозу лучше всяких детекторов.

Три года назад религиозные фанатики устроили погром. Напали с палками на людей, требуя отменить бесовские эксперименты. Заодно перевернули мобильную лабораторию, разломав и разбив оборудование на полмиллиона рублей. Неслыханная по меркам трущоб сумма. С тех самых пор на охране не экономили.

Гринька аж замер от благоговения, увидав выбритые виски. Пришлось схватить приятеля и потащить силой.

- Это Сеня, - с придыханием сообщил он, когда мы заняли положенное место в очереди. – Это же Сеня-Кастет! Знаешь почему так прозвали?

- Потому что носит кастет? – предположил я.

- Ага… Не самодельный кусок свинца, а настоящий фабричный, отлитый из чистого серебра, - добавил Гриня, как будто это что-то меняло. Запоминать погоняла бандитов было столь же бесполезным занятием, как и вести учет песчинок на пляже. Одни уходили: зарезанные и забитые, упившиеся вусмерть, пустившие химозу по вене, задержанные жандармерией и просто растворившиеся в небытие. На смену им приходили другие Толстяки, Бураны, Быки, Кастеты. Их было десятки - сотни, похожих один на другого словно братья-близнецы. Но Гринька их помнил, словно набожная старушка имена всех святых.

Пока мы стояли в очереди, он все уши прожужжал о драке, случившейся на днях возле китайского ресторанчика. Рассказывал с придыханием, словно это было Смоленское побоище с ханом Атыбаем, а не обыкновенная бандитская разборка.

- Бразила ножом тычет, а у Сиплого под рукой ничего нет окромя стула. Ну он его схватил и р-раз с замаха по башке. Прикинь?! Мебель в щепки, а бразила на пол мешком валится. И тут второй прыг из окна с мачете. Рожа страшная - обожженная, что у беса из преисподней, а на спине морской дракон. Главный их значит… Размахнулся и-и-и как рубанул, только лезвие в воздухе мелькнуло. Сиплый наклонился, и мачете над макушкой просвистело, угодив прямиком в деревянный столб. Бразила дерг на себя, а то ни в какую не поддается – крепко застряло. Он снова дерг, а Сиплый - молоток, не растерялся. Видит, что корпус открыт и прямым ударом в печень - хья-я!

- Какой Сиплый? - не понял я.

- Ну Сиплый, здоровенный такой.

- С Вербной улицы?

- Да нет же… Сиплого с Вербной еще в прошлом месяце в околодок свезли. А это другой, ростом повыше и родимым пятном аккурат на шее.

- Который Федя? Сапрыкина сын?

Гринька аж расстроился от подобного невежества. Всплеснул руками, словно старая бабка на лавочке, услыхавшая плохую весть.

- Никогда Сапрыкины в артели не состояли. Дружбу водить - водили, но чтобы на верность присягать – не было такого. И родимого пятна на Фединой шее отродясь не водилось, только след от лишая.

- Кто же тогда Сиплый?

- Живешь на Центровой и не знаешь Сиплого… ну ты даешь. Он год назад в шестерках у Бурана бегал, а после приключившейся заварушки на заброшенке малясь приподнялся. Теперь валетом ходит.

Спросить бы кто такой Буран, но я решил не расстраивать Гриньку. И без того народ в очереди оглядывался, пытаясь определить, кто там такой шумный. Могут и попереть.

Время тянулось медленно, как это обычно бывает, когда чего-то очень ждешь. Притомившийся Гринька вскоре умолк и принялся хлюпать простуженным носом. Поднявшееся солнце разогнало остатки тумана, и с неба заморосил мелкий дождик. Он всё норовил попасть за шиворот – пришлось накинуть капюшон, слишком большой для мелкого пацана. Шнурки были обрезаны прежним хозяином, поэтому порывы ветра легко скидывали его с головы. Приходилось то и дело придерживать за края, неохотно вынимая руки из теплых карманов.

- До обеда проторчим, - пожаловался стоявший впереди дядька и оказался не прав. В какой-то момент очередь сдвинулась с места. По толпе пронеслись довольные шепотки и уже через час мы стояли под стенами лаборатории. Это был настоящий дом на колесах – длинный, размером с холодильную фуру, и такой же серебристый. На борту красовался синий крест с надписью «мобильная Л.А. второй клинической». Через затененную полоску окна ничего было не разглядеть, разве что отражение нахмурившегося неба.

К заветной двери вела откидная металлическая лесенка. И чем ближе она становилась, тем заметнее нервничал приятель. Бледное лицо приобрело страдальческое выражение, словно от невыносимой зубной боли. Один раз Гринька даже дернулся, готовый сорваться с места. Пришлось схватить бедолагу за руку.

- Не дрейфь.

Гринька пробормотал нечто невразумительное о том, что нифига он не струсил и мне все померещилось. Ага, как же… а самого аж трясет.

Когда пришла наша очередь, я решил подстраховаться: первым затолкнул приятеля и только потом вошел сам, перекрыв единственный путь к отступлению. Перепуганный Гринька было заметался, однако увидав медсестру притих и вжался в угол, превратившись в мебель.

Внутри лаборатории оказалось просторно, а еще на удивление чисто, так что я остановился, памятуя о кусках грязи, прилипших к подошве ботинок. От стойкого запаха лекарств закружилась голова.