Невеста для босса. Куплю тебе новую жизнь (СИ) - Довлатова Полина. Страница 65

— Так что с тобой происходить, Лизок. Может, объяснишь? — снова тихий шёпот мне на ухо, от которого по коже тут же разбегаются мурашки. — Наедине со мной оставаться боишься. В номер вселяться боишься. От любого прикосновения вздрагиваешь.

— Я просто… переживаю за Машку. Она давно не выезжала за пределы клиники. Вот и всё…

— А по моему это чушь. Маша себя прекрасно тут чувствует, ты не могла этого не заметить. Может ты просто влюбилась в меня, а Лизок?

— Чего?! — резко отталкиваю Горского от себя и смотрю в его самодовольную ухмыляющуюся рожу. — Вы меня, Кирилл Сергеевич, кажется с кем-то перепутали.

— Да ладно? И с кем же?

— А я не знаю. Вам виднее с кем. Может быть, с той женщиной у которой ночь провели. Кстати, гель для душа у неё отвратный. Воняет апельсинами так, что аж тошнит.

— Ну да, — усмехается, глядя на меня. — «Ушастый нянь», конечно, повкуснее пахнет.

— Ну уж всяко лучше, чем эти апельсины. Так что отодвиньтесь от меня подальше, а ещё лучше окно откройте. Всю дорогу терпела, уже сил нет.

— Да ты никак ревнуешь, Лизок?

— Я? Да мне плевать вообще! И на вас и на вашу… как её там зовут?

— Нина, — отвечает вкрадчиво, внимательно за мной наблюдая.

Резко замолкаю, от жгучей боли где-то за рёбрами. Почему-то я не ожидала, что Горский назовёт мне имя этой женщины. Но он это сделал всё же. И если до этого я думала, что мне неприятно, то я ошибалась, кажется.

Мне не неприятно.

Мне мерзко, гадко и дико паршиво.

Потому что пока он не называл имени, была ещё надежда на то, что я просто сама себе что-то напридумывала. А сейчас Горский меня этой надежды лишил…

Нина, значит.

Имя у неё тоже мерзкое какое-то. Такое же как её гель для душа.

— Так вот… — выдавливаю рассеянно. — Плевать мне на вас и на вашу Нину! Хоть совсем к ней переезжайте. Только я не понимаю, почему вы своей этой обладательнице вонючего геля для душа предложение не сделали, а зачем-то ко мне прицепились.

На последней фразе решаюсь всё же поднять взгляд на Горского, которого, судя по его выражению лица, этот разговор веселит.

Чтоб тебе рожу перекосило и так и осталось!

— Нет, Лизок. Нина мне, к сожалению, не подходит, — опустив голову, цокает языком. — Она замужем и у неё ребёнок. Так что не вариант.

Зашибись просто! Он ещё и замужнюю окучивает! Ну какой же всё-таки козёл! Правильно я про него в первый день знакомства подумала! Кобель самый настоящий!

А я ещё дура начала было думать, что не такой уж он и мудак, как мне изначально показалось…

Идиотка! Просто идиотка!

Да у него же на лбу написано, что он козёл и кобель! Он ведь и мне предлагал отношения без обязательств. Да ему же вообще никто не нужен! Ни я, ни эта Нина — вонючие апельсины, ни кто-то другой!

Ну конечно! А какое ещё может быть объяснение, если красивый, богатый, успешный мужчина в тридцать два года до сих пор не женат?!

Да потому что он просто… самый обыкновенный бабник!

Почему-то от этой мысли становится так обидно, что хочется разреветься, как последней слабачке. Но я этого делать, естественно, не стану. Тем более перед Горским!

— Лиз, а ты уверена, что не хочешь узнать у меня подробности того, где я был ночью?

Ещё чего не хватало, подробности его кобелиных похождений уточнять! Может он мне ещё все позы детально опишет, в которых эту Нину…

Только не реветь, только не реветь… Боже, да что это со мной?! Ну не могла я в него влюбиться! Не могла!

Меня ведь этот гад с первого взгляда раздражает…

— Уверена, Кирилл Сергеевич, — выдавливаю, отворачиваясь к окну. — И поехали уже быстрее, я не хочу надолго оставлять Машу.

В машине повисает тишина, но я кожей чувствую, что Горский всё ещё на меня смотрит. Да отвернись, ты уже наконец!

— Ну как знаешь, — отвечает тихо. После чего заводит мотор.

Мы выезжаем с территории комплекса и в начале движемся в том же направлении, откуда приехали. Но на развилке сворачиваем не в сторону Питера, а в противоположную, и через несколько минут езды по каменистой дороге выезжаем на трассу.

Всё это время ни я, ни Горский ничего не говорим.

И да, я таки приоткрываю окно, чтобы проветрить салон. Утыкаюсь лбом в стекло и смотрю на мелькающие мимо дорожные указатели.

Ловлю себя на мысли, что некоторые из них кажутся мне отдалённо знакомыми.

Хотя нет… бред какой-то… наверно просто показалось. Ну или слышала где-нибудь по телевизору в новостях.

Пока на очередном указателе не читаю название населённого пункта, которое точно никогда и ни с кем не спутаю, потому что оно в моей памяти застряло, как неоперабельная опухоль.

Резко выпрямляюсь и прилипаю взглядом к лобовому стеклу, чувствуя как в меня по капле проникает паника. Окутывает и стягивает мышцы, словно я муха, попавшая в паутину огромного ядовитого паука.

Боже, нет… этого… не может быть…

Перед глазами темнеет от сгущающихся чёрных точек, а когда на очередном повороте я вижу знакомый до боли поломанный дорожный указатель, мне резко сжимает лёгкие, и я начинаю задыхаться.

— Что с тобой? — рядом раздаётся напряжённый голос Кирилла. — Снова паническая атака? Лиз, ты меня слышишь?

— Я… — выдавливаю. Прижимаю сердце ладонью с такой силой, будто иначе оно выпрыгнет. — Это то м-место…

— Не понял? Какое место?

— Это м-место… м-место где разб-билась наша машина…

Глава 41

В тот же миг меня словно отбрасывает на два года назад. И вот я уже не у Кирилла в машине, а в седане своего отца. Сижу на заднем сидении.

Рядом в детском кресле Машка играет в папин телефон. А за окном вместо жаркого лета большими хлопьями падает снег. Он такой сильный, что несмотря на раннее утро, дорогу очень плохо видно.

Мама улыбается и что-то папе рассказывает. Кладёт руку ему на колено.

И всё хорошо. Вроде. Только у меня в этот же момент сердце сжимается, как будто кто-то невидимый держит его в кулаке и давит, давит, давит. Потому что они не знают, что произойдёт уже буквально через несколько секунд. А я знаю.

Один… два… три…

Из-за поворота вылетает машина. Резкий свет фар, пробивающийся сквозь плотную снежную стену. Барабанные перепонки разрываются от звука клаксона, смешанного с чьим-то диким криком.

И только спустя несколько секунд до меня доходит, что он вырывается из моего собственного горла.

— Лиза, ты слышишь? Успокойся! Посмотри на меня! — открываю глаза, когда чувствствую, как меня трясут за плечи.

В панике озираюсь по сторонам и глотаю ртом воздух, потому что кажется, что иначе я задохнусь.

Такой адской панической атаки со мной не случалось никогда. Меня трясёт так, что челюсть сводит. Так, что кажется дрожат даже мои внутренности.

Продолжая задыхаться, смотрю на поломанный рекламный щит, в который два года назад влетела наша машина. Его до сих пор так и не починили…

Ничего не понимаю и не соображаю, потому что мозг полностью перекрыла паника. Пока не чувствую, как мужские руки уверенно обхватывают моё лицо и резко разворачивают голову в другую сторону, заставляя отвернуться от щита. Чёрные точки рассеиваются немного, и я вижу прямо перед собой хмурый взгляд своего босса.

— Успокойся, ты слышишь. Тебе ничего не угрожает. Мы стоим на месте, посмотри по сторонам, — сам поворачивает мою голову, чтобы я убедилась. — Дыши. Вместе со мной. Вдох, выдох. Успокойся.

Судорожно втягиваю ртом воздух и также медленно выдыхаю, пытаясь унять сумасшедшее сердцебиение. Фокусируюсь на Горском. Цепляюсь за него взглядом, как за спасательный круг, лишь бы только не смотреть больше на этот проклятый рекламный щит.

Боже, хорошо, что мы Машу не взяли с собой…

Хотя, сестра в отличие от меня, фобию не заработала и на машинах ездить не боится. Да она и аварии самой совсем не помнит, она же маленькая была, когда это произошло. Психолог в клинике сказала, что это особенность детской психики — способность вытеснять из памяти болезненные моменты. Таким образом она себя защищает.