Полное собрание рассказов - Воннегут-мл Курт. Страница 149

Сто пятьдесят четыре фунта, отметил он про себя. За десять месяцев потерял восемнадцать фунтов. Гамбургеры, кофе и салат из сырой капусты. У меня совсем пропал аппетит. Ей-богу, недельную зарплату отдал бы за домашнюю еду. А по ее виду можно сказать, что она недостатка в еде не испытывает. Маленькая толстушка. Мне нравится. Правда, выглядит усталой. Контора — не место для такой девушки, как она. Наверняка всякие волокиты ей проходу не дают там, где она работает. Такая девушка должна выйти замуж, иметь большую семью, заботиться о ней. Интересно, ее родные знают, с чем ей, предоставленной самой себе, приходится сталкиваться в таком городе, как этот? Не говоря уж о том, что с ней может здесь случиться. Будь она моей дочерью, я бы, черт побери, не позволил…

Мужчины такие беспомощные, думала она. Только посмотрите на этот воротничок — позор! Кто-то должен его перелицевать. Перелицуешь — и носи рубашку еще хоть целый год. Их глаза на миг встретились, она быстро отвела взгляд, слепо уставившись в витрину табачного магазина на противоположной стороне улицы, и поймала себя на том, что мысленно сочиняет письмо маме: «Работа очень интересная. Новостей почти нет. Здесь трудно завести друзей, но сегодня вечером я встретила очень славного молодого человека. Мы ходили с ним на спектакль, а потом выпили содовой. Я почувствовала себя как дома. Он не похож на большинство здешних мужчин. Тебе он бы очень понравился». Она мимолетно взглянула на него и, заметив, что он снова на нее смотрит, покраснела, повернулась к нему спиной и нарочито сосредоточенно стала разглядывать выставленные в витрине аптекарского магазина аспирин и будильники.

Спросить у нее, как пройти к театру? — подумал он. Сердце у него бешено колотилось. Что в этом плохого? А потом предложить посмотреть спектакль и после выпить содовой. Наверняка люди всегда так и делают. Господи, это же единственный способ познакомиться в таком городе. Вот она снова на меня посмотрела…

Я могла бы притвориться, что заблудилась, и спросить у него, как пройти к театру или еще куда-нибудь, нервно думала она. Тронуть его за рукав и спросить. О боже, он идет сюда. Что бы он обо мне подумал, если бы я остановила его и спросила…

А вдруг она подумает, что я очередной приставала, как другие, и просто ищу…

О нет, я просто не могу. Я бы умерла, если бы он подумал, что я обычная дешевая… Она закусила губу. Он проходит мимо. У него такой вид, будто он собирался что-то сказать, но не решился. Он не такой, как другие. Если бы я только могла дать ему понять…

Кишка тонка, кишка тонка, кишка тонка, глумился он над собой. Шагах в десяти от нее он замешкался и вытянул шею, делая вид, будто высматривает автобус с этой новой позиции. Если бы только знать наверняка, что она не поймет превратно, если… Автобус подкатил к бордюру, и двери открылись. Ну, вот и пока-пока, детка. Вон она подходит к своему автобусу — наконец-то пришел одиннадцатый. Он рассеянно взглянул на лобовую панель автобуса. Ой, нет — снова пятнадцатый!

Она встала перед автобусом, несколько секунд внимательно вглядывалась в большую цифру пятнадцать на лобовой панели, а потом, не оглядываясь, поднялась в салон. Дверь с лязгом закрылась за ней, и водитель переключил скорость, ожидая, когда на светофоре зажжется зеленый свет. Не сработало, сказала она себе и, усталая, расстроенная, плюхнулась на свободное двойное сиденье. Выйду на следующем углу и пройдусь пешком… Он стучит в дверь! О нет… что я ему скажу?

С рассеянным видом, глядя куда угодно только не на нее, он двинулся по проходу и занял место рядом с ней. В голове у него вертелась одна и та же фраза: что я ей скажу? Так он и сидел молча, обдумывая этот вопрос. Постепенно он начал снова ощущать болезненную резь в левом глазу. О господи, опять что-то в глаз попало! Он даже обрадовался, что это отвлекло его, и снова стал деловито промокать глаз платком.

На светофоре зажегся зеленый, и автобус с ревом отъехал от бордюра.

— Высморкайтесь поэнергичней, — тихо посоветовала она. — Это помогает удалить соринку.

Он решительно высморкался.

— Будь я проклят! — просиял он. — Помогло.

Они впервые посмотрели друг другу прямо в глаза.

— Я думала, это все знают, — скромно сказала она, и с каждым словом голос ее звучал все уверенней. — Надо просто разок-другой хорошенько сморкнуться и…

Автобус дернулся и остановился. Вошел какой-то пассажир и посмотрел на них. Автобус снова устремился вперед.

— Это ведь не ваш автобус, правда? — спросил он.

Она одарила его робкой улыбкой.

— И не ваш, насколько мне известно.

— Нет, — ответил он, — и не мой.

— Забавно, — сказала она. — Чей же он тогда?

— Наш, — предположил он.

— Ладно, — ответила она, устраиваясь поудобней. — И куда он нас везет?

— Не знаю, — сказал он. — Поедем вместе и узнаем.

— Это будет чудесно, — сказала она и устроилась еще уютней.

Они робко посмотрели друг на друга и улыбнулись. Городскую мглу вдруг словно смыло водой. Мир вокруг стал чистым и теплым, а впереди засверкало будущее, которое можно было обсуждать, пока они в трепетной надежде ехали к неведомому чуду, ожидавшему в конце этого зачарованного маршрута.

Раздел 5.

ТРУДОВАЯ ЭТИКА ПРОТИВ БОГАТСТВА И СЛАВЫ

Роскошная жизнь некогда состоятельной семьи Курта, где были слуги, гувернантки, членство в кантри-клубе, шикарные вечеринки, путешествия за границу и частные школы для детей, в двадцатые и тридцатые годы сменилась серыми буднями среднего класса. Курта забрали из частной школы Орчард и отправили в государственную школу № 43.

Позднее (в эссе «Вербное воскресенье») Курт писал, что его мать говорила: «Когда-нибудь, когда закончится Великая депрессия, я снова займу свое место в обществе и стану членом местных кантри-клубов и приобщусь ко всему, что прилагается к такой жизни». «Она не могла понять, что все мои друзья были в государственной школе № 43… для меня это означало бы отказаться от всего».

«Мне все еще не по себе от моего благополучия», — писал Курт, когда уже самостоятельно добился его.

В своих эссе, выступлениях и романах Курт чаще всего цитирует Нагорную проповедь Иисуса и речи Юджина В. Дебса [28], последователем которого он себя считал и который говорил: «Пока существует низший класс, я в нем. Пока существуют криминальные элементы, я их часть. Пока хотя бы одна душа томится в тюрьме, я не свободен».

Воннегут всегда на стороне слабых и угнетенных, сочувствует тем, кто зарабатывает хлеб насущный, чтобы кормиться самим и кормить свои семьи — в противоположность вскармливанию иллюзий и притязаний на богатство и славу. Эти ценности ясно прослеживаются во всем его творчестве.

В рассказе «Возвращайся к своим драгоценным жене и сыну» гламурная кинозвезда, бросающая пятого мужа, без макияжа и красивых нарядов оказывается «страшнее продавленной кушетки» и еще менее желанной на роль спутницы жизни. В рассказе «Ложь» мальчик обнаруживает, что его претенциозные родители подделали результаты экзамена, чтобы отправить его в престижную подготовительную школу, учиться в которой он не хочет. В рассказе «Любое разумное предложение» агент по продаже недвижимости очень старается угодить взыскательным клиентам, но обнаруживает, что перед ним халявщики, выдающие себя за аристократов. Рассказ «Этот сын мой» — про двух отцов, пытающихся превратить своих сыновей в молодые копии самих себя, вместо того чтобы позволить им быть самими собой.

Один из наиболее умело написанных рассказов того периода — «История в Хайаннис-Порте», в которой вездесущий продавец и установщик противоураганных окон получает заказ на установку таких окон в доме богатого светского льва в Хайаннис-Порте, штат Массачусетс. Воннегуту нравится этот установщик противоураганных окон, который сам себе хозяин (никакого корпения за столом в конторе, никаких корпораций) и который умеет проложить вдоль бортика ванны герметик. Кроме того, он главный герой рассказа «Возвращайся к своим драгоценным жене и сыну».