Полное собрание рассказов - Воннегут-мл Курт. Страница 67

— По понедельникам и вторникам? — спросил я.

Она встрепенулась.

— Вы что, подглядываете за мной?

Месяца через полтора она осторожно заговорила о женитьбе — кажется, Ларри вот-вот сделает ей предложение. Еще через неделю пришло время выпуска. Я как раз заглянул к Ларри выпить с ним мой вторничный коктейль — и увидел Эллен за рулем ее желтой машинки на другой стороне улицы. По осанке — она сидела ссутулившись и чуть откинувшись на спинку сиденья, демонстративно горделивая и в то же время совершенно потерянная, — я сразу все понял. Я решил, что лучше ее сейчас не трогать, — в конце концов, этой старой историей я был сыт по горло. Но она заметила меня и нажала на клаксон — да так, что у меня волосы встали дыбом.

— Эллен, привет. Закончился урок?

— Давайте смейтесь надо мной.

— И не думаю. Почему я должен над вами смеяться?

— Вы же его друг! — с горечью сказала она. — Мужчины! Вы все знали про других, да? Знали, чем у них все заканчивалось и чем все закончится у меня!

— Я знал, что многие студентки к нему были привязаны.

— А потом отвязаны. Но есть одна девушка, от которой ему не отвязаться.

— Эллен, он очень занятой человек.

— Он сказал, что его карьера — очень ревнивая любовница, — проговорила она осипшим голосом. — А мне куда деваться?

Мне тоже показалось, что фраза Ларри была не очень корректна.

— Эллен, может, оно и к лучшему. Вы заслуживаете кого-нибудь помоложе.

— Это подло. Я заслуживаю его.

— Даже если проявите глупое упрямство и захотите заполучить его — ничего не выйдет. Его жизнь настолько закаменела от привычек, что в ней просто нет места для жены. Легче заставить труппу «Метрополитен-оперы» петь в рекламных роликах.

— Я еще вернусь, — мрачно заявила она, включая зажигание.

Когда я вошел, Ларри стоял ко мне спиной. Он готовил коктейль.

— Слезы? — спросил он.

— Ни капелюшки, — ответил я.

— Вот и здорово, — заключил Ларри. Я не понял, что именно он имеет в виду. — Когда они льют слезы, я всякий раз чувствую себя подлецом. — Он воздел руки к небу. — Но что делать? Моя карьера — ревнивая любовница.

— Знаю. Она мне сказала. Равно как и Беатрикс. Равно как и Джейнис, и Эдит. — Я заметил, что список имен доставил ему удовольствие. — Кстати, Эллен сказала, что тебе от нее не отвязаться.

— Правда? Ну, это неразумно. Что ж, поглядим.

Еще в то время, когда Эллен была совершенно счастлива и рассчитывала через пару недель вывезти апробированную нью-йоркскую знаменитость в Баффало, я по-отцовски пригласил ее отобедать в свой любимый ресторан. Место ей понравилось, и после ее разрыва с Ларри я периодически на нее там натыкался. Обычно ее сопровождал кто-то, кого она, на наш с Ларри взгляд, вполне заслуживала — кто-то ближе к ее возрастной категории. Не только к возрастной: ее спутники, как и она сама, были какими-то добродушными пустышками, в итоге обеденный час проходил за вздохами, долгими паузами и общей туманной атмосферой, которую при желании можно принять за любовь. Уверен, что Эллен и ее очередной спутник пребывали в состоянии, которому можно посочувствовать: им нечего было сказать друг другу. С Ларри такой проблемы не возникало в принципе. Само собой разумелось, что беседу ведет он, а если он умолкал, наступившая тишина была призвана произвести особый эффект, она была прекрасна, и Эллен полагалось эту тишину запомнить и ни в коем случае не прерывать. Когда ее кавалеры погружались в изучение чека, Эллен, прекрасно понимая, что я за ней наблюдаю, начинала ерзать и бросать презрительные взгляды: мол, я знавала мужчин поинтереснее. Тут она была права.

В те разы, когда мы оказывались в ресторане одновременно, она не отвечала на мои кивки, и я — если честно, мне было абсолютно плевать — решил, что не хочет, не надо. Скорее всего она считала, что я — соучастник сговора, который организовал Ларри с целью ее унизить.

Со временем она перестала привечать молодых людей, ближе подходивших ей по возрасту, и отдала предпочтение обедам в одиночестве. Наконец, по совпадению, удивившему нас обоих, она обнаружилась за соседним со мной столиком и несколько раз кашлянула, прочищая свое белое горлышко.

Мне было неловко сидеть, уткнувшись в газету.

— Батюшки, кого мы видим, — произнес я.

— Как дела? — спросила она холодно. — Все посмеиваетесь?

— Просто умираю от хохота. Садизм, понимаете ли, на подъеме. Его уже легализовали в Нью-Джерси, на очереди — Индиана и Вайоминг.

Она кивнула.

— В тихом омуте черти водятся, — загадочно заявила она.

— Это вы обо мне, Эллен?

— О себе.

— Понял, — сказал я озадаченно. — Вы хотите сказать, что невооруженным глазом всю вашу глубину не разглядишь? Я согласен. — Это была правда. Поразительно, как мало можно было увидеть в Эллен — в интеллектуальном смысле — невооруженным глазом.

— Глазом Ларри, — уточнила она.

— Перестаньте, Эллен, вы уже наверняка про него забыли. Самовлюбленный эгоист и ходит в корсете, чтобы живот не вываливался.

Она остановила меня, воздев руки к небу.

— Не надо, лучше скажите мне про открытки и клаксон. Что он про это говорит?

— Открытки? Клаксон? — Я покачал головой. — Ни о том, ни о другом — ни слова.

— Натур, — сказала она. — Отлично, замечательно. Просто отл.

— Извините, но вы меня запу, к тому же у меня ва встр, — сказал я, поднимаясь.

— Что-что?

— Вы меня запутали, Эллен. Я бы постарался вникнуть, но у меня нет на это времени. У меня важная встреча. Удачи, дорогая.

У меня действительно была назначена встреча — со стоматологом. По завершении этого не самого приятного визита я понял, что хребет дня окончательно сломан, и решил навестить Ларри и выяснить, о каких открытках и клаксонах идет речь. Был вторник, четыре часа пополудни, и Ларри, понятное дело, сидел у парикмахера. Я вошел в парикмахерскую и плюхнулся в кресло рядом с ним. Лицо было в мыльной пене, но это безусловно был он, Ларри. Уже многие годы во вторник в четыре часа в этом кресле не сидел никто, кроме него.

— Пострижемся, — сказал я парикмахеру, после чего повернулся к Ларри: — Эллен Спаркс утверждает, что в тихом омуте водятся черти.

— М-мм? — вопросил Ларри сквозь слой пены. — Кто такая Эллен Спаркс?

— Твоя бывшая ученица. Помнишь? — Изображать потерю памяти — это был старый фокус Ларри и, насколько я понимаю, срабатывал он неплохо. — Она выпустилась два месяца назад.

— Всех выпускниц разве упомнишь? — сказал он. — Штучка из Баффало? Бакалейные товары оптом? Помню. Шампунь, пожалуйста, — обратился он к парикмахеру.

— Конечно, господин Уитмен. Естественно, следующим номером — шампунь.

— Она хочет знать про открытки и клаксон.

— Открытки и клаксон, — задумчиво повторил он. — Ни о чем не говорит. — Потом прищелкнул пальцами. — Да, да, конечно. Можешь сказать ей, что она меня абсолютно достала. Каждое утро в моем почтовом ящике лежит ее открытка.

— И что там?

— Скажи ей, что почту приносят, когда я ем яйца в мешочек. Я кладу почту перед собой — ее открытка лежит сверху. Доедаю яйца, хватаю открытку со свойственной мне страстью. Что происходит дальше? Я разрываю ее напополам, потом на четыре части, потом на шестнадцать — и бросаю этот маленький снежный ураган в корзину. Потом перехожу к кофе. Стало быть, о содержимом этих открыток я не имею ни малейшего понятия.

— А клаксон?

— Это еще хуже открыток. — Он засмеялся. — Женщина, которой пренебрегли, настоящее исчадие ада. И вот каждый день в половине третьего, когда я начинаю распеваться, что, как ты думаешь, происходит?

— Она пять минут подряд жмет на клаксон и выводит тебя из себя?

— На такую наглость она не способна. Но каждый день я слышу один короткий, почти неслышный сигнал клаксона, потом переключается передача — и это глупое дитя уезжает.

— Тебе это не мешает?

— Мешает? Я человек чувствительный, тут она права, однако она недооценила мое умение приспосабливаться. Пару дней мешало, а сейчас это тревожит меня не больше, чем шум поезда. Я даже не сразу понял, о чем ты спрашиваешь, о каких таких клаксонах.