20 000 лье под водой - Верн Жюль Габриэль. Страница 7

Мы смогли разглядеть как следует нашу тюрьму-каюту. Ее обстановка состояла из стола и пяти скамей. Дверь, видимо, закрывалась герметически – снаружи не доносилось ни единого звука. Но не напрасно же зажегся свет – наверняка сейчас здесь появится кто-то из членов экипажа!

Так и случилось. Послышался лязг затворов, дверь открылась, и вошли двое мужчин. Один был невысоким, мускулистым, широкоплечим, с большой головой, всклокоченными черными волосами и острым живым взглядом. В нем было много чисто французской живости, свойственной южанам-провансальцам.

Второй из вошедших заслуживает более подробного описания. Благородная посадка головы, твердый и проницательный взгляд черных глаз, спокойствие и мужественное хладнокровие – все говорило о властности и уверенности в себе. Горделивая прямота – вот два слова, которыми можно было бы охарактеризовать его натуру.

Этому человеку можно было дать и тридцать пять, и пятьдесят лет. Он был высокого роста; резко очерченный рот, густые брови, тонкие, но сильные кисти с удлиненными пальцами – все говорило о возвышенном, страстном и благородном темпераменте, а его взгляд, казалось, пронизывал вас до глубины души.

Оба незнакомца были в беретах из меха морской выдры. Одежда из какой-то особой ткани свободно облегала их тела, а ноги были обуты в высокие сапоги из тюленьей кожи.

Высокий – скорее всего, командир судна – оглядел нас, не произнося ни слова, после чего заговорил со своим спутником на языке, о существовании которого я понятия не имел, – благозвучном и певучем.

Второй мужчина кивнул и обронил два-три слова, после чего вопросительно посмотрел на меня.

Я сказал по-французски, что не понимаю вопроса. Но он, по-видимому, тоже не понял меня. Тогда я назвал наши имена – представился сам и представил своих товарищей – и стал подробно рассказывать о наших приключениях, отчетливо выговаривая каждое слово.

Рослый человек слушал меня спокойно и чрезвычайно внимательно, но я не мог прочесть по его лицу, понял ли он хоть что-нибудь из моего рассказа.

– Ну, теперь ваш черед, – сказал я гарпунеру. – Извольте-ка, мистер Ленд, повторить все сказанное мною на чистейшем английском языке! Может быть, вам повезет больше.

Нед не заставил себя просить дважды и заговорил по-английски, но совсем о другом. Темпераментный канадец резко протестовал против нашего заключения и даже грозил судебным преследованием тем, кто лишил нас свободы. А в завершение дал понять самыми выразительными жестами, что мы умираем от голода и жажды.

Однако и гарпунер не добился большего, чем я. Хозяева судна и бровью не повели. Но тут вмешался Консель:

– Если господин профессор позволит, я поговорю с ними по-немецки. Как всякий фламандец, я в ладах с этим языком.

Консель степенно и обстоятельно еще раз поведал обо всех перипетиях, приведших нас сюда. Но его немецкий также не произвел ни малейшего впечатления.

Незнакомцы обменялись несколькими словами и вышли. Дверь за ними захлопнулась. Нед Ленд готов был взорваться, но я сказал:

– Друзья мои, не стоит отчаиваться. Совсем недавно мы были в гораздо худшем положении. И не спешите, прошу вас, осуждать командира и экипаж этого судна.

– Мне и так все про них ясно, – отозвался Нед Ленд. – Прожженные негодяи…

– Хорошо! А из какой они страны?

– Из страны негодяев!

– Любезный Нед, – сказал я, – о стране негодяев мне ничего не известно. Но в том, что они не англичане, не французы и не немцы, можно не сомневаться. У обоих внешность южан. Что касается языка, то это нечто невообразимое!

– Неужто не видно, что у этих людей язык собственного изобретения, выдуманный, чтобы приводить в бешенство порядочного человека, который голоден!..

Не успел он произнести последнее слово, как дверь отворилась. Вошел стюард – он принес нам одежду: куртки и морские штаны, сшитые из какой-то диковинной ткани. Я проворно оделся, и спутники последовали моему примеру.

Тем временем стюард, казавшийся немым и глухим, стал сервировать стол на троих.

– Начало обнадеживающее! – заметил Консель.

Блюда, прикрытые серебряными колпаками, были аккуратно расставлены на застланном скатертью столе. Среди поданных нам кушаний я отметил несколько знакомых рыбных блюд, превосходно приготовленных, но некоторые вызвали у меня недоумение. Я не мог даже определить, какого они происхождения – растительного или животного. В сервировке стола чувствовались изящество и тонкий вкус. На ложках, вилках, ножах, тарелках – повсюду был выгравирован инициал, окруженный надписью-девизом. Воспроизвожу его точно: «Mobilis in mobile. N».

С латыни это можно перевести как «Подвижный в подвижной среде» – девиз, как нельзя лучше подходивший к подводному судну, а буква «N» была, очевидно, инициалом таинственного господина, покорившего глубины морей.

Нед и Консель не вдавались в такие тонкости. Они набросились на еду, и я последовал их примеру. Теперь мы могли быть уверены, что наши хозяева не дадут нам погибнуть от истощения.

Насытившись, мы почувствовали, что нас неодолимо клонит в сон. Оба моих спутника растянулись на циновках, устилавших пол каюты, и мгновенно уснули.

Мне, однако, это удалось не сразу. Тысячи мыслей одновременно мелькали в моем мозгу, сотни неразрешенных вопросов вставали передо мной.

Где мы? Какая могучая сила движет невиданное судно? Я физически чувствовал, как оно погружается в таинственную бездну океана. Из пучины возникали целые полчища неведомых тварей – свирепых, грозных, стремительных…

И все же мало-помалу мое возбуждение улеглось, видения растаяли в дымке дремоты, и я забылся тяжелым сном.

9

Нед Ленд в ярости

Проснулся я раньше всех. Не знаю, долго ли мы проспали, но я чувствовал себя вполне отдохнувшим. Мои спутники еще похрапывали в углу.

Поднявшись со своего жесткого ложа, я снова взялся исследовать нашу камеру. Мы, несомненно, оставались пленниками, и ничто не предвещало изменения нашей участи.

Мало того, внезапно я почувствовал, что становится все труднее дышать. Вероятно, мы использовали большую часть кислорода, содержавшегося в воздухе этого помещения, а из-за избытка углекислоты здесь стало невозможно дышать.

Камеру нашу следовало бы проветрить, а заодно и все помещения подводного корабля. Уж не знаю, как в таких случаях поступают на этом судне – получают ли кислород химическим способом, хранят ли его в баллонах под давлением или просто поднимаются на поверхность, подобно киту. Так или иначе, пришло время использовать один из этих способов.

Я дышал часто и тяжело, голова уже начала кружиться – и вдруг пахнуло йодом и солью: струя чистого, насыщенного морскими запахами воздуха ворвалась в нашу камеру. Спустя минуту пол под моими ногами дрогнул и я почувствовал легкую бортовую качку. Стальной «кит» всплыл на поверхность!

Несколько успокоившись, я стал искать вентиляционное отверстие, через которое поступал свежий воздух, и вскоре обнаружил его. Отдушина находилась прямо над дверью.

Тем временем проснулись Нед Ленд и Консель и словно по команде вскочили на ноги.

– А скажите-ка, мсье Аронакс, – тут же поинтересовался гарпунер, – который теперь час? Уж не обеденный ли?

– Обеденный? Вы, верно, хотите сказать, что пора завтракать? Мы с вами проспали весь вчерашний день вплоть до сегодняшнего утра. Фактически целые сутки!

– Какая разница! – сказал гарпунер. – Я голоден, как тысяча чертей, и будь то завтрак, обед или ужин, нам его не несут!

– Мистер Ленд, – заметил я, – на всяком корабле, как и в монастыре, свой устав и распорядок. Поберегите свой темперамент! Судя по тому, как с нами обошлись поначалу, никто не собирается морить нас голодом.

– Возможно и так, – проворчал канадец. – Но скажите откровенно, мсье Аронакс, как вы думаете: долго еще нам сидеть в этой железной крысоловке?

– Я знаю об этом ровно столько же, сколько и вы, мой друг! Однако я предполагаю, что случай позволил нам прикоснуться к какой-то важной тайне. И если экипаж и командир подводного судна заинтересованы в сохранении этой тайны, то, я думаю, мы в опасности. А если это не так, чудовище, поглотившее нас, при первой же возможности вернет нас на сушу.