Моя ревность тебя погубит (СИ) - Лазаревская Лиза. Страница 54

— Как ты это сделаешь, малыш?

— Ты не сможешь залезть ко мне в голову. Я смогу думать о ком-то другом и ты даже не догадаешься об этом.

— Ты хочешь проучить меня, принцесса, но поверь, если мне надо будет, я залезу тебе в голову. Я уничтожу каждого встречного мужчину, который хоть раз попался тебе на глаза.

Оперевшись ладонями на мою грудь, она поджимает губы.

— Это из-за тебя уволился Валентин Евгеньевич. Не говори, что нет. Не ври.

Её мелодичный голос полон осознания граничащей с тревогой. Я могу солгать вновь. Могу убедить её в том, что это не моя заслуга. Она поверит, потому что не захочет видеть во мне монстра, хоть в глубине души уже всё сама понимает.

Такая умная девочка.

— Ты увидел, как он общается со мной, как поправляет мой шарф и заставил его уволиться сразу же после этого?

— Малыш, твоему дорогому преподавателю очень повезло, что я его не убил, а лишь вежливо попросил больше никогда не попадаться тебе на глаза.

Выражения её лица меняется с каждой последующей секундой — ужас переходит в грусть, грусть в надежду, надежда полна отчаяния и разочарования — и это разочарование снова превращается в ужас.

— Ты не можешь так поступать, Стас. Уничтожать каждого, к кому ревнуешь. Прошу, не делай так. Мне страшно.

— Ты боишься меня?

— Нет, не тебя. Я не могу тебя бояться, потому что всегда вижу в тебе того мужчину, который защитил меня от всего мира. Я думала, что могу выдавать благодарность за любовь, но это не так. Я влюбилась в тебя. И я люблю тебя. Но мне страшно от осознания того, на что ты способен, если будешь поглощён своей ревностью.

— Я никогда не причиню тебе боль, Полина. Я не позволю тебе бояться меня или того, на что я способен. Но я убью любого, кто посмеет претендовать на тебя.

Она всё ещё расстёгивает пуговицы на моей рубашке, и прежде, чем разделаться с ними окончательно и снова провалиться в глубокий сон, она шепчет:

— Наверное, я изначально понимала, что это твоя вина, что он уволился, но боялась себе в этом признаться.

Наконец её пальцы останавливаются на последней пуговице. С лёгкостью и изяществом она стягивается с меня рубашку — я помогаю ей, приподнявшись. Она смотрит на меня где-то минуту, ничего не комментируя. Так тихо, словно вообще не дышит.

— Твоя ревность убивает меня.

Моя ревность убивает её. Убивает, даже несмотря на то, что я показывал ей лишь малую часть, стараясь сдерживаться.

— Я сделаю всё, чтобы моя ревность не погубила тебя. Даже если мне придётся сломать себя и наступить ногой себе на горло. Я сделаю это и всё что угодно, чтобы ты была спокойна.

— Иногда мне кажется, что ты скорее истребишь всех попавшихся мне на глаза мужчин, нежели справишься с этой ревностью.

Я прижимаю её к груди, понимая, что она права.

33. Удовольствие

Последние несколько дней я думала о нашей предстоящей свадьбе. Стас настроен на роскошное торжество, несмотря на то, что «его убивает осознание того, что на меня будут смотреть десятки других мужчин». Потому что при этом он жаждет, чтобы десятки этих мужчин и все знали, что я теперь его жена.

Если честно, я не хочу быть на виду у кучи его богатых партнёров и их семей. И не хочу, чтобы мой отец был на виду у них.

Новость о том, что владелец самой успешной строительной компании женится всё равно разнесётся по СМИ, для тех, кому интересна личная жизнь бизнесменов или политиков. А Стас не просто бизнесмен, его компания входит в пять лучших не только в нашей стране, но и в некоторых странах заграницей. Его каждодневный труд достоин уважения и… восхищения. И мне искренне обидно, что он мне неудобно с таким мужем быть никем. Или даже не пытаться стать кем-то.

Я читала о его успешных проектах на Бали, в Германии, Румынии и ещё некоторых местах. Я смотрела официальные цифры выручки его компании за год и даже не могла распознать, сколько именно там нулей.

Уверена, о его первом браке тоже написано немало статей, но я не читаю их. Или читаю, но обрываю себя наполовине, потому что мне неприятно вспоминать о его жене и любовницах.

Мне нужно немного успокоиться и сказать ему.

Моя лаборотная группа заканчивает работу и мы выходим после того, как преподавательница диктует нам несколько тем и вопросов, которые нужно подготовить для следующего занятия через неделю. Увидев очередь из всех моих одногруппников у лифта, я решаю спуститься по лестнице.

На одной из ступенек достаю книжку из сумки, но каким-то образом слегка подворачиваю ногу из-за каблука и спотыкаюсь. Хорошо, что не падаю сама, только на самой нижней ступеньке теперь валяется моя книга. Собираясь спуститься за ней, я наблюдаю за тем, как идущий мне навстречу парень поднимает её с пола.

— Ревность. Как с ней жить и сберечь отношения. Роберт Лихи, — вальяжно читает он, ухмыляясь и свободной рукой проводя по своим коротким каштановым волосам. Его цвет волос немного схож с моим, только на оттенок светлее. — Ты ревнивая? — спрашивает он, делая несколько медленных шагов наверх, ко мне.

— Нет, не я.

— Значит, твой парень?

— Парень… — сипло повторяю я, откашливаюсь. Стас был парнем лет восемь назад, если не больше. Хотя я не могу утверждать. Уверена, даже в свои двадцать он выглядел не как обычный парень, а так мужественно, как это только возможно. — Да, парень.

— И что, это настолько тяжёлый случай, что нужно дополнительно читать литературу?

— Это настолько тяжёлый случай, что ему может не понравиться, что я долго читаю книгу и он может её сжечь, потому что я уделяю ей слишком много внимания.

Прыснув от смеха, он доходит до меня и останавливается на две ступеньки ниже — и даже при этом и с моим небольшим каблуком он возвышается, смотря на мою макушку сверху вниз. Он достаточно высокий, я привыкла к тому, что большая часть парней выше меня, даже если их рост средний и я на каблуках.

— Забавно, — он протягивает мне книгу, которую я забираю, после того как он её отпускает.

— Ты с политологии?

— Социология.

— Первый курс?

— Да, а ты? — спрашиваю я, но скорее из вежливости.

— Я на магистратуре, коротышка.

Меня подергивает от прозвища, которым он меня называет, но я только отвожу взгляд.

Если он магистр, то старше меня на пару лет. Если где-то в районе двадцати одного или двадцати двух. Он первым прерывает образовавшуюся между нами недолгую паузу, тыкая в мою книгу:

— Мне кажется, тебе нужно бежать от такого ревнивца. Ты слишком прекрасна, чтобы кто-то прятал тебя и ограничивал твою свободу.

— Я не говорила, что он прячет меня или ограничивает мою свободу. — Хотя не могу не согласиться с тем, что ему хочется. — Но спасибо за совет.

— Как насчёт ещё одного совета? Например, пойти на этих выходных свидание с адекватным парнем, который не будет донимать тебя настолько, что придётся читать такую литературу.

Немного опешив, я позволяю себе ненадолго задержать взгляд на нём. Тёмно-зелёные глаза в обрамлении густых тёмных ресниц точно так же рассматривают меня, только с большим напором. Он симпатичный, высокий, у него приятный голос. И мне льстит, что кто-то вроде него обратил на меня внимания, даже с учётом того, что я сказала о своём молодом человеке. Но это всё, максимум, что я могу почувствовать. Мне не нужны тёмно-зелёные глаза. Мне нужны тёмно-карие, жёсткие и жестокие, дикие, одержимые и те, что смотрят на меня с самой неподдельной лаской, которую только может предложить такой мужчина.

Мой мужчина.

— Прости, на этих выходных я не могу.

— Дай угадаю, твой парень держит тебя в заточении?

— Почти, просто я выхожу замуж за этого ревнивца, от которого должна сбежать.

На самом деле, я выхожу замуж не на этих выходных, хотя будь воля Стаса — мы бы уже поженились. И если я скажу ему, что не хочу никаких излишеств и кучи незнакомых мне гостей, то это случится на следующий же день.

Обходя его стороной, я делаю несколько шагов вниз.