Талисман цесаревича (СИ) - Ежов Сергей. Страница 58

Офицеры захохотали так, что чуть не рухнул потолок.

По результатам встречи кирасиры сочли меня достойным членом офицерского сообщества, славным малым, отличным командиром и бойцом, с которым можно воевать в одном строю.

В общем, визит получился весьма удачным.

Отправляясь из Обояни, я прихватил с собой пачку бумаги, и во время вечернего отдыха, а чаще и лучше — во время днёвок [55] — я писал учебники по школьным предметам, которым намеревался обучать своих подопечных. Первыми, ещё в Обояни, появились «Букварь» и «Арифметика», написанные на основе сборника правил русской грамматики (кстати, на немецком языке), который я купил в книжной лавке. Как выяснилось, формализованных учебников в эту эпоху ещё не существовало, прообразы таких учебников только начали появляться в Пруссии и во Франции. Кстати, по букварю я и сам учился русскому языку конца восемнадцатого века. Потом появились «Математика. Начальный курс», «Алгебра», «Геометрия», учебник физики, два учебники биологии, «География материков и океанов» и наконец, я взялся за химию. «Неорганическая химия» у меня получилась в двух томах, и в первом томе я поместил таблицу Менделеева. Конечно же, я не стал называть таблицу именем её создателя, а назвал просто: «Периодическая система химических элементов». Разумеется, большинство окон таблицы не содержали названий элементов, поскольку эти химические элементы ещё не открыты, но зато там имелись все необходимые данные.

Совершенно очевидно, что как только учебник получит хотя бы минимальную известность, немедленно возникнет вопрос: а кто, собственно, автор Периодической системы? Никому не известный рекрут? Не смешно. Русский учёный? Тоже не смешно: русских учёных мирового уровня ещё просто нет в природе. Европейский учёный? Опять-таки не смешно — в Европе до сих пор оперируют понятиями вроде флогистона [56] и теплорода [57], а кое-где до сих пор ищут философский камень [58].

И я решил приписать великое открытие Ибн Сине [59], более известному в Европе как Авиценна. Объяснение очень простое: мой отец привёз из похода книгу за авторством Авиценны на татарском языке, и по этой книге я учился химии. Конечно же, в процессе обучения я выучил книгу едва ли не наизусть, а вот сама книга пропала. После смерти отца поместье захватил недостойный отпрыск рода Бекетовых и разорил библиотеку. Зачем этот варвар так поступил неизвестно, но факт есть факт: книги Авиценны в библиотеке больше нет. И подстрочного перевода, по которому можно восстановить содержание книги, тоже нет. Эту версию я изложил в предисловии и выразил положенное сожаление тому факту, что учёному сообществу придётся пользоваться не оригиналом, а вольным переложением некоего Юрия Сергеевича Булгакова.

Однако мало написать самую нужную и мудрую книгу: её ещё нужно обнародовать.

В первый же свой выезд в Санкт-Петербург я отправился на Васильевский остров, в академическую типографию, и заказал печать двухтомника «Неорганическая химия» тиражом в двести экземпляров. Спустя четыре дня, ко мне приехал нарочный [60] из типографии с письмом от заведующего. Господин Шиллинг извещал, что профессура и студенты Университета, а также академики и адъюнкты Академии Наук, ознакомившись с моим трудом, накидали заказов ещё на сто экземпляров. Что-то непонятное… Спрашиваю у нарочного:

— Скажи-ка, любезный, мою книгу уже начали продавать?

— Никак нет-с, продавать книгу без разрешения заказчика никто не станет. Однако господин Шикльграубе разумеет в химии, он за день и прочитал вашу книгу. А потом поделился с профессором Функом, а когда и тот прочитал, то разнёс весть по Университету и Академии. Вот теперь многие хотят иметь собственный экземпляр вашей книги. А господин Шиллинг просил передать, что книгу непременно нужно оснастить рецензией русского учёного светила, чтобы закрепить приоритет за Россией. Вы, господин Булгаков, согласитесь ли на такой оборот?

— Отчего нет? Кого господин Шиллинг порекомендует мне в качестве рецензента?

— Профессор Функ, как говорят, уже проводит химические опыты по методе, предложенной в книге. Он жаждет поговорить с Вами, а если пригласите в рецензенты, будет весьма доволен.

— Прекрасно, пусть так и будет.

Я написал письмо господину Шиллингу, в котором разрешил допечатывать столько экземпляров, сколько нужно. Кроме того дал разрешение перевести книгу на латынь и французский — язык науки и язык международного общения этого времени.

С тех пор прошел почти год, и в научном мире вспыхнули жаркие дискуссии по поводу моих учебников. Маститых академиков больше всего возмутила не публикация величайшего открытия безвестным юношей, а то, что целая плеяда гениальных открытий поданы в виде банальнейшего учебника. Да, вся фактическая база была многократно проверена и подтверждена экспериментально, но тот факт, что за учебником не было сотен томов теоретических исследований и обоснований выводило учёный люд из себя. На вопросы учёных химиков я делал честные глаза и твердил об утерянном труде Авиценны.

Впрочем, учёные от меня отстали, не забыв выразить благодарность, за сохранённые для мировой науки, бесценных сведений. Я благодарность принял к сведению, а сам продолжил обучение своих учеников. Надо сказать, что теперь у меня есть уверенность, что наш мир теперь пойдёт по совсем другому пути развития: отныне химия стала точной наукой, а это значит, что вслед за фундаментальными исследованиями очень скоро последует практическое применение в реальной жизни.

Двигатель Яковлева, как мы решили назвать полудизель, заработал в первого раза. С настройками мы помучались, не без того, но только потому, что это первый двигатель внутреннего сгорания в мировой истории. Зато когда движок запыхтел и принялся ритмично трястись, все заворожённо уставились на вращающийся вал.

— Эта… Юрий Сергеевич! — тронул меня за рукав Яковлев — Сдаётся мне, что и взаправду будет работать, а?

— Есть такое подозрение, Акакий Протасович. Есть какие-то мысли?

— Есть, как не быть. Давайте к мотору присоединим что-нибудь… Только что? Ага! Насос присоединим! У меня есть большой, тремя конями приводится в действие.

— Пусть будет так. Пускай ваши люди, Акакий Протасович, тащат сюда насос, тут и подключим.

— Не выйдет, Юрий Сергеевич. Насос большой, уж лучше двигатель доставить туда.

— Ну, давайте двигатель.

Рабочие, стоявшие тут же, подняли движок и поволокли его к водонапорной башне. Мы с Луизой двинулись вслед.

Во время занятий техникой Луиза теперь одета в просторный зелёный парусиновый комбинезон с множеством карманов, а волосы скрывает под беретом. Я, кстати, одет точно так же, а Яковлев и его работники пока одеты в свою привычную одежду, но комбинезоны уже заказали и теперь ждут, когда портной доставит заказ. Надо сказать, что заводчик и его люди не сразу оценили преимущество новой одежды и довольно долго приглядывались к ней. Но оценили-таки. Впрочем, это их дела, я столь мелким прогрессорством заниматься не собираюсь.

Вал двигателя при помощи довольно примитивной муфты присоединили к валу насоса и Родион, первый помощник Акакия Протасовича, уже потянулся включать, но Яковлев его остановил:

— Погодь! Чего-то в этом супе не хватает.

— Чаво не хватат, Акакий Протасович?

— Вот чего: когда пустим движок, его самого запросто может закрутить на валу. Ну-ка, братцы, подведите-ка под движок пару брусков, да закрепите.

Мастеровые сноровисто выполнили указание начальника, а тот повернулся ко мне:

— Ну как, Юрий Сергеевич, дозволяете приступать?

— Простите, а можно я? — шагнула вперёд Луиза.