Дети Гитлера - Кнопп Гвидо. Страница 32

«Коллективное воспитание» в гитлеровских интернатах не отличалось милосердием и мягкостью нравов. Воспитатели и старшие ученики определяли место новичкам в иерархии заведения. Если новичок возражал, ему «вправляли мозги», иногда с помощью кулака. Самыми тяжелыми для начинающих были первые месяцы. Однако, со временем вчерашние новички становились, по воспоминаниям бывших воспитанников, «не последним дерьмом, а предпоследним.» Каждый должен был утверждать себя. Слабые покидали интернат. Необходимость самоутверждения и борьбы «за место под солнцем» помогли многим бывшим воспитанником сделать карьеру в послевоенное время. Вот имена некоторых из них, сумевших достичь высот при демократии: банкир Альфред Херхаузен (Фельдафинг), ведущий журналист «Бильда» Майнхард Граф Найхаус ( интернат Шпандау), актер Харди Крюгер (школа Адольфа Гитлера), секретарь ЦК и член Политбюро СЕПГ во времена Хоникера Вернер Ламберц (школа Адольфа Гитлера), бывший посол и представитель канцлера Вилли Брандта Рюдигер фон Вехмар (интернат Шпандау), министр юстиции в Австрии Харальд Офнер (интернат Трайскирхен), публицист Хельмут Карасек (интернат Аннаберг в Верхней Силезии), художник Хорст Янсен (интернат Хазелюнне), бывший издатель «Цайта» (школа Адольфа Гитлера) Тео Зоммер. Все они научились быть жесткими в отношении себя и в отношении собственных товарищей, если это требовалось.

Ганс Гибелер вспоминает: «Однажды нам приказали разобраться с одним воспитанником. Наш товарищ из числа вечно отстающих провинился; совершил незначительный проступок. Мы как следует отделали его. Я до сих пор вижу красные полосы на его спине. Мы били по ней своими кожаными ремнями.»

Воспитатели, которые раньше служили в СС, СА или Гитлерюгенде, тоже могли назначить наказание. Они были реальными командирами в элитных нацистских школах. Им полагалось носить такую же форму, какую носили воспитанники. По мнению Харри Больте (интернат в Ильфельде), «этим показывалось, что в отличии от обычных школ с их неравенством между учителями и учениками, старшие и младшие товарищи живут совместно на иных условиях. Воспитатели и воспитанники строят отношения на товарищеских началах.» Руководитель потсдамского национал-политического интерната в 1940 году высказался следующим образом: «Воспитатели и юнгманы образуют крепкое сплоченное товарищество, в котором царит дисциплина и порядок, чтобы жить по законам авторитарного правления и выполнять поставленные задачи.»

Воспитатели, возраст которых обычно не достигал и 30 лет, постоянно находились рядом с воспитанниками. Они спали в общем спальном помещении, проводили учебные занятия, проверяли их выполнение, командовали во время учений, размещения в лагере, на общих построениях утром, днем и вечером. Инспектор национал-политических интернатов группенфюрер СС Аугуст Хайсмайер требовал, чтобы «воспитатели самоотверженно и фанатично отдавались своему делу. „ Преподавателями в элитных учреждениях могли стать только лица, «которые обладали превосходными моральными, физическими и личными качествами.“

Воспитателей, отвечавших этим критериям, до сих пор добрым словом вспоминают бывшие воспитанники. Ганс Гюнтер Земпелин, обучавшийся в Ораниенштайне, делится своим мнением: «Сегодня я назвал бы наших учителей хорошими специалистами. Они обладали твердыми педагогическими навыками и в большинстве случаев правильно строили отношения с воспитанниками. Они все были убежденными национал-социалистами. Кто-то из них разделял эти идеи и верил в них, кто-то был убежденным идеалистом. Фанатики были редким исключением. Однако, все они придавали очень большое значение второстепенным, на мой взгляд, добродетелям таким, как дисциплина, порядок, повиновение.» В каждом интернате были и такие воспитатели, которые внушали страх своим подопечным. Они употребляли всю свою власть на бессмысленную муштру, бесконечные придирки, исповедуя казарменный принцип «Похвально всё, что закаляет.» При этом они использовали различные приемы, которые не столько дисциплинировали «юнгманов», сколько унижали человеческое достоинство, показывали их несостоятельность, калечили психику. Целью такой «методы» было создание человека, который в дальнейшем беспрекословно исполнит любые приказания.

«Маскарады» входили в число любимых развлечений подобных преподавателей в школах Адольфа Гитлера. Иногда это мероприятие презрительно именовалось «маскиболом», что выражало сущность игры и отношение к ней участников. В самые кратчайшие сроки воспитанники должны были снять и одеть одну за другой все виды форменной одежды. Ганс Мюнхеберг (интернат в Потсдаме) в своем автобиографическом романе «Похвально всё, что закаляет», который основан на реальных фактах, рассказывает: «Начинали с простых заданий. Строились через пять минут в выходной форме одежды, в пальто и кепи. Затем строились через четыре минуты в полевой форме с ранцами за спиной. Затем через три минуты в спортивных костюмах. Далее следовали „шуточные варианты“: Через четыре минуты строились в лыжных штанах, летней рубашке и спортивных ботинках или в свитере, спортивных трусах и полевых ботинках. За спиной свернутая плащ-палатка и зубная щетка в левой руке».

У дверей в спальное помещение стоял воспитатель с секундомером в руке и засекал, в какое время уложились его подопечные. Если они не успевали, то превращались в «отстающих». После того, как однажды во взводе Мюнхеберга все попали в разряд «отстающих», была назначена проверка личных шкафов. После «маскарада» в них царил хаос. Свободное время отменили, так как пришлось наводить порядок. Напоследок провели уборку в туалете, душевом отделении и комнате для чистки обуви.

На следующее утро история повторялась. Воспитатель Эркенбрехер не жалел времени на поиски причин для придирок и был неистощим на придумывание различных наказаний. « Вот как. Вы всё ещё не хотите взяться за ум, — рычал он. — В таком случае после обеда построение для всех в зимней одежде!» Ганс Мюнхеберг пишет: «Это происходило нестерпимо жарким летним днем 1940 года. Мы должны были сложить все наши учебники в ранцы. Затем нам приказали построиться в походной форме. Эркенбрехер лично руководил построением и маршировкой. Он выбрал для нас строевую песню „Как часто мы шагали по узкой африканской тропе…“. Эркенбрехер однако был недоволен. На его взгляд, пение напоминало кряхтенье. „Жалкое стадо! Шире шаг!“ Младшие воспитанники с полными ранцами не поспевали. Тогда Эркенбрехер остановил колонну. Он издевательски произнес, — „Ну, что же, у Вас, господа, ещё много времени.“ Затем он скомандовал, — „Шапки снять! Наушники опустить! Шапки одеть! Ранцы снять! Держать их перед собой! Колени согнуть! Прыгать! Прыгать! Прыгать!“

Мюнхеберг споткнулся и упал. «Что мне оставалось делать? Я поднялся и стал подпрыгивать вместе с дркгими.»

Мюнхеберг был на пределе своих сил. Вдруг раздался окрик, — Эй, ты, шляпа! Шире плечи, держать ранец выше!

Мюнхеберг попытался поднять ранец с книгами. Ничего не выходило. Ему не хватало воздуха. От жары ему стало совсем плохо. В висках стучало.

Эркенбрехер был безжалостен, — «Что такое? Ты отказываешься выполнять мой приказ?»

Мюнхебергер больше не прыгал. Он стоял, покачиваясь.

Эркенбрехер продолжал орать, — «Тряпка! Ты позоришь свой взвод! Убирайся отсюда!»

В этот момент Мюнхеберг повалился на раскаленный асфальт.

Почти каждый бывший «элитный» воспитанник знает не понаслышке о подобных историях с бессмысленной муштрой. Вспоминает Ганс Гюнтер Земпелин (Ораниенштайн): «Однажды один из воспитателей построил нас на спортивной площадке. По его свистку мы должны были быстро взбежать на ближайший пригорок. Свистел он очень тихо. Затем по свистку мы бежали обратно. Он проделал это раз десять. Если бы он кричал на нас, это было бы не страшно. Плохо было то, что его свист был едва слышен. Нам приходилось сильно напрягаться, чтобы услышать команду. Это было унизительно.»

Подобные издевательские методы воспитания сплачивали воспитанников и провоцировали ответные акции против любителей чрезмерной муштры. Герд-Эккехард Лоренц, учившийся в то время в Потсдамском интернате, рассказывает: «Вначале всё шло как обычно. Строевые упражнения. Затем раздалась уже набившая оскомину команда „На беговую дорожку марш — марш! Быстро! Лечь! Встать! Лечь! Встать!“ Затем с ранцами на вытянутых руках мы семенили утиным шагом. Когда мы снова шли колонной, послышалась команда „Противогазы одеть! Песню запевай!“ Стекла противогазов сразу же запотели. Мы запели. Но не строевой марш, а старую шуточную песню о канаве, которая никак не наполнится водой. Мы пропели куплет трижды. В ответ услышали „Песню отставить! Противогазы снять! Отделение стой!“ Мы стояли, не шелохнувшись, как стена и при этом улыбались. Воспитатель приказал нам разойтись. Он был бессилен. „Шлифовка“ закончилась. Мы победили. Это было здорово!»