Это было жаркое, жаркое лето - Князев Алексей. Страница 117

— Не надо! Что вы хотите со мной сделать! — в отчаянии закричала Ольга, которая как и в недавнем случае с «режиссером», только сейчас, с изрядным запозданием, лишь в самый последний момент начала понимать, к какому страшному окончанию неминуемо приведут ее все эти жуткие приготовления, уже явно вышедшие за рамки дозволенного, и чем для нее закончится весь этот «следственный эксперимент». Но… но ведь такого просто не может быть!.. Она же не где-нибудь, а в милиции… Это же просто нелепо!..

— Я не хочу! Нет!.. — Одна из мужских рук оторвалась от ее спины и уже задрала платье, нетерпеливо сорвала трусики… — Не хочу! Не надо меня… нет… нет… — Ее голос слабел, она чувствовала, как твердая, налитая жаром мужская плоть с жестокой неумолимостью протискивается в ее анальное отверстие, уверенно продираясь все глубже и глубже, причиняя при этом столь знакомую ей мучительную боль… — Нет же… нет… нет… не надо, пожалуйста…

Вот в ее ягодицы уже уперся жесткий мужской лобок, и нетерпеливо пульсирующий член замер на какую-то краткую секунду в вожделении, чтобы через мгновение взорваться нетерпеливо-яростным ритмом…

Вдруг четко осознав, что ее с поистине фатальной неизбежностью ожидает в самом конце этого циничного надругательства, девушка бессильно уронила голову… Ей очень хотелось потерять сознание, как это было в первый раз, но избавление все не приходило. С ней сейчас оставалась только боль. Одна лишь боль, отвращение, и никакой надежды на спасение…

«Я просто сошла с ума… Я просто сошла с ума… — подобно заклинанию повторяла женщина, лежа вечером на диване в „комнате для свидетелей“. — Этого просто не может быть…

Это сон, мне надо лишь проснуться… Просто проснуться…»

Все происходило, как нельзя более точно повторяя предшествующие события — тошнота, раковина, чистка зубов, забытье… Опять тошнота… Все было точно так же. Отличалось только место действия и мужчина, который все это с ней проделал. И все это не где-нибудь — в милиции… И что ей теперь делать? Что все это означает?.. Она сошла с ума — вот и все… Надо ждать Филипыча, он ей все объяснит и поможет. Но ведь он же, кажется, убит. Бедный старик… А она? Она сама — жива или нет?

Нет, она просто сошла с ума…

— Ну вот на хрена я тебя послушался! — простонал Чиж, вертя в руках сочащийся своим черным содержимым отработанный масляный фильтр. — Давно бы уже в этом Благогорске был, если б на поезде поехал… — Он со злостью отшвырнул фильтр в сторону. Перепачканный машинным маслом с головы до ног, Чиж сейчас напоминал своим видим Сергея, каким тот был в день его приезда.

— Ничего, ничего, еще какой денек, и в путь! — раздался бодрый голос из под старенького, местами чуть изъеденного ржавчиной синего «Москвича». — Немного осталось-то!

— Немного, — проворчал с сомнением Чиж. — Который день уже возимся.

— Зато потом, знаешь как классно будет? Ведь там, возможно, поколесить по городу придется, поискать. Да и вообще, колеса — есть колеса, — так же оптимистично продолжал Сергей, закручивая что-то гаечным ключом. — Что, не согласен?

— Согласен, — со вздохом ответил Чиж. — Иначе бы не согласился. Ну давай, рули, что мне делать дальше?

— А дальше, — скомандовал Сергей, вылезая из-под днища, — бери вот это, — он катнул ногой в сторону Александра какую-то черную промасленную деталь, — и помыть ее так, чтоб блестела, как у кота сам знаешь что! Понятно? Исполнять!

— Есть! — Тот обреченно вздохнул и, брезгливо скривившись, уцепил деталь двумя пальцами. — Купаться-то хоть вечером пойдем? А то чумазые, словно черти в преисподней!

— А как же, обязательно пойдем, — подтвердил Сергей и тихо добавил, зная, что творится сейчас в душе его друга, скрываясь под внешней невозмутимостью. — Ничего, Сашка, думаю, завтра после обеда уже сможем тронуться в путь.

— Хорошо бы… — в очередной раз вздохнул тот.

— Ну, а раз так, — объявил Сергей, вновь ныряя под днище, — хватит уже вздыхать, и к работе, сэр!..

Как это водилось у Тани, важный разговор со своим любовником она проводила обнаженной, находясь в кровати снимаемой ими квартиры.

— Да ты что, совсем охренела? — Резко вскочивший Анатолий ошеломлено уставился на Татьяну. — Да у тебя просто крыша поехала! Ты сошла с ума! — Он для доходчивости покрутил пальцем у виска. — Поняла?

— Успокойся. — Таня взяла тонкую сигарету «more» и прикурила. Ее пальцы совершенно не дрожали — она уже сто раз обдумывала в деталях предстоящий нелегкий разговор. — Какая у тебя фамилия?

— Да при чем здесь моя фамилия? — Мужчина принялся нервно носиться по комнате, чем-то напоминая Татьяне в этот момент большую безволосую обезьяну, разве что чуток посимпатичнее. Что же касалось поведения — все сходилось одно к одному. Что она, мало бывала в зоопарке, что ли?

— А я тебе говорю, успокойся. — Она поманила его пальчиком и похлопала по простыне рядом с собой. — Иди сюда.

Анатолий недоверчиво, опять же напоминая ей обезьяну, потянувшуюся за предлагаемым ей бананом, но боящуюся какого-либо подвоха, подошел, но, немного помявшись, ложиться все же не стал — вдруг банан был отравлен? А еще из чувства протеста — он еще далеко не успокоился.

— Что ты хочешь?

— Я спрашиваю, какая у тебя фамилия? — почти пропела Таня, стараясь, чтобы ее речь звучала по возможности как можно более плавно — так обезьяний самец побыстрее придет в себя и угомонится. С ними необходимо умелое обращение, она это прекрасно знала. И умела. Обращаться.

— Да зачем тебе?

— Да хотя бы только затем, что я спрашиваю, — вновь певуче, ласковым голосом протянула она.

— Ну, допустим Маслов, — уже гораздо спокойнее буркнул Анатолий. — И что?

— Маслов. Маслов… — Таня прислушалась к звучанию его фамилии. — Маслов. А моя фамилия как звучит? Скажи-ка.

— Я знаю твою фамилию, — проворчал Анатолий.

— Нет, скажи.

— Зачем?

— Скажи! — уже потребовала Таня.

— Ну… Мышастая, — нехотя произнес Анатолий.

— Вот видишь, такую фамилию ты даже произносить стесняешься. А представь, каково мне?

— Не понимаю, к чему ты клонишь? — уже слегка заинтересовался направлением разговора Анатолий.

— А к тому. Знаешь, сколько я с детства натерпелась? И в детском садике, и в школе… Мне даже прозвища никакого не требовалось, достаточно было только произнести: «Вон Мышастая идет», — и всем уже становилось весело. Надо же, Мышастая! Действительно, смешно. Знаешь, как я дралась со своими, так называемыми, подругами? Да и с мальчишками тоже.

— Ну, положим, против мальчишек у тебя было совсем другое оружие. И уж гораздо действеннее кулаков, — не выдержав, улыбнулся Анатолий и, повернувшись к ней, провел рукой по женской груди. — Как раз с мальчишками-то ты вряд ли так уж часто дралась.

— Это было уже потом, позднее, — что-то вспомнив, тоже улыбнулась Таня. — А в младших классах знаешь какой им был кайф? Дернуть за косичку и заорать непременно погромче, чтобы слышали все: «Эй, Мышастая, в мышеловку новый сыр завезли!» Ну, и всякое прочее в том же духе — кто во что был горазд. Про щелкунчика тоже…

— Про какого еще щелкунчика? — с недоумением посмотрел Анатолий.

— Да так… — ушла от ответа Таня, подумав, что объяснять ему наверняка бесполезно. Вот как раз он-то орал бы именно про сыр, если бы учился с ней в свое время, а про щелкунчика вворачивала только парочка общепризнанных школьных интеллектуалов. — Неважно. Важно другое.

— Что, например?

— А например, не догадываешься, зачем я про твою фамилию спросила?

— Так ведь я и жду ответа, а ты мне все про каких-то дурацких щелкунчиков лепишь, — снова начал раздражаться самец, и в наказание даже убрал с ее груди руку.

— А тебе не хотелось бы, чтоб я тоже носила фамилию Маслова? — вкрадчиво поинтересовалась Таня. — А? Татьяна Маслова! Звучит?

— Это как же? — округлив глаза, посмотрел на нее Анатолий. — Ты намекаешь… Ты думаешь за меня замуж? Так что ли получается?