Это было жаркое, жаркое лето - Князев Алексей. Страница 138

Ведь есть же у тебя какая-нибудь там ускоренная перезапись или что-то в этом роде? И еще… О содержании этих кассет ты ни в коем случае не должен знать — это может создать угрозу в том числе и для тебя самого. А потом, там есть… — Она запнулась. — Мое очень… очень личное. Понимаешь?

— А они записаны до конца? — Игорь уже с профессиональным интересом вертел в руках переданные девушкой видеокассеты.

— Игорек, миленький… Ей-богу, не знаю, я видела только самое начало. Поторопись, пожалуйста…

Тот молча подошел к своим работающим агрегатам, быстро и уверенно защелкал какими-то клавишами, тумблерами, вынул кассеты, видимо стоявшие на перезаписи — Татьяне все это было неинтересно, — зарядил поданные ею, что-то быстро настроил и, заметив ее настороженный взгляд, с улыбкой произнес:

— Все, все, уходим на кухню, подглядывать не собираюсь. Только через какое-то время вместе зайдем и проверим, может пленки записаны не до конца. — И увлек девушку на кухню.

Спустя некоторое время, налив обоим по чашке кофе, Игорь вдруг пристально уставился на лицо гостьи.

— Что, не нравлюсь? Страшной стала? — усмехнулась Таня.

Она осторожно отпила глоточек напитка, стараясь не потревожить распухшие губы, и вдруг бросилась к оставленной в комнате сумочке за зеркальцем… — Да-а-а, ничего не скажешь, просто красавица! Настоящая, без малейших преувеличений… — наигранно бодрым тоном постаралась произнести Таня, но ее голос предательски задрожал, а на глаза навернулись слезы. — Ну, что уставился? — теперь уже нарочито грубо спросила она, устав от непрерывного и какого-то странного взгляда Игоря, значения которого пока никак не могла разгадать. — Говорю же, не смей меня рассматривать! Я не хочу! И не расспрашивай также, кто меня так отделал, все равно ничего не скажу!

— Не в том дело. — Игорь как будто все не решался что-то произнести. — Ты же сама прекрасно знаешь, что нравишься мне с тех самых пор, как мы с тобой познакомились и это, — он кивнул на ее лицо, — не играет для меня ровным счетом никакого значения. Ведь все это временно, через недельку ты опять станешь такой же красавицей, какой была всегда. — При его словах Таня не смогла сдержать улыбки, но все еще не понимала, куда он клонит. — В общем, я насчет оплаты… — Ее собеседник немножко замялся.

— Ах, так вот что это за взгляды! — Она рассмеялась. — И только-то? Но я же тебе ясно сказала, что нужную сумму ты назовешь сам, а я не поскуплюсь и торговаться не собираюсь.

Ну, в пределах разумного, конечно, — осмотрительно добавила молодая женщина. — К примеру, поездку на те же Канары ты за мой счет вряд ли сможешь себе устроить. Так что, смело называй свою цену, не стесняйся, — приободрила она все еще мявшегося Игоря.

— Я… ты понимаешь, мне не нужны деньги… — и посмотрев удивленной женщине в глаза, собравшись, наконец, с духом, Игорь решительно выпалил:

— Мне нужна ты сама!

— Я… я правильно тебя поняла? — Таня с удивлением посмотрела на вновь смутившегося от своего откровения мужчину. — Ты хочешь сказать, что…

— Да! Я хочу тебя! — снова набравшись храбрости рубанул он. — Так, и только так! Иначе… — Он дернулся в сторону комнаты. — Я останавливаю запись!

— Стой! Да стой же ты, дурачок! — вскочив, перехватила его на полпути Таня. — Погоди, ведь я же тебе еще ничего не ответила. Я ведь не сказала, что я… я согласна. Да, я согласна, шантажист ты мой милый. Пользуешься моим девичьим безвыходным положением… — Женщина привстала на цыпочки, обвила руками шею мгновенно сомлевшего от счастья Игоря и нежно прикоснулась разбитыми губами к мужским, напрягшимся в ожидании. — Милый…

Через минуту она, захлебываясь от наплыва чувств, шептала растерянному, не верящему в происходящее Игорю:

— Что ж ты раньше-то молчал, дурачок? Ты мне тоже давно нравишься, но кто, в конце концов, должен делать первый шаг?

Неужели слабая женщина? — И опять, преодолевая боль в разбитых губах, нежно его поцеловала. — Ведь сколько времени потеряно, скольких ошибок мне можно было избежать, если б ты не был у меня таким робким.

— Ничего, мы с тобой еще все наверстаем, — улыбался так неожиданно обретший свое счастье мужчина и вдруг, вспомнив, закричал:

— Танюшка, мы с тобой оба сошли с ума! Ведь сама говорила, что тебе надо быстрей, что это очень важно… — Он бросился в комнату. Татьяна тут же помчалась вслед за ним.

— Все, — констатировал Игорь, посмотрев на пустой экран и сверившись с часами. — Было записано примерно до половины.

Ну, плюс-минус… — Он поспешно вынул четыре кассеты и протянул их Тане:

— Быстро, милая. Может, мне поехать с тобой?

— Он выпятил грудь. — Теперь я буду тебя защищать. Отныне это мое неотъемлемое право и почетная обязанность, как… как твоего… — Он еще не решался произнести слово, обозначающее его новое положение по отношению к девушке, которую считал самой красивой и желанной на свете. А вдруг ему все приснилось и она сейчас над ним лишь посмеется?

— Сиди уж, защитник, — с улыбкой остановила его Таня. — К сожалению, именно в этом моем деле тебе помочь не удастся.

— Вспомнив о грозящей ей опасности, девушка заторопилась. — Все Игорек, жди, я сама тебе позвоню. Привет!

— А телефон? — закричал тот, выскочив вслед за ней на лестничную клетку. — Ведь ты не знаешь моего телефона!

Таня, вместо ответа, даже не оборачиваясь, только отмахнулась от него рукой — не объяснять же было этому несмышленышу, что она уже давно знала его телефон, но у нее просто не хватало смелости ему позвонить. А еще у нее была девичья гордость, мешавшая это осуществить — неужели, действительно, это ей надо было делать первый шаг к сближению? «А интересно, можно ли такой как я еще рассуждать о какой-то девичьей гордости после всего того, что я позволяла проделывать с собой Мышастому? — задала она себе вопрос. — После всех этих игр с авторучками и подобного?.. Потом, сейчас некогда! — тут же оборвала себя молодая женщина, уходя от скользкой и неприятной для себя темы. — Надо спешить, время поджимает — а это уже опасно. — И уже мчась назад, опять вспомнила:

— Нет, но какой же он все-таки подонок… Что он с той девчонкой сотворил… — А через секунду, неожиданно:

— А если бы Игорь увидел ту, «мою» кассету? Захотел бы он после такого со мной встречаться?» — Ее мгновенно бросило в жар…

В тот день все закончилось весьма для нее благополучно.

Вернувшись в офис, Таня никого не застала — ни сам Мышастый, ни какой-либо гонец от него не появлялся. Также повезло, что в тот день отсутствовал его зам, Валентин Самойлов — тот был в отъезде, а будь он на месте, нечего было и думать провернуть такую операцию. Но с другой стороны, при нем Альбина не натворила бы всего того, что произошло, включая и Танины ушибы. И о видеокассетах она бы ничего не узнала и продолжала бы жить спокойно. К лучшему все оказалось или к худшему — как сейчас можно было определить? И только теперь Татьяна наконец вспомнила, что ей давно было необходимо сделать, как секретарше Мышастого — она позвонила шефу на мобильник и доложила о трагедии, произошедшей с Альбиной Георгиевной. Тот лишь крепко выругался и тут же дал отбой.

К его возвращению Таня уже придумала довольно складную, как ей казалось, полуправдивую версию о том, что здесь произошло, не упоминая о таком факте, что его жена обнаружила злополучную кассету. По ее словам, Альбину Георгиевну просто хватила кондрашка от переизбытка эмоций, связанных с анонимным посланием — этот измятый в боях листок лежал сейчас на столе патрона в качестве вещдока, а кассеты она уже давно аккуратно вернула на свои места.

Так что, все прошло относительно для нее гладко — вернувшийся патрон грузно, с одышкой ходил по офису, непрерывно матерился, с любопытством разглядывал изменившееся Танино лицо и порой кричал. Кричал на «этих идиотских похитителей», которые «совсем оборзели»; кричал на идиотку Альбину, которая начала «заниматься херней» и в итоге сама же от этого и пострадала; на идиота Бодрова — только здесь уже Таня так и не поняла до конца, чем тот не угодил ее шефу; кричал и на других идиотов, что окружают его уже давно — сначала по отдельности, а затем и на всех скопом… Единственным спокойным и как бы между прочим заданным вопросом был — не входила ли случайно жена в комнату отдыха во время его отсутствия.