Это было жаркое, жаркое лето - Князев Алексей. Страница 16
— Да нет, — уклончиво ответил Чиж, — какие у меня проблемы? Так, один знакомый спрашивал. Где бы, говорит, хорошего специалиста найти. Так я ему передам?
— Да, конечно, стопроцентно, — уверено ответил Шурка, словно являлся если не коллегой, к мнению которого прислушивался профессор, то уж по-крайней мере опытным секретарем, лучше своего босса знающим все его привычки и желания. — Я с ним переговорю, а потом тебе скажу, когда можно будет. Лады?
— Лады, — подтвердил Чиж, в общем-то удовлетворенный исходом дела, к которому даже не знал, как бы аккуратней подступиться, чтобы избежать глупой ситуации, когда Волков станет бегать по фабрике с очередной сенсацией, что Чиж сошел с ума и ему требуется лечение. Вдруг он заметил, что маленькое личико собеседника напряглось в предвкушении чего-то несомненно весьма приятного, а быстрые глазки поглядывают на него с немым вопросом.
— Да, кстати, я тебе за это долг спишу. — Чиж сообразил, наконец, что от него ожидалось, и увидел, как разочарованно вытянулась физиономия Волкова, который уже окончательно уверовал в свое же предположение, что Чиж все-таки забыл про те деньги. Сейчас же эта надежда рухнула и он чувствовал себя так, словно эту сумму у него только что вынула из кармана чья-то проворная жуликоватая рука. — Ну, и проставлюсь еще, — добавил Александр, и Шурка опять воспрял духом.
Дальше говорить было не о чем, они какое-то время шли молча, и лишь перед самым перекрестком, на котором их пути должны были разойтись, Волков неожиданно спросил:
— Как думаешь, поймают того снайпера, или нет?
— Какого еще снайпера? — рассеянно спросил Чиж, задумавшись о чем-то своем.
— Ну, того самого. Ты что, газеты вчерашней не читал?
— Нет, — коротко ответил Александр.
— Ну, это целая история… — с воодушевлением начал Шурка, обрадованный тем, что нашел неинформированного слушателя, перед которым можно было вдоволь пораспинаться, беззастенчиво разбавляя факты своими домыслами и прочей отсебятиной.
— Только покороче… — буркнул Чиж, прочувствовав желание собеседника пересказывать битый час содержание какой-нибудь коротенькой статейки, обильно сопровождая ее своими нелепыми комментариями.
— А короче — так… — продолжил Шурка, ничуть не смутившись его тоном. — Застрелили какого-то бандюгу. Какого-то там Ахметова или что-то в этом роде. Авторитета. А стрелял снайпер из двенадцатиэтажки, метров с трехсот. Понимаешь…
— Азартно размахивая руками, он показывал месторасположение ресторана и высотки, откуда стрелял снайпер, причем безбожно перевирая и путая факты, приведенные в статье, воодушевленный тем, что Чиж слушает его с неожиданно вспыхнувшим интересом и даже не делает попыток приостановить словесный понос, неудержимо распиравший словоохотливого собеседника.
А Чиж действительно слушал очень внимательно, даже не имея ни малейшего представления, чем его так привлек этот весьма заурядный для последнего времени случай. Конечно, он сразу отметил про себя кучу несуразностей и противоречий, наплетенных Шуркой, и решил непременно купить эту самую газету, чтобы самому внимательно все прочитать. Удивительно, но то, что было пересказано Волковым с редкостной бестолковостью, каким-то образом нашло отклик в его душе. Ему внезапно почудилось, что все это ему каким-то странным образом знакомо, что ли, или как там еще можно было точнее определить неожиданно возникшее чувство «дежа вю»?..
Татьяна, дочь Мышастого, восседала на правом переднем сиденье шикарного белого «Мерседеса», томно откинувшись на спинку обтянутого кожей мягкого кресла, и чуть нервозно попыхивала тонкой сигаретой ментолового «More», зажатой в длинных пальцах с покрытыми красным лаком ногтями. Все чаще и чаще ее одолевала скука, и, что самое противное, злиться кроме как на саму себя, было больше не на кого. Она прекрасно отдавала себе отчет, что никакой возвышенной цели в ее жизни нет. В свои двадцать лет Татьяна Антоновна уже пресытилась всевозможными развлечениями, лишь о малой толике которых может всю жизнь бесплодно промечтать, так и не реализовав на практике, среднестатистическая россиянка и которыми с легкостью небедного человека обеспечивал девушку ее любимый, но изрядно надоевший своей мелочной опекой и ограничениями в некоторых вопросах отец. Все плюсы и минусы, которые предоставлял ей тот факт, что она являлась дочерью известного в городе коммерсанта-бандита Мышастого, Татьяна сейчас перебирала в своей голове. А будучи девушкой неглупой, она не могла не признать, что плюсов все же было гораздо больше, а те минусы, которые она бросила на противоположную чашу весов, являются скорее иллюзорными, нежели существуют на самом деле. Ну можно ли считать, к примеру, серьезным минусом то, что отец категорически запретил ей излишне часто влезать в кадр, когда местное телевидение снимает различного рода презентации и тусовки, большой любительницей которых она являлась? В конце концов, надо просто смириться с тем фактом, что она действительно не является эстрадной знаменитостью или кинозвездой и без этого можно обойтись, стараясь вести себя несколько скромнее. Отец ведь и впрямь фигура весьма неоднозначная, и светить лишний раз знаменитую не одними только славными делами фамилию совсем ни к чему. Или то, что отец запрещает ей открыто сорить деньгами… Нет, конечно он ей мало в чем отказывает и совсем не желает, чтобы она ездила в стареньком «Запорожце» вместо того же «Мерседеса», но и излишеств с некоторых пор тоже не позволяет. Например, когда в прошлом году она небрежно проиграла весьма крупную денег в казино и этот факт еще долго пережевывался местной желтой прессой, отец сделал ей строгое внушение и в назидание на несколько месяцев лишил привычных сумм карманных денег. В конце концов, — сказал он тогда ей, — хотя бы могла играть в казино, принадлежащем мне, тогда и деньги остались бы в семье, и, как ты об этом прекрасно знаешь, излишне говорливых газетчиков там не бывает. В общем, ладно, — решила Таня, — отец во многом прав, но то, что он приставил ко мне глуповатого шофера-телохранителя — это уже слишком. Против телохранителя как такового она ничего против не имеет — в конце концов надо быть безмозглой дурой, чтобы в наше время отказываться от подобных привилегий, — тем более, что ему уже несколько раз довелось выручить ее из сомнительных ситуаций, в которые она с необычной легкостью попадала благодаря своей безалаберности. Но ведь он не просто телохранитель, он еще и соглядатай по совместительству, докладывающий отцу о каждом ее шаге!..
Татьяна усмехнулась и покосилась на Толика — двадцатипятилетнего мужчину, имевшего за спиной опыт семилетней отсидки и кличку Молчун. Ну конечно, этот придурок опять исподтишка уставился на ее колени и проворонил зеленый свет, дождавшись сигнала какого-то нетерпеливого водителя, пристроившегося сзади. А может, его просто известным способом приручить? — лениво размышляла Татьяна, теперь уже в упор уставясь на своего опекуна и разглядывая его лицо — довольно интеллигентного вида, никак не соответствовавшее внутреннему содержанию этого человека — и его руки, цепко стиснувшие руль автомашины своими сильными кистями…
В общем-то, Анатолий очень даже ничего, — вынуждена была признать она, — и ростом вышел и фигурой, а этот шрам, пересекающий щеку, придает его довольно красивому лицу мужественность. Туповат, но тут уж ничего не поделаешь. И потом, разве это минус? Ведь им можно будет с легкостью манипулировать, если понадобится повести какую-нибудь свою игру… А ведь он, должно быть, очень груб в постели, — с внезапно вспыхнувшим интересом подумала Таня. В постели она любила крутых, жестких мужчин, не признающих сюсюканий, которые относились к ней просто как к самке, от которой требуется лишь покорность. К сожалению, большей частью ей попадались мужчины нелюбимой, прямо противоположной категории — этакие благовоспитанные мальчики из хороших семей, заглядывающие ей в рот и готовые исполнить любое ее желание или каприз. Нет, конечно это тоже было здорово, когда все твои желания принимаются к сведению и подвергаются немедленному исполнению, но только если это делается искренне, от души, а не в расчете на выгодную партию. К сожалению, такого мужчину ей пока встретить не довелось. Окружавшие ее кавалеры зачастую оказывались или обыкновенными льстецами, которые за щедрой россыпью цветастых комплиментов пытались скрыть свой истинный интерес к ее предполагаемому приданому — то есть связям и влиянию отца, — или неуверенными в себе маменькиными сыночками, ее отца откровенно побаивающимися, а уж трусов она вообще терпеть не могла.