Альтер эво - Иванова Анастасия. Страница 5

Пока закипает чайник, Майя влезает в оттрубившие свое джоггеры, а потом приглушает свет диммером, выходит с кружкой на балкон, набрасывает на плечи плед и долго смотрит, как едва колышутся в сквере листья.

Ничего-то у нее не получилось. И не получится. Она слабая. Нерешительная. Неуверенная. Инфантильная. Если надо добиться чего-то в жизни, поучаствовать в гонке естественного отбора – о-о, нет-нет, спасибо, она пас.

То есть человеку с мозгами вместо ваты с самого начала было бы ясно, что она даже в мыслях никогда и никого не сможет удалить.

Идеальный момент, чтобы поплакать уже наконец, но Майе опять что-то мешает. Этот тип? Вот ведь мутант какой… На что она ему сдалась – приходи, мол, послезавтра? А с ней снова начались эти штуки. Черт возьми. Как говаривал Степан, никогда такого не было – и вот опять.

Уже совсем темно и зябко. Но над сквером горят лампы, размещенные на решетке со слаботочкой, сквозь которую Майя любуется видом. Внизу галдят дети. Домашних животных в молле не слишком много: с ними здесь просто неудобно, но у ресайкл-лавок обычно прыгают несколько воробышков, а сейчас Майя видит парочку ворон. Они висят на чернеющих в темноте ветках грязными половыми тряпками. Майя болтает в кружке остывшим чаем и наслаждается видом. Она просто параноик. Ей нужно учиться отпускать свои мысли, разрывать чего-то там негативную спираль… Сознательно разрывайте спираль негативных эмоций всякий раз, когда поймаете себя на них. Да-да, вот именно.

И все-таки ей чудится, что в Городе Золотом, кроме всех тех ненормальных, был еще кто-то – незаметный – и наблюдал за ней.

Кто-то, кого на самом деле там не было.

Марк лежал, уставившись на оконную штору стильного мятного цвета в крупных шоколадных квадратах, и мучительно размышлял, нормально ли выглядят его уши.

Отчего-то всякий раз, когда он перебирал накануне, его начинали тревожить вопросы собственной внешности. Совершенно необъяснимо: в любое другое время он был вполне всем доволен. Ну, не на все сто, конечно. Для сохранения презентабельного вида перед клиентом требуется определенная самокритичность. Клиенту спокойнее, когда он отдает весьма хорошие деньги человеку, по виду которого никак нельзя заключить, что такая сумма попадает к нему в руки впервые.

С другой стороны, Марк уже замечал, что клиенту почему-то не очень приятно, расставаясь с кровными, предчувствовать, что они пойдут на приобретение оскорбительно дорогой рубашки с психоделическими «огурцами»-пейсли или часов в корпусе из трехцветного золота. Хотя, казалось бы, какая клиенту разница? Ан есть.

При этом все в городе, кого это касается, в курсе, что Марк – клубный человек, все знают, что у него есть свой стиль. Марк – это лоск. Марк – это марка. Фасад работает на него, значит, сам он должен неустанно работать над фасадом.

И все бы отлично, но вот стоит выпить больше положенного…

Дребезг телефона раздался очень вовремя: Марк уже почти решился на пластическую операцию.

– Марк. Друг. Охреневаешь?

Бубен был великолепной иллюстрацией к тому, что́ в действительности могут перетереть терпенье и труд. Марк видел его школьные фотографии, и на них была беда. Классе в десятом, когда наиболее одаренные пацаны уже расхватали наиболее пригодных для этого дела девчонок, Бубен был похож на колобок. Колобок-ботаник с липнущими к черепу бледно-блондинистыми волосинами, подстриженными под Гоголя, в вязаном жилете и с позорным «спасательным кругом» под ним.

Вырасти из ста пятидесяти семи сантиметров у Бубна до сих пор так и не получилось, но спустя двадцать лет он выглядел как маленький австралийский спецназовец: кирпичная физиономия, выбеленный и очень короткий ежик на макушке, выпирающие отовсюду мускулы. А в личном общении напоминал страдающего от зубной боли тапира.

– Охреневаю, – согласился Марк. – Скажи, милый Бубен, насколько чрезмерно оттопырены у меня уши? Очень они торчат из-под волос? Наверное, надо поменять стрижку?

Тапир на том конце что-то угрожающе прорычал. Марк знал, что у Бубна идиосинкразия к шуткам, в которых можно усмотреть хотя бы самый невинный намек на гомоэротический подтекст, но позволил себе эту маленькую месть: идея перейти вчера с пива на текилу с пивом принадлежала именно Бубну.

– Я чего звоню, – буркнул Бубен. – Я ж вчера не сказал. Тебя тут какие-то ребята искали. Вроде из правительственных.

Потрясающе. Что ж, лучше такие новости пусть даже сегодняшним поганым утром, чем сюрпризы потом.

– Чего хотели? – кротко поинтересовался Марк.

– А я знаю?

Формально в работе ретриверов не было ничего незаконного. Фактически при большом желании их можно было подвести под статью о мошенничестве – наряду с демонологами, гадалками, экзорцистами и целителями Илии. Но любой полли, наехавший на ретривера, должен быть готов к молчаливому осуждению и бойкоту со стороны его коллег по цеху – новости в этом сообществе распространяются молниеносно. А полли слишком часто прибегают к помощи ретриверов, чтобы портить отношения с сообществом.

– В общем, пообщаться хотели сегодня. – Бубен не то хрюкнул, не то фыркнул. – То есть они как бы не хотели. А такие, типа, сегодня с ним пообщаемся. Соображаешь?

– Стараюсь.

Марк потер одной рукой лицо и спустил ноги с яично-желтого дивана в стиле модерн. В следующий раз все же надо хоть тушкой, хоть чучелком добраться до нормальной кровати – от модерна тело ломило, будто вчерашний вечер он провел не в баре, а на стройплощадке. И конечно, бесполезно спрашивать у Бубна, где именно «тут» им интересовались полли. Помимо периодического сотрудничества со старым корешем, Бубен ошивается еще и в таких местах, о которых и знать не захочешь. Что, надо признать, от случая к случаю тоже бывает крайне полезно для дела.

– Ладно, Бубен, спасибо. Держи меня в курсе, лады?

– А то. Ну, бывай, Хлыщ, чо-как на связи.

Отложив трубку, Марк поморщился: нелюбимое им прозвище – маленькая месть-ответка. Вдвойне обидно, поскольку ему же еще и пришлось в свое время объяснять Бубну значение этого слова.

Что ж, полли – если сегодня и дойдет до них, – публика невзыскательная, но это не повод пренебрегать силой первого впечатления.

Он достал с холодильника пакетик семечек и насыпал в синичью кормушку за окном. После двух шипучих таблеток, душа и кофе перешел в спальню, отдернул шторы, встал перед шкафом и довольно-таки придирчиво отобрал рубашку из матового бордового шелка со скрытыми пуговицами, темно-серые, почти черные брюки, приталенный антрацитовый однобортный пиджак и предельно узкий галстук. Строго, почти сурово. Клиентам нравится. Плюс красивый кожаный ремень, плюс некрасивый текстильный с тактической пряжкой и сверхплоскими, почти незаметными ножнами – под мышку. И мягкие, категорически непрактичные дерби из жатой синей кожи. Многие на его месте отдали бы предпочтение обуви, которая дает преимущества к ударной технике ног – но многие по этим же соображениям вообще по городу в тайтсах разгуливают. А все из-за недооценки нефизических механизмов воздействия на оппонента.

Придав себе товарный вид, Марк налил вторую чашку, встал посреди комнаты и сделал один медленный, взвешенный глоток, наблюдая, как за окном снуют маленькие птички – синичий завтрак. После чего снова зазвонил телефон. И не домашний. А массивная мобильная радиотрубка – ненужный предмет роскоши, который теоретически можно было таскать с собой, но практически это было так неудобно, что Марк почти никогда этого не делал.

Он был почти уверен, что этот номер знает только Бубен.

– Раз вы готовы, господин Самро, можете спускаться, – произнес незнакомый ровный голос. – Кофе вам предложат. – После чего трубку положили.

Вот же зараза.

Погода на улице стояла небывалая, просто-таки один день на миллион. Хочешь не хочешь, а залюбуешься: стекла не слишком высоких зданий на другой стороне аллеи полыхали под лучами низко висящего солнца, купая верхушки кленов в отраженных лучах.