Герой моих грез и кошмаров - Ежова Лана. Страница 13
Я же все прекрасно ощущала: и стальные мускулы, и запах свежего с горчинкой парфюма. Ох… Мне нравится, как пахнет инспектор? Какого демона я его вообще нюхаю?! Запах – первый признак совместимости, как учил нас преподаватель гармонии, и мое открытие обеспокоило. Нет-нет, мне не должен нравиться инспектор! В некотором роде он враг, ведь желает разлучить меня с Оливером. Пусть из добрых побуждений, но я лучше знаю, что нужно моему сыну.
Открыв дверь магией и перенеся меня через порог дома, как новобрачную, инспектор остановился лишь в кабинете.
При нашем появлении загорелись маглампы, освещая просторную комнату, оформленную в черно-бело-синих тонах. Мрачновато-деловой интерьер. Узкая софа, несколько книжных стеллажей и кресел, длинный стол и внушительный стул-трон – в кабине минимум мебели.
– Располагайтесь. – Аламейский аккуратно опустил меня на кожаную софу.
– Спасибо, – неловко поблагодарила я, все еще находясь под впечатлением от своего открытия.
Мне нравился инспектор. Первый мужчина за многие годы. Я думала, мое сердце выгорело, ан нет, в пепле тлели угольки.
Инспектор опустился на колени возле софы и, пользуясь моей растерянностью, обхватил раненную ступню ладонями.
– Не надо, я сама!
Приятное тепло затопило ногу от кончиков пальцев до колена. Несколько ударов сердца – и боль исчезла как не бывало. Осталось острое ощущение чужих пальцев на щиколотке, ласковые, гладящие прикосновения.
– Больше не теряйте туфли, все равно в стране нет холостых взрослых принцев. – Шутка-намек на старую сказку не смягчила резкости тона.
Аламейский так торопливо поднялся с колен и отступил от софы на несколько шагов, что показалось, будто он сбегает. Или не показалось?
Пальцы, которые только что касались моей щиколотки, чуть заметно дрожали.
– Я отдам распоряжение Хельцу поскорее возвращаться и отвезти вас домой.
Аламейский торопливо создал магическую птичку-посланника.
– Спасибо за лечение.
– Не за что, – невозмутимо отозвался мужчина.
Он уже был у двери, но я остановила его одной фразой:
– Простите, что побежала спасать вас от магического отката, хоть вы и не просили.
– Извинения приняты. Вам повезло, что спасать решили меня, а не кого-то другого.
О чем он? Что за намек? А что, если…
По подчеркнуто ровной спине Аламейского словно судорога прошла.
Соскользнув с софы и забежав вперед, я с тревогой заглянула ему в глаза.
– Я не думала, что вы настолько сильный чародей и снимете чары древнего артефакта, вдобавок избежав отката.
На лице мужчины отобразилась гамма чувств: досада, сожаление, боль, отчаяние… и жажда.
– Отойдите от двери, Джемма.
Он снова назвал меня по имени. Опять забылся в напряженной ситуации.
– Но… вы ведь не сняли влияние артефакта, верно?
– Отойдите от двери, Джемма, – повторил Аламейский хрипло. – Вы нарываетесь.
– Каким-то образом вы отсрочили действие, – размышляла я, отмечая, что дыхание мужчины участилось. – Еще один артефакт? Но это лишь усугубит ситуацию!
– Нужно было поддаться чарам? – криво усмехнулся Аламейский.
– Нужно просить помощи, если плохо!
– Жалеете меня, Джемма?
От вкрадчивых ноток в низком голосе у меня по спине побежали мурашки. Не страха, нет. Мурашки предвкушения.
– Как сильна ваша жалость, Джемма?
Он шагнул вперед, сокращая между нами расстояние и тесня меня к двери. Сквозь слои нашей одежды я чувствовала жар его тела. Аламейского лихорадило от чар и сдерживаемой страсти.
И это будоражило.
Сухие горячие губы скользнули по моим.
– Что ж, – шепнул Аламейский, – пожалейте меня, Джемма.
Легкий поцелуй-касание превратился в напористый, алчный. Аламейский будто захватывал крепость, захватывал решительно, беспощадно. И, боги, как же мне это нравилось!..
Жесткое колено вклинилось между моих ног, тренированное тело прижало к двери.
Я ахнула от новых ощущений – и поцелуй стал глубже. Аламейский целовал, прикусывал мои губы. Руки гладили, сжимали, даря огненную ласку.
Подхватив под попу, он приподнял меня, вынуждая обвить его ногами. Почувствовать силу его желания и твердость намерений.
Вскоре я снова оказалась на софе. Зацелованная, разомлевавшая от бесстыдных ласк и поцелуев.
Не сводя с меня горящих глаз, Аламейский сбросил камзол на пол, одним движением сорвал шейный платок. Запонки, а затем и пуговицы звонко поскакали по паркету, разбавляя тишину не только нашим прерывистым дыханием. Нетерпеливый мужчина…
Белоснежная рубашка улетела куда-то в сторону книжных стеллажей.
Я впилась взглядом в тренированное тело, покрытое золотистым загаром. Сухощавое, мускулистое, исписанное шрамами. Белые кривые росчерки – живая летопись войны…
Шрамы не портили Аламейского, они добавляли ему мрачного очарования хищника. Матерого неумолимого зверя, чьей добычей сейчас стала я.
Дыхание перехватило от осознания, что я в полной власти этого опасного мужчины.
– Какая же ты красивая, – шепнул Аламейский, склоняясь и целуя коротким поцелуем.
Поцелуй-укус вызвал волну желания, прокатившуюся по телу. Низ живота тянуло. Томительные ощущения жара и безудержное желание. Аламейский словно поделился чарами, заражая меня страстью.
Отстранившись, он разулся и торопливо сбросил последнюю одежду.
Я не удержалась и скользнула взглядом по обнаженному мужчине.
Широкие плечи, стальные, четко очерченные мускулы – сильное тело боевого чародея, выкованное в кузнице бога войны и закаленное в сражениях с демонами. Рельефный пресс, узкие бедра и… Боги щедро одарили своего любимчика во всех смыслах.
Я закрыла бесстыжие глаза.
– Джемма, посмотри на меня.
Аламейский навис надо мной, почти накрыв своим телом.
Темный ищущий взгляд спрашивал без слов. И видел ответное желание и согласие.
На меня обрушился шквал поцелуев, показывая, что все, что было, – это так… легкий аперитив.
Руки Аламейского были повсюду, ласкали, попутно расстегивая пуговицы на платье. Я же не успевала отвечать на поцелуи и сдалась под напором чужого голода. Я плавилась, забывая свое имя, млея под восхитительной тяжестью мужского тела.
Губы Аламейского нежили, поцелуями жалили мою шею, дав мгновение, чтобы перевести дыхание. Объятия Аламейского будоражили и одновременно успокаивали, даря чувство защищенности. И я хотела в них забыться, раствориться без остатка.
Я положила руку на чуть шершавую от шрамов лопатку. Погладила, мысленно прося прощения.
А может, закрыть глаза и раствориться в удовольствии?..
Нет. Нельзя.
Вздохнув, я активировала сонное заклинание, приготовленное для грабителей.
Пропустив подлый удар, Аламейский вырубился, наваливаясь на меня всем телом.
– Ух… – Бесчувственный чародей оказался слишком тяжелым.
С трудом выбравшись из-под него, я быстро привела свою одежду в порядок. Меня морозило, тело ломило. В объятиях Аламейского я горела, как никогда ранее в супружеской постели.
Может, стоило подождать еще немного? Я так долго была порядочной вдовой… Два года.
Ох и глупости лезут в голову! Есть этика целителей, и не важно, с дипломом я или без.
– Так, что же сделать в первую очередь?
Наверное, успокоиться.
Я спрятала горящее лицо в ладонях. Выровняв дыхание, приступила к своим обязанностям.
Для начала инспектора следовало перевернуть на спину, что я и сделала с некоторым усилием.
Несколько секунд рассматривала обнаженного Аламейского. Шрамы, шрамы, шрамы… И при этом идеальное мужское тело. Сила и жесткость.
Дурацкая мыслишка, что я слишком рано его усыпила, не хотела меня покидать. После древних чар он мог бы меня и не вспомнить…
Ох, богиня Гармония, я же целительница! Целительница!.. И должна воспринимать чужую наготу как нечто естественное, я же пялюсь на спящего мужика! Должна думать о пациенте, а не о том, какое роскошное у него тело и как здорово он целуется.