Греховная страсть - Хэссинджер Эми. Страница 1

Эми Хэссинджер

ГРЕХОВНАЯ СТРАСТЬ

Пролог

Беранже и я впервые встретились в Сен-Бом накануне празднования Святой Марии Магдалины, 21 июля 1877 года. Ему было 25, а мне — 9. Мы были всего лишь двумя из многочисленных паломников, прибывших изо всех уголков страны: Бургундии, Лимузена, Бретани, а некоторые даже из Парижа. Моя мама, будучи очень религиозной, предприняла довольно опасное путешествие для ее тогдашнего состояния — она была беременна — вместе со мной и моим младшим братом.

На поезде мы доехали до побережья, где была паромная переправа в Марсель. Паром был переполнен, найти свободные места стоило огромного труда, так как прибыли мы поздно. Кого я там только не увидела: старых фермеров с румяными, обветренными лицами; джентльменов в возрасте моего отца, красиво и строго одетых; маленьких детей с перепачканными лицами; девочек чуть постарше с прелестными косичками и в чистых платьицах; группку курящих молодых людей. Но главное мое впечатление — это большое количество женщин, приблизительно возраста моей матери, таких разных и по выражению лиц, и по манере одеваться. Некоторые были в модных шляпках, шалях, ботиночках с отворотом, другие были одеты в деревянные сабо, простенькие платья, а на головах платки. И вся эта столь разноликая масса людей была в движении. Из-за перемещения они казались мне переменчивыми потоками воздуха.

Хотя путешествие поездом было для меня интересным и необыкновенно волнующим, но усталость от невыносимой жары да к тому же утомительное соседство — мы сидели рядом с неприятной женщиной и с двумя ее такими же неприятными сыновьями, которые развлекались тем, что постоянно задевали моего пятилетнего брата Клода, — измотали меня настолько, что когда мы наконец-то сели на паром и я почувствовала освежающий ветер Средиземного моря, то была невероятно счастлива. Мама позволила нам гулять по нашей палубе. Но мы, конечно же, отправились исследовать и две другие. Нам так понравилось на верхней, что мы решили там остаться — стояли и завороженно смотрели, как бурлит море позади нашего судна. Чайки пролетали над головой, жалобно крича, и мы кормили их, кидая кусочки хлеба.

Тогда я и заметила Беранже. Молодой и щеголеватый, в аккуратном черном костюме с воротником, он беседовал с моей матерью, которая нашла нас с братом на верхней палубе. Тогда я почему-то подумала, что он как-то странно проводит время.

Прибыли мы в Марсель вечером, уже начало темнеть. Перед тем как отправиться в горы, мама отвела нас в кафе, перекусить бутербродами с сыром. Мы сидели, ели и болтали. К тому времени когда мы вышли, уже стемнело и стало заметно холоднее. Хорошо, что нам удалось немного отдохнуть и подкрепиться, так как предстоял крутой подъем.

Когда мы поднялись по тропе к маленькой пещере, она уже была полна народа. Мы встали сзади. Несмотря на то что людей было много, теплее не стало, а ночные холод и сырость пронизывали насквозь. Я подошла к камню, на котором сидел Клод, примостилась рядом, а он положил голову мне на колени. Мы ждали начала службы. Перебирая его волосы, я наблюдала, как темнеет небо и появляются звезды.

— Что ты видишь? — вскоре спросила я маму, стоящую сзади толпы.

— Пока еще ничего, слишком темно.

Должно быть, я задремала. Следующее, что я помню, — это как моя мама тронула меня за плечо и взволнованным голосом позвала. Я открыла глаза и увидела дрожащий свет свечей, отражающийся на стенах пещеры. Клод не спал, он стоял, прижавшись к ногам матери. Я вскочила. Пытаясь разглядеть хоть что-то, тянула шею, но ничего не видела. Шепотом я спросила у матери, что там происходит, но она прижала палец к губам, призывая меня замолчать.

Вдруг молодой человек, стоящий прямо передо мной, обернулся, и я увидела, что это был тот самый парень, который разговаривал с моей матерью на пароме.

— Хочешь посмотреть? — спросил он.

Смущаясь, я кивнула.

К моему изумлению, он присел на корточки передо мной, наклонил голову и сказал:

— Забирайся мне на шею.

Я взглянула на мать, чтобы получить одобрение, но она была поглощена службой. Молодой человек широко мне улыбался, видимо, забавляясь моим удивлением от его приглашения забраться к нему на спину.

— Ты проделала весь этот путь! Тебе нельзя пропустить такое!

Взглянув еще раз на мать, я решила сделать так, как он предложил. Я приподняла юбку, схватилась за его плечи и рывком забралась на шею, обхватив ногами его спину В тот момент, когда он начал подниматься, крепко держа меня за колени, моя мама обернулась, задетая неосторожным движением. Я никогда еще не видела ее такой испуганной.

— Мари! — произнесла она громко, обращая на себя внимание стоящих рядом. Я почувствовала, как жар охватывает мое лицо, сделала движение, чтобы спрыгнуть. Но молодой человек обратился к моей матери по имени, продолжая крепко держать меня за колени:

— Это я настоял на том, чтобы ваша дочь поступила таким образом, мадам. Было бы весьма глупо и даже стыдно проделать весь этот путь и не увидеть саму Магдалину.

К моему удивлению, выражение лица матери смягчилось и она согласилась.

Со своего нового места я увидела довольно хорошо освещенную пещеру, колеблющееся пламя множества свечей создавало причудливые тени. Свечи располагались в небольших нишах каменных стен. Странным было то, что их свет достигал даже самых отдаленных уголков пещеры. А священник был окружен светом ярким как день, и, когда в молитве он поднял руку, она показалась мне выточенной из куска мрамора. Пламя свечей освещало лица собравшихся, многие были мне знакомы, так как мы вместе ехали на пароме. В дневном свете они были абсолютно мирскими, ничем не примечательными, а тут создавалось впечатление, что они все словно бы светятся.

Когда священник слегка нагнулся, я заметила позади него золотую фигуру женщины в небольшом паланкине. Это была Мария Магдалина, женщина, которую Христос любил так нежно, что после воскрешения, представ перед ней, призвал ее сообщить новость своим ученикам. Я знала ее как кающуюся грешницу, прощенную блудницу, посвятившую себя вере. Я прочла в книге «Жизнь и деяния святых», что она приплыла в Париж из Палестины, что, по одному из преданий, язычники посадили ее в бочку, бросили в море, желая утопить за то, что она проповедовала учение Христа в Галилее, и провела свои последние тридцать лет в этой пещере, молясь Богу о своем Учителе, которого так любила. И вот я здесь, в жилище святой отшельницы, и мне казалось, что она смотрит на нас долгим и пристальным взглядом… Переполненная впечатлением от всего увиденного, я совершенно непроизвольно так сильно сжала ноги, что молодой человек схватился за шею.

Когда наступило время причастия, он опустил меня на землю, чтобы встать в очередь желающих причаститься. После этого я не видела дальнейшей службы, как не видела и его самого. Но я не была разочарована — то, что я увидела, было достаточным, чтобы разжечь во мне нечто, что я еще не могла осознать, а только чувствовала. Когда служба закончилась и мы со всеми паломниками отправились в обратный путь, я отчетливо ощущала — произошедшее с нами в пещере четко разделило время и пространство, в котором мы пребывали сейчас и в котором пребывали раньше.

Каким простым, но искренним и глубоким чувством веры наполнила меня та ночная служба. Я никогда не забуду этих детских впечатлений, пронесенных мною сквозь годы. Удивительные и радостные чувства. Но те светлые моменты, врезавшиеся в мою память, вскоре затмились тенью обыденной жизни. Смогу ли я когда-нибудь вернуться к тем чистым, ясным чувствам веры, к тому простому поклонению? И так каждый человек, взрослея, погружается в свои бесчисленные влюбленности, боли и невзгоды, переживания и размышления, забывает о чистоте помыслов, незамутненности чувств ребенка.