Любовница. Леди и дезертир - Сойер Шерил. Страница 22

— Бирлингдин? — она подняла на него удивленный взгляд. Она, кажется, начала понимать, кто был ее спасителем. — Я была на пути в Клифтон.

— Вы не можете продолжать путь сейчас. Позвольте мне предложить вам убежище на ночь.

— Вы кузен Себастьян?

— К вашим услугам, леди Гамильтон. — Он ловко поднялся на ноги, сунул руку в карман пальто, которое было разостлано на траве, и вручил ей кусочек белого незапятнанного шелка. Затем он молча смотрел, как она стирала его платком грязь и слезы со своего лица. Сквозь пальцы она видела, как его веки трепетали, а во взгляде его зеленых глаз все еще таилась тень удивления, которое она уловила и в его голосе, как только он увидел ее.

София думала, что Гарри будет испытывать страх в огромном пустом доме, но на следующее утро сын выскользнул из ее постели, куда она взяла его в предрассветные часы, открыл дверь и спустился вниз по лестнице, завернувшись в покрывало. Еще до того как она проснулась, он обнаружил кухню, где перед очагом сушились его вещи, они были уже теплые и сухие. Кухарка тут же надела их на него и накормила мальчика завтраком.

Гарри рассказал ей обо всем этом, когда София сидела перед зеркалом, укладывая свои волосы. Сегодня он выглядел посвежевшим, глаза его сияли.

— Кузен Себастьян разрешил мне погулять по дому. Только я не должен выходить на улицу.

— Это очень продуманно с его стороны. — Она посмотрела на него. — Но не убегай без меня далеко. В Бирлингдине легко заблудиться, если ты не знаешь его.

— А ты знаешь, мама?

— Да.

— Тогда покажи мне его.

Когда они вышли в коридор, она помедлила в нерешительности.

Следовало, конечно, спуститься вниз, поприветствовать хозяина дома и присоединиться к нему в столовой для завтрака. Но у нее совсем не было никакого аппетита, и она все еще испытывала странное чувство неловкости от встречи с Себастьяном Кулом. Прошлым вечером он привез ее в дом, а затем предоставил своих слуг в ее распоряжение, чтобы она и Гарри могли снять свою мокрую одежду, помыться в горячей ванной и переодеться в сухие вещи. Это были ее старые наряды, пролежавшие в кладовке в течение многих лет. Накануне вечером, после перенесенного потрясения, София настолько устала, что у нее не было ни сил, ни желания разговаривать, и как только спальни были готовы, она отправилась спать, предварительно удостоверившись, что Гарри поужинал. Это было никак не похоже на встречу, которую она запланировала: вежливое приглашение полковнику Кулу посетить Клифтон, попытка понять, что она думала о человеке, который теперь жил в доме Эндрю, спал в его комнате и руководил парком и фермами, которые были заботой и гордостью всей жизни ее мужа.

София взяла Гарри за руку:

— Я вот что скажу тебе. Я покажу тебе только одно место. — Она прошла вдоль по коридору к задней лестнице. — Там наверху расположена старая детская. А рядом с ней большая комната, где мы с твоим папой играли в разные игры, когда были маленькими.

Гарри отпустил ее руку, побежал вперед и затопал вверх по деревянным ступенькам.

— Какие игры? Там есть игрушки?

— Самые разные, — сказала она, перекрикивая шум, который раздавался сверху. Казалось, прошло очень много времени, с тех пор как голос ее сына будил эхо в Бирлингдине.

Гарри нашел комнату и уже карабкался на игрушечную лошадку, когда она остановилась на пороге. Это место было убежищем в дождливые дни, сюда она и Эндрю прибегали вечерами, чтобы обсудить прошедший день и обдумать планы на следующее утро. Здесь позднее они читали или писали письма вместе, говорили о будущем, которое должно было привести их к чудесному продолжению счастья, которое они уже разделяли. Место для обмена секретами и клятвами.

София стояла в центре комнаты, пока Гарри тщательно осматривал все вокруг, и отвечала на его замечания по поводу каждой новой случайной находки. Здесь, посреди коробок, стульев и ширм, она и Эндрю разрабатывали игру «охота за сокровищами». Они прятали записки, втискивая их под обложку книги, подсовывая под ленту на шляпе куклы-моряка, просовывая сквозь окно миниатюрной деревянной кареты, которую везли вырезанные вручную лошади.

И тут ее осенило. Девятнадцать месяцев до этого, когда смерть Эндрю была подтверждена и она могла заставить себя уладить его дела, она и управляющий разыскали и прочитали все бумаги, касающиеся семейного имения. Большинство из них были заперты в ящики и чемоданы в кабинете и библиотеке, некоторые находились на юридическом хранении. Она думала, что прочитала каждый документ. Эндрю хотел, чтобы она увидела эти бумаги. Но это было до того как она узнала, что он мог оказаться английским шпионом.

Она закрыла глаза и задала себе волнующий вопрос. Эндрю скрывал от нее эту особенную правду, пока был жив. Но, зная об опасности, которая подстерегала его на каждом шагу, не мог ли он оставить ей объяснение, прощание, некое извинение за единственный секрет, который у него когда-либо был от нее? Если это так, то, естественно, он не хотел, чтобы это находилось среди его официальных бумаг. Нет, письмо для нее могло быть спрятано только здесь, в их тайнике. Она должна найти его случайно, тогда, когда любые опасности, которые он описывал ей, уже канут в прошлое. Когда для нее будет не столь болезненно обнаружить его.

Это были трогательные, покрытые пылью, брошенные игрушки. Все куклы рассыпались, и только их фарфоровые лица сохранили нежные цвета прошлого. Музыкальная шкатулка-карусель нестройно зазвучала, когда она подняла ее, будто прося повернуть тугой маленький ключик и завести ее. София была рада, что Гарри не попросил ее сделать этого; он был занят тем, что толкал карету по ковру.

Он удивленно посмотрел на мать, когда София наклонилась к камину.

— Что ты делаешь?

— Здесь когда-то был незакрепленный кирпич. Никто не знал о нем, кроме твоего папы и меня. Все кирпичи хорошо подогнаны друг к другу, ты видишь?

— Ох! — он подошел к ней. — Этот? — И под давлением его пухлых пальчиков кирпич немного сдвинулся.

— Да! — Вдвоем они извлекли его, и она чуть не уронила его на каменную плиту под очагом.

Там не было никакого письма. Но там лежало что-то, находясь напротив полости в кирпиче с обратной стороны. Это был ключ. Не дверной ключ и, возможно, даже не ключ от стола или сундука, так как он был не больше, чем ключ от музыкальной шкатулки.

Гарри достал его. Ключ сверкнул на его ладони медью, сохранившейся незапятнанной в безвоздушном пространстве за кирпичом.

— Можно мне его взять, мама? Для чего он?

Потрясенная, она мгновение не могла ответить. София вставила кирпич на место. Гарри опустил ключ в карман. Почувствовав, что в комнату кто-то вошел, София быстро поднялась.

Себастьян Кул стоял в дверном проеме.

Он молчал. Гладкие черные волосы обрамляли его смуглое лицо, а взгляд окруженных черными ресницами глаз казался настороженным, даже грозным.

Она произнесла с запинкой:

— Доброе утро.

Он заставил себя улыбнуться.

— Доброе утро, леди Гамильтон. Я догадался, где мне стоит искать вас. Надеюсь, вы полностью оправились после вчерашнего?

— Спасибо, нам обоим гораздо лучше.

— Я счастлив слышать это. Вы позавтракаете вместе со мной? — Он отошел в сторону и сделал жест по направлению к двери. Когда София прошла мимо него, он бросил на Гарри быстрый, изучающий взгляд. Невозможно было понять, видел ли он, как мальчик взял ключ, или был раздражен из-за того, что они зашли сюда. Но она не чувствовала себя обязанной оправдываться перед ним.

Жак лежал ничком на мятой постели и слушал. Впервые после пережитого он получил возможность оценить звуки в доме и сформулировать некое представление о жизни семьи друзей, которые приняли его. Семья де Вийеров, происходившая из старого нормандского рода, как и его родители, жила в Лондоне с 1793 года и не горела желанием возвращаться назад, во Францию, но они сохранили контакты с теми, кто жил по другую сторону пролива Ла-Манш. Он никогда не намеревался воспользоваться их гостеприимством в то время, пока был в Англии, но сейчас у него не было выбора. Когда он добрался до их двери, он уже не мог идти дальше.