Любовница. Леди и дезертир - Сойер Шерил. Страница 23

С тех пор дни растворялись один в другом, и были моменты, когда он проваливался в беспамятство, не имея понятия, где находится. Вийеры привели к нему своего семейного доктора, но чужие люди вокруг его кровати, все без исключения, казались ему врагами, и он отталкивал их руки, когда они пытались дать ему воды. Это было единственным, что ему удавалось проглотить.

Период полубессознательного состояния, который следовал за каждым приступом лихорадки, стирал все воспоминания того, что он сказал или сделал своим многострадальным хозяевам и их слугам.

Только один визит с ясностью мог вспомнить Жак. Вирджиния, самая юная в семье, пришла к его постели поздно ночью со свечой в руке, в то время как одна из старших служанок храпела на большом стуле у очага. Когда девушка проскользнула в его комнату, тусклое, дрожащее пламя осветило ее подобно призраку.

— Кто это? — спросил он по-французски.

Она выглядела взволнованной, но решительно настроенной.

— Вы кричали. Я услышала вас из своей комнаты.

— Простите. — Его голова покоилась на влажной подушке, но он пытался поднять свою руку и протереть глаза.

Вирджиния опустилась рядом с его постелью, поставила свечу на маленький столик, выжала тряпочку, лежавшую в чашке с холодной водой, и легонько приложила ее к его лбу.

— Вы должны отдохнуть и поправиться. Говорят, что вы уже преодолели самую сильную лихорадку. Не бойтесь. Мы ухаживаем за вами.

Ее голос был мягким, а лицо при свете свечи сияло уверенностью молодости.

Девушка взяла его за руку.

— У вас сильный жар. — Она обернула влажную тряпочку вокруг его запястья и держала его пальцы в своих.

Боль накатывала волнами, как всегда. Когда одна из них отступила, он снова нашел ее глаза, но тут же гримаса боли исказила его лицо. Он не мог больше видеть ее ясно, но чувствовал прикосновение ее щеки к тыльной стороне его руки.

— Вы не должны быть одиноки. Когда вы поправитесь, мы поможем вам добраться домой.

Жак пробормотал слова благодарности, и она выскользнула из комнаты.

Теперь, когда его силы начинали возвращаться, он должен был уладить свои дела и уехать. Но не домой. Было слишком много поражений и одно невыполненное обещание. И, самое главное — здесь, в Англии, была женщина, с которой он был связан большим количеством нитей, чем она предполагала.

Всю свою жизнь Жак следовал порыву, беспокойному духу, который заставлял его действовать, пускаться в авантюры — ради их увлекательности, чтобы испытывать острые ощущения. Старший брат Рене, который любил и понимал его, спросил его однажды:

— Ты когда-нибудь остановишься и задумаешься? Ты когда-нибудь будешь серьезно относиться к чему-либо?

Жак засмеялся и ответил:

— Все, что я делаю, я делаю осознанно. Я делаю выбор с открытыми глазами.

— И что ты имеешь от всего этого?

— Живу полной жизнью.

Он был прав, но не в буквальном смысле, так как снова и снова обнаруживал, что случай может добавлять кое-что к его пути. Все его смелые выборы, ради которых он шел на риск, приносили впоследствии чувство вины и раскаяния.

Затем он встретил Софию Гамильтон. До того дня он полагал, что невозможно убежать от прошлого, полного ошибочных и опасных поворотов, или от будущего, над которым довлела одна темная ужасная цель.

Но его первое столкновение с этой леди озарило все его тягостные мысли и все его беспорядочные желания чистым всепроникающим светом.

Его мир снова стал новым. С того момента он жил с мыслью о ней в сознании и звуком ее голоса в сердце. Это как раз и было то, что имел в виду Рене. Это было серьезно. Он не мог позволить ей уйти.

Себастьян восхищался тем, как София Гамильтон справлялась с последствиями происшествия. Она была спокойна и рассудительна, совершенно не похожа на то испуганное существо, которое он держал в своих руках днем ранее.

Он сидел за завтраком в гостиной напротив нее в то время как она расспрашивала кучера. Себастьян сам съездил к протоке час назад и мог подтвердить все сказанное кучером.

Карета, как оказалось, ремонту не подлежала. Ее обломки по-прежнему находились на середине реки, но кучер вошел в воду, чтобы хорошенько все рассмотреть. Если бы София и мальчик путешествовали внутри кареты, вместо того чтобы сидеть рядом с ним на облучке, — об этом развлечении как раз попросил Гарри сам, — не было сомнения в том, что они были бы раздавлены и утонули, как и те две несчастные лошади.

Причина крушения заключалась в самой дороге: никто не заметил трещину, образовавшуюся из-за проливных дождей. Леди Гамильтон объяснили, что поток воды с вершины холма, должно быть, пошел по другому руслу и на поверхности дороги как раз перед бродом образовалась довольно глубокая размоина. Лошади проворно преодолели ее, но когда передние колеса кареты погрузились в выбоину, толчок был настолько сильным, что одно колесо отвалилось.

Леди Гамильтон воздержалась от того, чтобы посмотреть на Себастьяна, когда была упомянута эта деталь, и он был признателен ей за это. Он прибыл сюда всего несколькими днями раньше, у него была масса других забот, и вряд ли можно было ожидать, что он сразу же поедет по окрестностям, чтобы осмотреть дорогу. Тем не менее он разделял ответственность за ее содержание в рабочем состоянии вместе с владельцами Клифтона. Это была не главная дорога, поэтому, несмотря на то что ее содержание приходилось на округ, владельцы земли должны были купить камень для ремонта и заплатить рабочим.

Себастьян задумался на секунду и решил не говорить ей, что он в действительности заплатил неким дорожным рабочим, чтобы они осмотрели поверхность еще позавчера. Это могло послужить для него оправданием.

Сегодня он отправил туда трех рабочих, чтобы сделать дорогу более-менее проезжей, прежде чем появится вторая карета, везущая из Лондона личную камеристку миледи и пару других слуг со всем ее личным имуществом.

Предыдущей ночью София послала в Клифтон сообщение с предупреждением о ее прибытии и заказом парного двухколесного экипажа к середине дня.

— Парный двухколесный экипаж? — переспросил Себастьян.

— Да. Он будет здесь, Комб? — обратилась она к кучеру.

— Я могу поручиться за это, миледи. Он в лучшем состоянии, чем ваша карета. Кстати, говоря о ней, должны ли мы тащить развалину домой или избавиться от нее каким-то образом?

— Пусть привезут ее сюда после обеда на телеге.

Комб стоял посреди комнаты и вертел шляпу в своих больших руках. После несчастного случая он держался стойко, но переживал, будто это была его личная трагедия. Леди Гамильтон с пониманием смотрела на него. Ее тихий голос дрогнул, когда она спросила:

— А лошади, Комб?

— Те две, что умерли, похоронены, миледи. — Тягостная пауза. — Другие будут готовы ехать домой завтра.

— Я позабочусь о том, чтобы за ними хорошо ухаживали, — сказал Себастьян.

Она с благодарностью посмотрела на него, затем кивнула кучеру, когда он уходил.

— Спасибо. И мужайся. Нам всем повезло, что мы остались живы.

— Миледи, — сказал он с чувством, поклонился и вышел.

Себастьян приподнял бровь и спросил:

— Парный двухколесный экипаж?

— Это единственная вещь на колесах, которая у меня осталась, за исключением повозок с фермы. На нем не ездили уже много лет, но Комб знает свое дело. Если мы поедем домой на нем, это взбодрит его. И развлечет Гарри.

— На мгновение я подумал, что вы собираетесь сами взять поводья, — сказал Себастьян, когда они уже были одни.

— Я так не думаю. Хотя я часто удивлялась, как он может использоваться для охоты. Королева Анна имела обыкновение ездить за гончими в подобном экипаже вверх по холмам и вниз по долинам по сорок-пятьдесят миль в день.

Он улыбнулся и посмотрел на нее каким-то загадочным взглядом:

— Я помню все… И даже то, как ты говорила, что никогда не будешь охотиться.

— О, — сказала она, — значит, ты помнишь тот день?

— Во всех подробностях.