Шоколад (СИ) - Тараканова Тася. Страница 51

— Хорошо, что ты это сказала. Но человек может измениться, если сам этого захочет.

— Это была Карина?

Кажется, во мне неожиданно проснулась ревность. Ещё один звонок от гормональной зависимости. Ведь раньше мне было фиолетово на Карину. Пасечник проницательно посмотрел на меня, спрятав улыбку в глазах.

— Не помню. В моих мыслях давно поселилась пчёлка Майя, — он поцеловал меня в нос. — Ты до сих пор вся в страхах, маленькая пчёлка. Но это лечится.

Пасечник притянул меня ближе, мысли отключились от его нежного поцелуя, колени ослабли, внизу живота собралась тёплая волна, и я превратилась в сладкое желе, готовое к употреблению.

Мы с Пасечником больше не поднимали травмирующих тем, по ночам занимались любовью, если можно так назвать секс между начальником и бывшей заключённой, днём я гуляла по территории лагеря (странно, что всё время стояла солнечная погода) или помогала поварихе Светочке — новой пассии Витьки, той самой с розовыми волосами. Она оказалась компанейской девчонкой, рассказавшей, как по дурости они с приятелем угнали соседскую девятку, и попали в аварию. Парень получил серьёзную травму, а Света, сидевшая за рулём, отделалась диким испугом и двумя месяцами колонии.

Через несколько дней состоялся суд. Пасечник настроил свою секретную связь, и я очутилась зрителем в зале суда. Отягчающим вину Бортникова оказалось не только то, что он отправил на скамью подсудимых меня, но и то, что, оказывается, заплатил Стасу (его привели под конвоем) за насилие надо мной. Бортников отрицал вину, сказал, что заплатил, чтобы Стас присмотрел за мной, но Смердин подтвердил слова обвинения. О том, как Смердин и Козлов за мной присмотрели, сказали кратко, присоединив к делу показания Виктора и справку о моём ранении.

Адвокат предъявил суду мошенническую схему Бортникова при продаже нашей квартиры и потерю моей доли, заявление бывшего мужа в суд о лишении меня материнских прав и свидетельства соседей об отношении отца к собственному ребёнку. Адвокат вызвал соседку тетю Надю, которая подтвердила, что отец жестоко обращался с сыном. Детали и доказательства жестокости Бортникова я выслушала с каменным лицом. Все слёзы, кажется, были выплаканы.

В заключительном слове адвоката образ бывшего мужа приобрёл поистине демонические черты. Ему присудили три года колонии общего режима, с разменом квартиры и выплатой компенсации пострадавшей стороне, то есть мне.

На следующий день был суд над Козловым и Смердиным. Пасечник попросил меня присутствовать. Я наотрез отказалась. Это была не трусость, а бешеное желание заткнуть уши, закрыть глаза и спрятать голову в песок. Моя душа корчилась в муках, едва вспоминая о них. Меня окунут в подробности той грязи и унижений, в которых я не виновата, но опять должна пережить, сохраняя при этом выдержку и непроницаемую маску на лице. Не хочу даже представлять.

— Майя, пожалуйста.

— Я не могу.

— Ты будешь слышать только мои ответы.

— Это…невыносимо.

— Я знаю. Просто будь рядом. Ты сможешь.

Пасечник уговорил меня. Не знаю, чем он руководствовался, но, видимо, считал, что я должна знать всё. Он устроился перед монитором, надел гарнитуру. Если слушать только его голос, можно и не знать, что происходит в зале суда.

Судья женщина в чёрной мантии что-то вещала, сидя на возвышении за судейским столом, я повернулась боком. Не хочу. Хорошо, что нет звука, можно закрыть глаза и очутиться на солнечной поляне, вдыхая медовый запах луговых цветов. Сорвать ромашку, погадать «любит-не любит», завалиться в траву, раскинув руки, слушать жужжание маленьких работников над головой, сплести венок из трав и цветов. Для основы взять стебли ивы, как учила мама, скрутить кольцом, на него букетиками лютики, ромашки, смолку, клевер, любимый цветочек пчелок…

Голос Пасечника выдернул меня из умиротворённого состояния.

— После доклада медика осуждённую Бортникову утром доставили ко мне.

У меня ёкнуло сердце, ком подступил к горлу. Начинается. Пасечник взял меня за руку, успокаивающе погладил. За что мне это опять?

— Не поверил, предложил карандаш для самообороны. Пошутил…неудачно. На самом деле, я чувствовал, что Бортникова говорит правду, но не захотел разбираться.

Выдернула у него свою руку.

Какая мерзость! Он не захотел, а я два дня голодала в комнате, танцевала грёбаный стриптиз. Ненавижу!

— Узнал про нападение, когда ночью подняли по тревоге.

У меня не получалось отстраниться. Я отвернулась от экрана и от Пасечника.

— Я понял, как Смердин получил травму. Да, тем самым карандашом.

Как всё это выдержать?

— Бортникова не сказала про Козлова. Я не знал, что он был вместе со Смердиным. Она была в состоянии стресса и, видимо, думала, что я знал обо всём и покрывал их.

Именно так я и думала. Весь лагерь насильников во главе с начальником.

— Он исполнял обязанности заместителя.

Любимчик начальника и главная тварь колонии.

— Оставил её в мед части. Козлов докладывал, что всё в порядке. Я не знал об избиении и побеге.

Начальник, который ничего не знал. Сколько раз ещё он это скажет.

— Попросил на сеанс связи привести медика, хотел узнать о самочувствии Бортниковой. Козлов два раза придумывал причину, по которой док не смог прийти. Понял, что Козлов врёт, и срочно вылетел в колонию.

В грозу прилетел на вертушке, бежал от взлётки до лагеря! Геройский герой. И всё равно опоздал.

Пасечник обернулся ко мне, снял гарнитуру.

— У судьи вопрос. Просит назвать цвет трусов, какие были на тебе в момент нападения. Нашли несколько штук при обыске в комнате у Козлова.

К горлу подступила тошнота, виски прошило болью.

— Подыши. Не торопись.

— Серые с розовым сердечком.

Договорив, я вскочила и ринулась в туалет. Пасечник догнал уже около унитаза, придержал волосы, когда меня вырвало. Помог подняться, пустил воду в умывальнике.

— Сможешь сама? Мне надо ответить.

Он вышел, я сполоснула лицо холодной водой, прополоскала рот, подставила под струю ладони и держала их до тех пор, пока руки не заледенели. Сколько ещё терпеть это издевательство? Сейчас начнутся вопросы о яме. Пасечник мог бы меня защитить. А он? Два раза ШИЗО. И потом…. Какие ещё нужны доказательства, что я дура. Сплю с ним.

Через некоторое время Пасечник зашёл в ванную, посмотрел на меня, сидящую у стены на полу, помог подняться, обнял, пытаясь поймать мой взгляд.

— Проклинаешь?

Я чувствовала себя смертельно усталой. Из меня будто невидимым насосом выкачали силы, оставив лишь хлипкую оболочку.

— Обожаю. Разве не видно?

Хотелось лечь и вырубиться.

— Сможешь ответить на несколько вопросов?

Пасечник беспощадно разрушал свой образ в моих глазах, зная, что по касательной безжалостно бьёт по мне, всё равно пёр как ледокол сквозь торосы. Он отвечал предельно честно, живьём сдирал с себя шкуру, проходя свою голгофу, но мне от этого было не легче.

Он отключил гарнитуру, усадил меня перед монитором. Безжизненным голосом я ответила судье, что в яме сидела три дня, меня не кормили, спала на деревянном поддоне, укрывалась клеёнкой от дождя, выбралась сама, когда случилось землетрясение. Судья хотела услышать подробности, но Пасечник подхватил меня подмышки, поднял на руки и отнёс на кровать. Сознание уплывало, глаза слипались, я накрыла голову подушкой, чтобы больше ничего не слышать и, уже проваливаясь в темноту, почувствовала, как он накрыл меня одеялом. Хлопнула дверь. Начальник ушёл.

На следующий день прилетал новый отряд сотрудников, а мы со Светой покидали колонию. Пасечник отдал мне паспорт, телефон, бпнковскую карточку и ключи от своей квартиры.

— Живи с сыном у меня, пока не решишь проблему с жильём. Я ещё долго не появлюсь в городе. Сбросил тебе координаты юриста. У него документы по твоему делу, он со всем поможет. С ним я тоже буду на связи. Тебя встретит шофёр с машиной, увезёт на мой адрес, или… в любое другое место.