Индустриализация (СИ) - Нестеров Вадим. Страница 74

«В общем, пьеса слабая.

Ну, хватит.

Привет!

И. СТАЛИН».

Самые ушлые из писателей быстро просекли перспективы, открывающиеся с таким увлеченным читателем, и начали сами посылать вождю свои опусы.

Одним из первых это ноу-хау запустил Киршон. Еще в 1930 году, когда Сталин только-только укрепился на троне, наш драматург отправил бандерольку генеральному секретарю:

«Дорогой тов. Сталин!

Я закончил пьесу, о которой Вам рассказывал. Она называется «Хлеб». Это первая пьеса задуманной мною трилогии. Эта относится к зиме 29 года, остальные будут посвящены непосредственно проблеме коллективизации.

До постановки пройдет еще много месяцев, и я смогу еще исправить пьесу. Очень прошу Вас указать мне ее недостатки.

Я очень жалею, что не мог закончить пьесу раньше, чтобы она могла быть показана съезду или хотя бы напечатана. Но, помня Ваш совет не торопиться, я не счел возможным ускорять работу в ущерб качеству.

Однако я не могу не послать Вам пьесу перед съездом, когда все члены партии отчитываются в своей работе, потому что так же, как и все мы, рассматриваю свое творчество как одну из форм участия в борьбе за линию партии.

С ком. приветом

В. КИРШОН».

Мстительные коллеги, не додумавшиеся до такой простого решения, сочинили в отместку про этот «Хлеб» очень смешную байку – мол, на одной из встреч Сталина с писателями проныра Киршон протолкался к Иосифу Виссарионовичу и поинтересовался у вождя:

– Я слышал, вы вчера были на моей пьесе «Хлеб» во МХАТе. Мне очень важно ваше мнение.

– Вчера? - удивился вождь – Не помню! Вот когда в 13 лет посмотрел «Коварство и любовь» Шиллера - помню. А ваш «Хлеб» – не помню.

Но Киршон на происки завистников внимания не обращал, и гордо и аккуратно вел переписку со Сталиным. Как раз в октябре 1932 года вождь получил очередное письмо:

Дорогой товарищ Сталин!

Посылаю Вам свою пьесу, задуманную давно и окончательно оформившуюся во время поездки за границу

Очень прошу Вас прочесть ее и дать мне указания.

С коммунистическим приветом.

В. КИРШОН

И даже получил требуемые указания:

Тов. Киршон!

Пьеса вышла у Вас неплохая. Хорошо бы пустить в дело немедля.

И. СТАЛИН

Индустриализация (СИ) - img_170

Да что там говорить – сейчас я процитирую один текст, который выглядит совершенной фантастикой. Как выяснилось, не один Киршон додумался до этого нетривиального расширения своей читательской аудитории. Текст ниже написала 24-летняя девушка-журналист Елена Микулина, у которой в мае 1929 года не хотели печатать очерки, отмазываясь, что в стране нет бумаги. Вот она.

«… втот момент, когда я говорила с ЦО Работниц, у меня снова возникла мысль отнести книжку Сталину. Но как, как это сделать? На другой день, сразу решившись и не давая себе времени на размышления, я позвонила в ЦК – кабинет секретаря тов. Сталина. Чей-то голос ответил:

– Я слушаю.

– Я хочу передать тов. Сталину материал о том, как проходит соревнование на предприятиях, – говорю я, чувствуя, что от волнения у меня замирает сердце.

Голос отвечает:

– Ну, что же, пожалуйста, пришлите.

– Но я хочу видеть лично, – возражаю я, собрав последний остаток своих сил.

– Приходите и принесите.

Трубка вешается…

Я никогда не забуду этого дня, потому что он был днем чудес. В тот же день совершенно неожиданно меня позвали к телефону. Я, конечно, не ждала ответа из ЦК, а, лежа на кровати, смотрела, как по потолку ползет первая муха. В телефоне голос, как будто знакомый.

– Мне нужна Микулина.

– Это и есть Микулина, я сама.

– Ну, так слушайте, товарищ. С Вами будет говорить сейчас Сталин.

– Кто? – переспросила я. – Сталин?

– Да, с Вами будет говорить Сталин, не отходите от телефона.

Ту секунду, что я стояла у молчавшей трубки, я вспоминаю, как бешено вертящийся хаос. Уши у меня горели холодным огнем, а по животу ползли мурашки. Наконец трубка ожила и незабываемый, и теперь самый любимый из всех голосов на свете, – голос спросил:

– Вы хотели со мной говорить?

От того чудесного, что на меня накатилось, я могла только ответить:

– Да.

Трубка снова заговорила:

– Я согласен дать Вам предисловие к Вашей книжке.

– Правда? – закричала я, забыв о страхе. – Вы ее прочли? Всю? Она Вам понравилась?

– Да, я ее прочел, – отвечает Сталин. – Это прекрасная, правдивая книга. Надо дать ее в «Правду» вместо фельетона.

– Но мой ГИЗ? Мой договор с ним? Хотя, если Вы хотите, я его разорву, – кричу я.

– Нет, – сказал Сталин, – я не хочу, чтобы Вы материально пострадали. Мы сделаем лучше так: мы дадим отрывки из книги. Это будет Вам хорошо для тиража.

Я готова была влезть в трубку, чтобы увидеть Сталина ближе. И охваченная этим желанием, забыв обо всем, я заорала в трубку:

– Я хочу Вас увидеть, хоть одним краешком глаза, хоть на минутку.

В ответ послышался хохот.

– Зачем же одним глазком, можно – двумя. Вы можете прийти в пятницу в два часа?

– Могу ли я, вот вопрос. Конечно, могу, – закричала я. И добавила: – Ой, я умираю, я не могу. Неужели это Вы действительно со мной говорите? Нет, я должна умереть.

Трубка опять захохотала.

– Нет, не умирайте, товарищ. Надо писать побольше правдивых рассказов. А простите, разрешите задать Вам один нескромный вопрос: Вы партийная?

– Нет, беспартийная.

– Еще один нескромный вопрос: сколько Вам лет?

– Много, – вырвалось у меня. Но тотчас же я спохватилась: – Не знаю – много или нет – 24 года…

– Ну ладно, товарищ, так Вы договоритесь с ГИЗом – не возражает ли он об опубликовании в «Правде» части книги. И приходите в пятницу.

– Если не умру от счастья, – крикнула я.

– Нет, не умирайте. До свидания…».

Там дальше еще много всего было, но смысл понятен. В итоге брошюру с предисловием Сталина напечатали 100-тысячным тиражом.

Но, пожалуй, еще больше меня поразило продолжение этой безумной истории.

Опытная журналистка Руссова напечатала где-то в Иваново-Вознесенке критическую статью, в которой вдребезги разнесла вышедшую с предисловием Сталина брошюру начинающей журналистки Микулиной «Соревнование масс».

Так вот, товарищ Сталин не только эту статью где-то откопал, он еще и прочитал всю эту полемику, которая сегодня панибратски именуется «срач», внимательно изучил аргументацию сторон с карандашиком и написал начальнику «Главискусства» т. Кону и секретарю областного бюро ЦК Иваново-Вознесенской области т. Колотилову огромное письмо, объемом чуть не с половину брошюры молодой журналистки Микулиной.

Там он на нескольких страницах доказательно обосновал, в чем неправа журналистка Руссова, а в чем ошибается журналистка Микулина, и что надо сделать, чтобы все стало правильно и по феншую. Не вру, правда, там по итогу уже прямые указания:

«Я думаю, что следовало бы товарищам иваново-вознесенцам призвать т. Микулину в Иваново-Вознесенск и «надрать ей уши» за те ошибки, которые она допустила. Я отнюдь не против того, чтобы пробрали хорошенько в прессе т. Микулину за ее ошибки. Но я решительно против того, чтобы толкнуть ко дну и поставить крест над этой безусловно способной писательницей.

Что касается изъятия брошюры т. Микулиной из продажи, то эту дикую мысль следовало бы, по-моему, оставить «без последствий».

С комм. приветом

И. СТАЛИН»

Молодая журналистка Микулина, кстати, проживет не очень легкую, но зато долгую жизнь, уже при Горбачеве будет пытаться заступиться за Стаханова и стахановцев, с которых, по обычаю тех лет, «срывали покровы» в «Комсомолке», какое-то время будет старейшей журналисткой страны и умрет в 96 лет.

Но вернемся к Сталину. Он действительно очень пристально следил за современной ему литературой и уделял ей большое внимание.