Приручить Сатану (СИ) - Бекас Софья. Страница 54
Ева услышала, как где-то с правой стороны от кровати тихо открылась и закрылась дверь, впустив невидимого гостя в комнату. Девушке не нужно было даже открывать глаза и поворачивать голову, чтобы узнать, кто вошёл — она бы всё равно не смогла этого сделать, — потому что по осторожным, но немного тяжеловатым, как у медведя, шагам она сразу поняла, что это Саваоф Теодорович. Её чутьё не подвело её, и через несколько мгновений в свете лампы появилась его фигура, ярко освещённая с одной стороны и остававшаяся в тени с другой. Он молча подошёл к кровати и как-то слишком серьёзно прошёлся взглядом по её лицу, бесцеремонно заглянул в глаза, словно ждал от неё за что-то прощения, а она, беспомощно глядя на него широко раскрытыми глазами, никак не могла понять, за что. Во всём его теле читалось напряжение, и Ева буквально чувствовала, как где-то глубоко, словно на дне котла, опасно тихо булькало раздражение, готовое в любой момент закипеть и выплеснуться за бортик.
Прошло минуты две-три, а Саваоф Теодорович так ничего и не сказал, рассматривая Еву с выражением лица, которое можно было бы расценить как «большое недовольство». На секунду в голову девушки пришла мысль, что, возможно, он является лишь результатом сонного паралича, однако Саваоф Теодорович вдруг шевельнулся и медленно и глухо заговорил:
— Благими намерениями вымощена дорога в ад… Так хорошо знакомое нам всем крылатое выражение, а сколько смысла в нём, верно? В особенности для меня… — Саваоф Теодорович неохотно оторвался от глаз Евы и перевёл взгляд в окно, за которым вдруг, как по взмаху волшебной палочки, погасли все фонари, и теперь только многоэтажки смотрели на мир своими бело-жёлтыми слепыми глазами. — Меня называют прародителем зла, чистой яростью, ненавистью ко всему человечеству и Богу… Возможно, в чём-то из этого и есть правда: я действительно смеюсь над людьми и Небесами с их извечным стремлением сделать из каждого идеал… Искупить своей жизнью грехи тех, кто этого не достоин, о, как это в духе Небес! «Справедливость», — говорите вы… Какая же тут справедливость, когда грешник стоит плечом к плечу с праведником и показывает язык оставшимся вне досягаемости демонам? М, Ева?
«Не в том был подвиг Христа», — подумала Ева, внимательно следя за каждым движением Саваофом Теодоровича; её губы силились что-то сказать, возразить, однако абсолютная тишина в комнате оставалась всё такой же абсолютной тишиной. Без ответа.
— Ну, я жду, говори свои мысли по этому поводу: мне действительно важно узнать твоё мнение, — сказал, словно резанул острым лезвием, Саваоф Теодорович, отходя куда-то за кровать и появляясь с другой стороны — Ева со страхом заметила, что стены, всё убранство комнаты куда-то исчезло, осталось только незашторенное окно с бледноватыми силуэтами высоток, жёлто-рыжая лампа и её широкая кровать. — Не в том, говоришь?.. Хочешь сказать, я чего-то не понимаю? — слишком опасно и ядовито протянул Саваоф Теодорович, задумчиво поглаживая редкие усы.
«Вы меня простите… Я не верю, если честно…»
В комнате раздался громкий смех, больше напомнивший раскаты грома.
— «Не верю»! «Не верю»!.. Знаем мы этих «неверующих», потом в апостолах оказываются. Хорошо, хорошо, продолжай.
«…но мне кажется, что суть подвига Христа заключается в том, чтобы каждый человек понял, что истинное добро добывается огромными трудами: только ты сам можешь сделать из тебя ангела, и никто другой».
Саваоф Теодорович раздражённо цыкнул и закатил глаза.
— Ну нет… А всё так интересно начиналось… «Мы должны творить добро»… Банальщина! — он эмоционально взмахнул руками, и за окном блеснула тонкой змейкой молния. — Нудятина!
«Почему Вас так раздражает это утверждение?»
— Да потому что это недостижимая цель, утопия, неосуществимая мечта! Да, честно признаю на весь мир, я не понимаю этого. Натура человеческой души такова, что она не может жить без зла. Ангелы, и те не смогли прожить без зла — часть из них сейчас правит адом. Да что там говорить, я…
Саваоф Теодорович осёкся, внимательно посмотрел на Еву, но та лишь спокойно слушала его, явно считая либо его, либо себя сумасшедшей.
— Не может свет существовать без тьмы, — подытожил Саваоф Теодорович, хмуро сводя брови к переносице. — Потому что, если не будет тьмы, что мы будем подразумевать под светом?
«Суть не в том, чтобы сделать из всего идеал, — подумав некоторое время, с расстановкой сказала Ева, — а само стремление к нему».
— Слова, слова, слова… — пробормотал про себя Саваоф Теодорович, отходя куда-то за кровать. — Их жалкий лепет душу разрывает и сердце сомневаться заставляет, лишь отречётся от престола голова.
Саваоф Теодорович полностью исчез из поля зрения, и Ева только слышала, как что-то шуршит позади неё, как вдруг два больших, словно купала, чёрных крыла появились по обе стороны от постели, закрывая её от постороннего мира, будто плотный надёжный кокон; пропало окно, пропала и лампа, и всё вокруг вернулось к своему изначальному состоянию: теперь Еву окружала лишь густая непроглядная темнота, разбавленная спасительным оранжевым огнём. Некоторое время всё было тихо, настолько тихо, что Ева, казалось, слышала стук собственного сердца; но вот Саваоф Теодорович заговорил, крылья раздвинулись в стороны, и перед глазами девушки предстала живая картинка:
— Изо дня в день люди старательно прокладывают себе дорогу среди неизведанных дебрей жизни… Посмотри, с какой внимательностью они укладывают кирпичики, с какой дотошностью подбирают для них материал! — Ева увидела, как люди, склонившись практически к самой земле, упорно стучали молотками по золотым слиткам, вбивая те в грязь. — Знаешь, что это?.. Это благие намерения. Видишь, как они работают? — Саваоф Теодорович слегка провёл рукой в воздухе, и изображение увеличилось: теперь Ева видела, с каким усердием делали люди своё дело. — Ведь их кирпичи не из золота, даже не из глины, а из такой же грязи, сквозь которую они прокладывают свою дорогу, лишь слегка покрытой сверху дешёвой фольгой. Но куда ведёт эта дорога?.. — изображение уменьшилось, и взору Евы предстало огромное болото, в котором находились люди. — А знаешь, почему? Потому что им важен лишь внешний вид дороги, а то, что она разваливается, не успеют они положить следующий кирпич, их не волнует. Ты думаешь, это лишь моя фантазия? Нет: в аду это наказание для тех, кто всю жизнь прожил благими намерениями, но так и не исполнил ни одного. Для тех, кто обещал свернуть горы, но их обещания оказались напрасными. Для тех, кто жил красивыми фразами и прикрывал ими свою пустоту.
Чёрные крылья встрепенулись, и изображение пропало, рассеявшись в воздухе цветным дымом; некоторое время перед глазами девушки ещё стояли силуэты сгорбленных, изнеможённых людей, а затем она сказала: «Вы плохо думаете о людях. Мы не идеальны, да ведь и нет в мире совершенства. Среди моих знакомых я не смогла бы назвать хотя бы одного действительно плохого… Таких нет. Во мне живёт стойкое ощущение, что все эти грехи существуют параллельно нашему миру, потому что я никогда не встречала в людях, например, уныния или гордыни».
Комнату снова наполнил низкий раскатистый смех, и смех этот был недобрый.
— Ты просто не видишь их сквозь призму своей наивности. Ты сама светла, как луч солнца на рассвете, и другие люди кажутся тебе такими же светлыми, как и ты. «Все эти грехи существуют параллельно нашему миру»… Я понимаю, о чём ты, — огромные крылья снова зашевелились, расступились, и перед глазами Евы возникла яркая живая картинка. — Вот приходишь ты в деревню, и там все такие добрые, отзывчивые, гостеприимные… Думаешь: «Ведь это простые, работающие люди, с чистой душой, с добрым сердцем». Приходишь ты в школу, встречаешь одноклассников, учителей и думаешь: «Да ведь это всё простые люди, без сажи на душе, с добрыми намерениями, они ещё не испорчены». Приходишь ты на работу, знакомишься с коллегами и думаешь: «Это всё простые люди: работают, трудятся, у всех семьи, друзья, они уже умудрены опытом и точно не совершают никаких подлостей». Где же грехи? — образы до этого бегающих туда-сюда людей пропали, и остался только сероватый знак вопроса. — Их нет. Уж не выдумало ли их человечество, м? Нет, не выдумало… — знак вопроса медленно перевернулся и превратился в коварно ухмыляющийся рот с острыми, как у акулы, зубами. — Они рядом, ждут своего часа, чтобы незаметно вонзить нож в спину. Они ведь на то и грехи, чтобы жить непозволительно близко и оставаться при этом незамеченными: это лишь обратная сторона медали. Возьми любого хорошего человека, переверни его, и окажется, что не такой уж он и хороший…