Ворону не к лицу кимоно - Абэ Тисато. Страница 16

Тя-но-хана сухо продолжала:

– Даже если не звали физиогномиста, те, кто долго прожил при дворе, умеют по телосложению и внешности определять, насколько прочны кровные узы той или иной девушки. Нет сомнений, что госпожа Летнего павильона происходит из Южного дома.

Понимая, что Тя-но-хана хвастается своим богатым опытом, Кикуно, сравнительно недавно начавшая свою карьеру дамы-нёбо при дочери главы дома, еще больше нахмурилась. Атмосфера сгустилась, но Сиратама тихонько сказала:

– Тя-но-хана!

Та поспешно обернулась:

– Да?

– Я бы хотела выпить теплой воды.

– Повинуюсь. – Тя-но-хана поспешно поднялась, бросила взгляд на Кикуно и быстро вышла.

Сиратама, дождавшись, пока ее шаги затихнут вдалеке, со вздохом объяснила Кикуно:

– Простите бесцеремонность моей нёбо.

– Что вы, госпожа Сиратама, вам совершенно не за что извиняться, – покачала головой Кикуно, и воцарилось неприятное молчание.

Но тут, желая исправить положение, громко заговорила придворная дама из Осеннего павильона:

– Однако же, если госпожа Хамаю действительно принадлежит к Южному дому, тогда ее поведение тем более непростительно, вы так не считаете?

– Ах, конечно, разумеется, – в один голос заговорили придворные дамы, не в силах дольше выдержать сложившуюся атмосферу. Поношение Хамаю явно не могло никому доставить неудобств. Пока все высказывали свое мнение, одна из дам оговорилась:

– Ах, как прискорбно! Из-за нее молодой господин все не появляется.

При этих небрежно брошенных словах Сиратама вздрогнула, а Масухо-но-сусуки подняла брови.

Молодой господин лишь один раз прошел под площадкой для любования сакурой и с тех пор больше не показывался во дворе Окагу. Обычно, когда заканчивалось представление ко двору, молодой господин сразу же навещал четырех девушек. Хотя официальные посещения проходили только по праздникам, до сих пор никто из наследников не соблюдал этого. Конечно, похвально, что нынешний молодой господин так аккуратно соблюдает традиции, однако девушки чувствовали себя брошенными и скучали.

Масухо-но-сусуки притворно улыбнулась и покачала головой:

– Молодой господин занят. Он ведь посещал внешний мир.

Род тэнгу – партнер Южного дома по торговым связям – проживал за пределами страны Ямаути, во «внешнем мире». Разумеется, общаться с ними дозволялось только представителям Южного дома, и лишь нынешний наследник, единственное исключение, уже несколько лет изредка выбирался за пределы страны.

Масухо-но-сусуки задумчиво оперлась щекой на руку и пробормотала:

– Он изволил заявить, что это для расширения опыта. Интересно, насколько он расширил свои взгляды. Он ведь с детства был такой.

При этих гордых словах Масухо-но-сусуки Асэби вздрогнула:

– А вам доводилось встречать молодого господина?

Когда девушки из благородных семей достигали брачного возраста, у них было принято прятать лица от мужчин, даже если это были их родственники. Даже в Восточном доме, где об этикете, можно сказать, совсем не заботились, соблюдали этот порядок при встрече со старшими братьями. Асэби и в голову не приходило, что Масухо-но-сусуки могла быть знакома с молодым господином.

Та, заметив удивление Асэби, самодовольно сказала:

– Только в детстве. Мы ведь с молодым господином кузены. Так что в юном возрасте часто играли вместе.

– А какой он – молодой господин?

Асэби всю жизнь была заперта в четырех стенах Восточного дома, до нее не добирались даже слухи о наследнике. Она сама удивилась тому, насколько сильно ей хотелось узнать что-то о нем. Масухо-но-сусуки сделала длинную паузу, обведя глазами помещение, и довольно засмеялась:

– Что ж… Он приятный господин.

– Чем же? – живо спросила Асэби.

Словно дразня ее, Масухо-но-сусуки стала неторопливо, с важностью рассказывать:

– Лицо у него благородное.

– Да?

– Он изящен и полон достоинства.

– Ах!

– Очень…

– Очень?

– Ласковый.

Слова прозвучали слишком уж умильно, и Асэби не нашлась что сказать. Придворные дамы из Осеннего павильона ахали – кто восхищенно, кто изумленно, – подпирая щеки руками.

– Возможно, это прозвучит странно, но удивительно, как такой господин появился в этом мире.

– Но ведь это так и есть, что тут скажешь? Он само совершенство – этот благородный юноша!

Кто-то из дам смущенно захихикал:

– Ах, скорее бы его увидеть!

– Не стоит нервничать: сегодня вечером, хочешь не хочешь, мы все сможем с ним встретиться.

– Не могу дождаться!

– Вы так говорите, госпожа, будто, кроме молодого господина, других и нет.

Масухо-но-сусуки поджала розовые, как лепестки цветка, губки:

– Разумеется. Я с рождения никого, кроме молодого господина, не считала за мужчин.

Вокруг поднялся пронзительный визг, посреди которого бесстрастно сидела Масухо-но-сусуки, – похвально, что тут скажешь. Асэби уже раскаивалась, что спросила у нее о молодом господине.

Ясно, Масухо-но-сусуки любит Его Высочество.

До сих пор Асэби даже не задумывалась, что другие думают о молодом господине, но теперь ей казалось, что сердце кто-то крепко сжал в кулаке. Присмотревшись, она заметила, что Сиратама из Зимнего павильона тоже сидела с каменным лицом. Все придворные дамы, кроме тех, что принадлежали к Осеннему павильону, одинаково засмущались, а Укоги даже осуждающе посмотрела на Асэби, которая завела этот разговор. Сразу после этого банкет закончился, чтобы все могли совершить очищение перед церемонией, и Асэби обрадовалась, когда об этом объявили.

Во дворце Окагу церемонию праздника Танго проводили на открытой площадке, под которую текла вода из водопада Очищения. Она была не такая, как подвесной домик в Летнем павильоне. С этой площадки, застеленной шерстяным ковром, можно было любоваться ирисами, которые посадили на мелководье.

Прикрыв омытое под струями водопада тело накидкой из плотного шелка, Асэби возвращалась в Весенний павильон. По дороге она разглядывала развешанные по столбам и бамбуковым занавесям шары кусудама, набитые травами и украшенные цветами. Кусудамы появились буквально на днях, и от них шел сильный запах ирисов и полыни. Прикрепленные к шарам тесемки пяти цветов [8] весело развевались на ветру, и весь дворец Окагу будто оживился.

Переодеваясь, Асэби выбрала наряд «Молодой клен» [9]. Если на однослойное хитоэ

ярко-алого цвета надеть бледно-зеленое утики [10], то создавалось ощущение, будто тело обернуто в молодые, только что проклюнувшиеся листочки. Можно было не наряжаться так, как для представления ко двору, поэтому вместо венца она воткнула в волосы нежно-розовый цветок пиона и выглядела невинно и свежо.

Асэби поспешила на площадку. Там уже было приготовлено место для молодого господина – в центре, а вокруг, лицом к нему – сиденья и бамбуковые занавеси. Как только Асэби села на указанное место, тут же прибыла Сиратама. Ее черные волосы, как и у Асэби, украшал живой цветок – рододендрон, а с него свисали усыпанные жемчужинами [11] ленты. Ее верхняя накидка светло-голубого цвета – карагину – была расшита белыми нитями, так что одежда выглядела изысканно и создавала ощущение прохлады.

Однако она как будто была напряжена: несмотря на румянец, лицо сохраняло застывшее выражение. Со строгим лицом Сиратама рассматривала место молодого господина.

Асэби прекрасно понимала, о чем думает девушка: ее мысли были как на ладони. Она и сама думала о том же. Одна из них войдет в дом Сокэ супругой наследника, а остальные, вполне вероятно, останутся глотать слезы. В груди остро кольнуло от внезапного осознания нынешней ситуации, которой Асэби до сих пор не замечала. Наверное, только она находилась в неведении, а вот Сиратама, видимо, с момента представления ко двору испытывала эту боль. Она сидела, слегка наклонив голову, а тем временем одна за другой прибыли Масухо-но-сусуки и Хамаю.