Война и Мир (СИ) - "СкальдЪ". Страница 2

— Чай? Вздор, Миша! Сергей! — он повысил голос, вызывая своего адъютанта. Как генералу ему был положен не только он, но и штаб из офицеров и нижних чинов. Судя по шуму и оживлению, часть из них Скобелев привез с собой, и они по-военному запросто уже обживались у меня в приемной.

— Слушаю вас, Михаил Дмитриевич, — к нам заглянул статный высокий поручик.

— Тащи сюда коньяк, фрукты и курицу. И давай без лишних церемоний, мы у друзей.

— Сей секунд-с, ваше превосходительство, — адъютант исчез.

— Вижу, ты стал еще более кипучей натурой, словно прекрасно вышколенный гусарский конь, — резюмировал я с улыбкой. — Подобного стоило ожидать. Давай тогда выпьем за встречу.

Выпили за встречу, закурили сигары, потом выпили за славу русского оружия. Разговор наш тек неторопливо и обстоятельно. Мы делились личными соображениями по поводу того, как будет протекать война и какие неприятности она может нам преподнести.

— Что о предстоящей кампании думаешь? — неожиданно спросил Скобелев. Он встал и прошелся по кабинету, поскрипывая новыми сапогами.

А что я думал? Война эта оказалась вызвана рядом причин, где вместе сошлись внутренняя и внешняя политика. Если говорить о причинах внешних, то они связаны с желанием Великобритании стравить Россию и Порту, взаимно их ослабив и не дав особых плодов победы выигравшей стороне. На данный факт наложилось мощное освободительное движение, вспыхнувшее на Балканах. В 1875 г. началось восстание против турецкого ига в Боснии и Герцеговине, а в 1876 г. — в Сербии и Болгарии. Естественно, эти движения нашли мощнейшую поддержку в России, которая считалась защитником славян и всех православных. Петербург же увидел шанс поправить свое стесненное положение после поражения в Крымской войне, когда нам запретили иметь на Черном море флот, и вообще, заявить о себе, как о сильной и самодостаточной державе. Турки же хотели оставить все, как есть и не собирались отдавать Балканские земли.

В 1876 г. на конференции в Стамбуле собрались великие державы, которые пытались решить кризис дипломатическим путем. Порта категорически отвергла любые намеки на частичную автономию Сербии, Хорватии, Герцеговины и Болгарии, не говоря про их полную независимость. После такого грозные признаки, свидетельствующие о приближении войны, обрели окончательную силу.

Я искренне считал, что в войне нет ничего хорошего. Люди покидают Родину, погибают, страдают и льют слезы. И все ради чего? Ради нового флага? Ради выгоды того, кто стоит над схваткой и снимает все сливки?

Но иной раз война действительно нужна. В такие моменты она является необходимым злом. Как пример — Болгария, которая в настоящее время часть Турции. Что для них лучше? Ужасный конец или ужас без конца? Возможно, имеет смысл потерпеть год или полтора, но в итоге получить независимость.

При всем при том не следовало забывать о жизнях тех наших солдат и офицеров, которые оплатят своей кровью чужие мечты. Что мы, в смысле Россия, с этого можем получить?

Я прекрасно помнил, что несмотря на более чем убедительную победу в войне, Россия выиграла совсем мало. Болгария обрела независимость, но что это дало нам? Чувство гордости и маленький клочок земли? После победы на фронте за дело взялись дипломаты. Англия переиграла нас, Франция сделала вид, что ничего не происходит, Германия не поддержала, Австро-Венгрия отхватила себе Боснию и Герцеговину, Италия деликатно отвернулась, а Россия осталась практически ни с чем. Итоговое присоединение Карса, Батума и Южной Бессарабии крупным успехом считать никак не получалось.

Но в войне имелись и плюсы. К примеру, обкатывалось новое оружие, определялись иные тактики и стратегии в связи с развитием науки и промышленности. Война давала возможность проявить себя толковым офицерам, из которых потом вырастут непобедимые генералы, такие как Скобелев.

При Александре III Россия ни с кем не воевала. Казалось бы, прекрасно, лучше и быть не может. Все так, если бы и другие державы жили мирной жизнью. Но когда вокруг постоянно что-то происходит, а страны непрерывно воюют и учатся на своих ошибках, подобное не есть хорошо. Мой друг Куропаткин в настоящее время считается толковым, решительным и храбрым офицером. А в прошлой истории 25 лет мирной жизни превратили его к началу Русско-Японской войны в слабохарактерного нерешительного рохлю, который постоянно думал, кабы чего не вышло и боялся даже намека на риск.

Я неоднократно излагал цесаревичу все то, что помнил по прошлой жизни. Мы с ним много думали, как можно изменить ситуацию. И одной из мер, гарантирующих, что в будущем Россию не заставят остаться при своих, стал секретный договор с Австро-Венгрией. Его заключили дипломаты, отправившиеся в Вену после визита цесаревича Николая. Я тогда еще только собирался ехать в Ташкент.

По данному секретному договору Австро-Венгрия не станет вмешиваться в войну, и более того, в случае осложнений поддержит Россию. Взамен она получит Боснию и Герцеговину, а к нам отойдет Болгария, которая, как и Финляндия, обретет статус Великого Княжества.

Естественно, австрийцы до последнего не хотели подписывать договор. Слишком уж жирный кусок, по их мнению, захотели отхватить себе русские. Да, они мечтали о Боснии и Герцеговине, но при этом не хотели ничем не делиться с Россией. Благодаря Николаю, его настойчивости, полному доверию со стороны императора и неплохой работе дипломатов, предварительное соглашение все же подписали.

Да и с Германией удалось договориться. Бисмарк всеми силами пытался спровоцировать новую войну с Францией, так как итогами той, что закончилась в 1871 г. никто во Втором рейхе доволен не был. Но в таком деле немцам требовались влиятельные союзники. Россия обещала поддержать претензии Германии в обмен на Болгарию.

Теперь у нас появилась страховка. Понятное дело, подобное выглядело гладким лишь на бумаге, жизнь же могла преподнести кучу неприятных сюрпризов.

Николай испытывал двойственные чувства. Ему нравилось, что у России есть союзники, но совсем не вдохновляло, что Болгария просто поменяет хозяина. Он считал такое поведение «мелким и торгашеским, совсем не рыцарским». Но мой довод о том, что вначале стоит требовать как можно больше, чтобы затем во время торгов иметь возможность чем-то пожертвовать, принял.

О данных секретных соглашениях знало всего несколько человек. Как в их числе очутился и я, стало для меня загадкой. Точнее, знаком, что будущий император мне полностью доверяет. Но я пока не мог раскрыть данные сведения даже перед Скобелевым. Да и общие ответы на заданный вопрос его бы не удовлетворили. Поэтому я зашел с другой стороны.

— Считаю, что война — продолжение внешней политики военным путем. В настоящий момент мы не можем не воевать. Турцию мы победим, но главная наша задача — не дать себя обмануть и запутать, не отдать плоды победы в чужие руки.

— Толково, Миша, очень толково! — одобрил Скобелев. — Мысль, что война есть продолжение политики мне понравилась. Будь спокоен, я ее запомню и опубликую в газетах, пусть наши замшелые генералы тоже начнут соображать. А что цесаревич Николай?

Естественно, о нашей дружбе с Романовым в армии знали. Слухи разошлись широко, добавив мне недоброжелателей, откровенных врагов и различных льстецов, надеющихся урвать свою порцию наград.

— Не поверишь, но он мне не докладывает.

Генерал шумно расхохотался. Мы разговаривали больше часа, допили коньяк, после чего Скобелев отправился к командующему прояснять свою судьбу — когда и куда его назначат. Я же вернулся к насущным заботам.

16 марта первый эскадрон начал грузиться в вагоны. Предусматривалась поэтапная передислокация полка, каждый день по два эскадрона. Это стало очередным вызовом, офицеры ругались на штабных крыс и поддерживали мою злость по поводу совершенно ненужного «крюка» до Одессы. Но вышло так, как вышло, а нам оставалось лишь выполнять приказ.

Теперь организационные вопросы приходилось решать заново. Гусары Смерти насчитывали восемьсот пятьдесят сабель и свыше двух тысяч лошадей. Для перевозки всех нас требовалось минимум четырнадцать паровозов, два вагона для офицеров и полкового штаба, 28 для нижних чинов и 250 для лошадей. Эти вагоны успели прозвать «теплушками», они вмешали 40 человек или 8 коней.