Рябиновое танго - Неделина Надежда. Страница 2
Войдя во двор их дома, она сразу же была обстреляна из трубок рябиновыми «пулями» двумя младшими братьями подруги.
— Иди ко мне, Машка, — позвала Машу Юлька, младшая сестра Женьки. — Тут окно, и они не будут сюда стрелять.
Юлька сидела на скамеечке перед домом и нанизывала на нитку ту же самую рябину, которой стрелялись мальчишки.
— А ты чем занимаешься? — поинтересовалась Маша не для того, чтобы завязать разговор, ей всегда нравилось общаться со смышленой и веселой девчушкой.
— Сено кошу! — не очень вежливо ответила Юлька. — Ты что, сама не видишь?
— Я вижу, что ты возишься с рябиной, но я же не знаю конкретно, что ты делаешь, — пряча улыбку, объяснила Маша свое любопытство.
— Я делаю бусы! Смотри! Нравятся? — Юлька подняла на вытянутой худенькой загорелой до черноты руке нитку рябиновых бус и сама полюбовалась ими.
— Нравятся! Может, ты мне подаришь их? — спросила Маша, улыбаясь довольному виду Юльки.
— Нет уж! За так, Машка, и чирей теперь не садится!
— Это почему же? — почти искренне удивилась Маша.
— А потому, что это мой бизнес! — заявила довольная Юлька и от гордости за свое дело высоко задрала свой чумазый подбородок. — Но ты, Машка, можешь их у меня купить, — хитро улыбаясь, предложила она.
— Как «купить»? — заинтересовалась Маша тем, как далеко может дойти маленькая стяжательница.
— Не знаешь?! — искренне удивилась она. — Ты же самая умная в школе, а не знаешь, что товар покупают за деньги!
— А вы в первом классе уже «Капитал» Маркса изучали? — улыбнулась Маша.
— Нет, я это и без твоего Маркса знаю! Так будешь покупать или будешь разговоры разговаривать?
— Я те щас куплю! Я те щас продам, бизнесвумен несчастная! — выскочила из дома Женька. — Маш, ну чего ты с ней лясы точишь? Иди ко мне! Покажу тебе новую помаду.
Маше интереснее было пообщаться с Юлькой, чем рассматривать всякую Женькину ерунду, но она не хотела обидеть подругу своим отказом. В Женькиной комнате без интереса Маша посмотрела помаду и новые туфли подруги.
— Будешь краситься? — предложила Женька.
— Ты забыла, что я не крашусь? — возмутилась Маша.
— Ну мало ли! Может, взяла и надумала, хотя тебе это точно без надобности. Ты у нас и так красавица! Это мне, белобрысине, надо ведро красок извести, чтобы приличный вид иметь, — крутилась перед зеркалом Женька.
— Не прибедняйся! — одернула подругу Маша. — Пошли лучше в клуб, а то темнеть начнет.
— Маш, ну чё, будешь брать бусы или нет? — окликнула ее все еще сидевшая на скамеечке Юлька. — Ты, по-моему, сама не знаешь, чего хочешь! — Юлька всеми правдами и неправдами хотела продать свой товар. — Если не на деньги, то давай по бартеру, — неожиданно предложила она.
— Это как? — рассмеялась Маша.
— Я тебе — бусы, а ты мне — жевачку, — лукаво улыбнулась Юлька. — Только полную, я знаю, у тебя всегда есть жевачка.
— Ну бартер, так бартер! — согласилась Маша. — Давай свои бусы! — Улыбаясь, Маша забрала у девочки бусы, отдав ей взамен упаковку жевательной резинки.
— У, настыра! — замахнулась Женька на сестру. — Маш, зачем тебе эта ерунда?
— Сама не знаю, — словами Юльки ответила Маша, — сама не знаю, чего хочу…
Глава 2
Самолет набирал высоту. Стюардесса мило улыбалась и заученно рассказывала о маршруте и о полете.
«Спасибо, красавица, что напомнила о том, куда я лечу, — думал Максим, удобнее устраиваясь в кресле. — Вот если бы ты еще сказала, зачем я туда лечу, я был бы тебе безмерно благодарен. — Он смотрел на кукольное личико стюардессы и на самом деле не понимал, что привело его в этот самолет. — Предки на днях улетели в Турцию, потому что в Египте они были зимой. Они всегда любили путешествовать. Только раньше, когда денег было мало, они ездили по Подмосковью, ездили на родину матери — в Полоцк, а сейчас выбирают только модные курорты». Максим неторопливо прокручивал в голове мысли, не видя рядом с собой подходящего собеседника, потому что его попутчики, угнетенные посадкой и взлетом, закрыли глаза и временно отключились.
Максим любил своих родителей, своих родственников, но больше всех любил отца. Давным-давно Анатолий Семенович Бернадский приехал в Москву из Орла. Тогда еще просто Толик Бернадский поступил в Институт инженеров железнодорожного транспорта и стал изучать там экономику. В этом же институте изучала программирование студентка из Полоцка Наташа Климович.
— Ты знаешь, Макс, какая наша мама тогда была красавица! — вспоминал Анатолий Семенович.
— «Была»? — одновременно улыбаясь и делая сердитое лицо, спрашивала Наталья Борисовна.
— Наташ, ты же понимаешь, о чем я! И сейчас ты у нас красавица, но тогда ты была молодой, — мечтательно вздыхал Бернадский-старший.
— Так! Я уже и старая?! — смеялась Наталья Борисовна. — А вообще ты сегодня договоришься!
Максим смотрел на шутливую перебранку своих родителей и отдыхал душой. Он считал свою семью лучшей в мире, а свою маму — самой лучшей и самой красивой мамой на свете. Ее лицо и после сорока было красиво той благородной неброской красотой, что отличает всех славянок: голубые глаза, изящный овал лица, густые волосы пшеничного цвета.
— Не понимаю, чего ради я пошла за тебя замуж? — смеялась Наталья Борисовна, поглаживая мужа по начинающей появляться лысине.
— А ты не выдержала напора обаяния настоящего орловского рысака, — смеялся в ответ Анатолий Семенович и подмигивал Максиму.
В этот момент Максим смотрел на отца глазами матери и видел перед собой голубоглазого, начинающего лысеть шатена среднего роста с очаровательной улыбкой. Не красавец, но для Максима отец всегда и во всем был эталоном. Максим помнил, как в детстве, когда они жили в Домодедово, а родители работали в Москве в каком-то конструкторском бюро, всегда страшно скучал по отцу. Он не мог дождаться выходных, когда ему не надо будет идти в садик или в школу, а родители никуда не уедут, а останутся дома. Тогда он не отходил от отца ни на минуту. Им всегда было интересно вдвоем.
Потом грянула перестройка, она и помогла Анатолию Семеновичу изменить жизнь своей семьи. Тогда уже кандидат наук, он ничего не продавал, ничего не покупал, как это делали другие, а работал оператором по перевозке контейнеров для экспедиторов. Сначала эта работа носила разовый характер, бывала от случая к случаю, потом образовалась маленькая фирма-экспедитор по перевозке транзитных грузов в контейнерах. Фирма постепенно разрасталась, обрастала постоянными клиентами, расширяла территорию перевозок и постепенно же стала солидной, авторитетной фирмой в Москве, а Анатолий Семенович стал ее директором.
В семье появились деньги и как следствие — квартира почти в центре Москвы. Максим видел, что отец всегда легко расставался с деньгами. Он замечательно легкий человек во всем. У него много друзей и знакомых, причем одних — настоящих, а других — хороших еще с институтских времен. Наверное, и родители, и друзья отца повлияли на то, что Максим, окончив школу в Домодедово, поступил в их родной институт.
И в школе, и в институте Максим учился легко и весело. Внешне он походил на мать: густые волосы пшеничного цвета, красивой формы нос и глаза. Его глаза отличались от материнских по цвету: они были скорее серыми, чем голубыми. Характером же он пошел в отца, поэтому у Максима всегда было много друзей и подруг. К наличию большого количества последних в семье относились настороженно, но терпимо.
— Когда же наконец ты определишься, сын? — вопрошал Бернадский-старший своего отпрыска, рассматривая фотографии с какой-нибудь очередной вечеринки.
Повод для волнений у отца Максима, конечно, был. Максим уже два года после окончания института работает в его фирме и давно вырос из детских штанишек.
— Ты же вроде без комплексов, чего же ты так долго выбираешь себе спутницу жизни, — недоумевал отец, который сам женился, будучи еще студентом.
Но Максим так не считал. Один комплекс за собой он знал и называл его комплексом хорошего человека. Вырос он в образцовой семье, где царили любовь, взаимоуважение и взаимопонимание, где ценили дружбу, человечность, интеллект. Теперь он за версту чуял лицемерие, снобизм, идиотизм в любой стадии. И если девушка рыдала из-за сломанного ногтя, завидовала подруге, которая приобрела сумочку от Гуччи, а на тусовку со звездой рвалась, как в бой, Максим просто переставал ее замечать. Зато он стал замечать, что таких девушек в Москве становилось все больше.